Вовка рванулся на помощь. Вот он уже во дворе.
Михалыч стоял на балконе четвертого этажа и готовился к прыжку. Вовка сразу понял, что он задумал и куда именно надо бежать. Ниже этажом вправо.
Он на одном вдохе взлетел к дверям нужной квартиры.
Сердце разрывалось от напряжения.
Вовка барабанил изо всех сил.
Неумолимо бежали. секунды
– Неужели никого нет?!..
Есть! Чьи-то шаги…
Заспанная физиономия мужчины. Вовка оттолкнул его и ринулся на балкон. Открыв дверь, он увидел сидящую хнычущую девочку. Поднял ее и передал все еще ничего не понимающему хозяину. Сам же бросился к Михалычу, вернее, к его рукам, которые медленно сползали по прутьям балконной решетки.
Перегнувшись через перила, Вовка попытался ухватить руку, но не успел. Он увидел лишь удаляющиеся глаза Михалыча, в которых читался вопрос:
«Как малышка?» и еще что-то…
Теперь вниз!
Вовка первым оказался рядом с лежащим навзничь Михалычем. Он принялся делать ему искусственное дыхание, но через несколько минут понял его бесполезность.
Вместе с Цезарем они перенесли Михалыча и положили на траву.
Потом они сидели на скамейке, и Вовка корил себя последними словами за то, что всего лишь на одну-две секунды не успел и непроизвольно подвывал.
Пал Палыч, так звали Цезаря, как мог, успокаивал его, хотя и сам был потрясен случившимся:
— Рубикон перейден – задумчиво и одновременно утвердительно произнес Палыч – назад дороги нет. Знаю, он смерти не боялся, не раз ей в глаза смотрел. Цельный был человек!
Дальше все происходило как в тумане. Толпа соседей, скорая помощь, охающие старушки, Клавдия и Липа рассказывают зевакам о случившемся – с каждым разом все красочнее.
За чертой
Михалыча похоронили рядом с женой на Смоленском кладбище. Вовка успел лишь к концу процессии и едва успел бросить в могилу горсть земли со словами:
– Пусть земля ему будет пухом.
Прощай батя…
Это уже позже он узнал, что в древние времена когда хоронили погибших на их могилы люди носили землю шапками, шлемами, корзинами насыпая сопки и курганы И чем достойнее были погибшие, тем выше были их могилы, ведь землю приносили и позже – в дни поминовения.
Провожающих было совсем мало – невестка с внуком и все. Сын Дмитрий находился в плавании. Вовка рассказал, как все произошло.
Невестка, убрав набежавшую слезу с горечью прокомментировала:
– Это на него похоже – спасатель…
Всюду лез, все-то ему было надо, то кого-то грудью прикроет, то из проруби вытащит. И сам рано ушел, и жену туда раньше времени отправил! – но, увидев Вовкин взгляд, сбавила тон:
– Всю жизнь она за него боялась, переживала…
Поправив венок, она попрощалась и ушла.
Вовка стоял у глиняного холмика в прострации:
– Что теперь-то?..
Но тут он вспомнил, как Михалыч собирался погулять на их со Светкой свадьбе.
– Как же он тогда сказал?…
«Это на поминки не приглашают…»
Вовка прошел до ближайшего магазина и вернулся на кладбище. Он видел, куда направились могильщики, и пошел к ним. Зайдя в бытовку, он безошибочно определил старшего – крупного бородача.
– Мужики, давайте помянем хорошего человека.
Старший хмыкнул:
– А здесь, почитай, все кладбище хорошими людьми заселено. Кто ж про покойников плохое скажет? А кто он тебе?
– Никто.
– Значит, и правда хороший человек. У нас сейчас только говнюков всяких с музыкой толпами хоронят, а хороших людей и при жизни не ценят и после смерти быстрее забыть стараются. Они ж как укор всем оставшимся!
Вовка ехал домой и под стук колес электропоезда вспоминал, вспоминал, вспоминал…
Знал он Михалыча всего ничего, но ближе человека в жизни не встречал. И это несмотря на то, что по возрасту, тот мог бы быть его дедом. Но между ними была какая-то невидимая связь – чувствовал, как их притягивало друг к другу.
Но больше всего мучил его еще вопрос:
– Что же было в последнем взгляде Михалыча?
Это было какое-то послание адресовано именно ему и он ощутил какой-то толчок.
Что-то необычное было и в резюме паталогоанатома:
– Сердце разорвано как граната – никогда такого не видел – возможно, умер до того как упал.
Вовка чувствовал себя после свершившегося совсем другим человеком, как будто в его теле поселился кто-то еще. Но это его почему-то совсем не тревожило.
Он вспомнил слова Палыча: Рубикон пройден – назад дороги нет. Это было сказано и о нем – прежним Вовкой он уже никогда не будет!
И еще он вспомнил слова Михалыча: