Долги наши

Колонна прошла.

Жека сидел на крыльце, степенно жевал помидор с грядки, Лешка суетился рядом, не мог успокоиться. Рев колонны затихал в темноте, уступал стрекотанию сверчков.

– Как они, Жека, а?! Как они: ррррээээнннчччщщщщ! – Лешка топил педаль в пол, и клыкастый ЗИЛ устремлялся в поле, сминая степные травы и разгоняя облака пыли.

Над крыльцом горела лампочка, вокруг нее толкались мошки и ночные бабочки.

– Пошли в комнату, – Жека отер руки о широкие шорты, – вставать рано.

– Пошли.

– Ноги помой.

– Ага.

Легли.

Жека на правах хозяина спал на полу. Лешка лежал на его кровати и тихо завидовал.

– Жек, слышь, Жек, а почему ночью работают?

– Днем тоже работают.

– А когда спят?

– Зимой.

– Я понимаю, а зачем ночью работать?

– Скоро дожди пойдут, не покосишь. Надо успеть до дождей.

– А почему комбайны, когда косят, медленно едут, если надо быстрей?

– Спи.

– Жек, а дядь Вова может меня в поле взять?

– Нет.

– Почему?

– Последний день уборки сегодня.

– А… Жалко.

Лешка проснулся часов в семь. Высокое солнце уже припекало. В сенях Галина Ильинична, Жекина мама, высокая, красивая женщина, процеживала утреннее молоко.

– Проснулся? Сепарировать молоко будешь?

– Буду… Теть Галь…

– На вот, садись. Подвинь табуретку. Вот так.

– Теть Галь, сегодня уборку заканчивают, да?

– Да.

– Праздник будет?

– Будет.

– А нам можно?

– А кто будет по хозяйству управляться? Кролям травы надергайте и воды налейте. Курям тоже воды. И Борьку не забывайте. Все, я в школу, – она улыбнулась племяннику и быстро вышла за калитку.

Тетя Галя преподавала историю в сельской восьмилетке. Лешка не понимал, зачем учитель ходит в школу летом. Он строил догадки и сосредоточенно крутил ручку сепаратора. Надо держать ритм, иначе молоко польется куда-то не туда и ручка встрянет намертво. Тогда сепаратор придется разбирать и прочищать. Сам Лешка разбирать не умеет, теть Галя ушла, а Жека будет глумиться, поэтому крутить надо сильно и равномерно, вот так.

Молоко показалось на стоке. Сначала несколько капель, потом потекло тонкой струйкой, и, наконец, голубоватая обезжиренная струя полилась в эмалированное ведро, взбиваясь в пушистую пену. На противоположном стоке появилась тонкая полоска сливок. Лешка подставил под них кастрюлю, долил молока в приемную емкость и снова налег на ручку.

К десяти жара стала нестерпимой, на термометре было под пятьдесят. Жека и Лешка валялись в большой комнате на паласе. Каждый час, накрывшись с головой толстой рубахой дядь Вовы, они по очереди бегали во двор, доливали воды в поилки кроликам, курам и хряку Борьке.

В доме было прохладно. Все окна еще с весны были заклеены фольгой, и, несмотря на полумрак, включать электричество днем категорически запрещалось. Жека объяснил запрет просто: отпустил Лешке щелбан и, ткнув пальцем в потолок, назидательно сообщил: «Это что? Это – лампа накаливания. От нее воздух тоже греется». Дом был совсем новый, трехкомнатный, с магистральным газом, летней кухней и большим участком. Но Лешке больше нравилось в старой хате жекиной бабушки. Дом старый, дореволюционной постройки и весь обвит виноградом. Стены толстые, не пускают ни холод, ни жару. Вокруг дома растут три вишни, четыре яблони и черный тутовник. Никакой фольги на окнах не надо.

– Жека… Жек…

– Чего.

– А сколько дядь Вова зарабатывает?

– Вообще? Или за уборку?

– А он что, по-разному?

– Конечно.

Лешкина мама работала на заводе и всегда зарабатывала одинаково. Иногда отец, калымивший на северах, получал сверх обычного, и тогда приходили большие алименты.

– Ну, за уборку сколько получит?

– С тыщу должен.

– Да ладно! Таких зарплат не бывает, – убежденно сказал Лешка.

Вообще–то сосед Семка хвастал, что отец привез из загранки двухкассетный «Шарп» за полторы тысячи, но Лешка не очень-то верил: откуда у нормального человека полторы тысячи? Столько может быть только у бандита после ограбления. А Семкин отец не бандит, работает в Агропроме (это дом такой серый на пересечении Мира и Коминтерна), ходит с портфелем и носит Семке красивые ручки с английскими буквами.

– Это в городе у вас не бывает. А кабы батю на комбайн допустили, так и все две тыщи заработал бы.

Получить две тыщи за месяц было настолько нереально, что Лешка сразу поверил.