Путеводитель по раю. На грани неведомого

– Ну ладно, давай по-другому. Каждый из нас хочет жить хорошо, и человек постоянно ищет то, что ему нужно. У женщин и мужчин в желаниях различия вроде бы незначительные. Мы ищем, где нам лучше устроиться, а они – как им лучше устроиться. Мужику что? Ему собраться – только подпоясаться, а у женщин всегда в перспективе хвост, с которым далеко не убежишь. Потому и любовь у них все же с большей долей расчета. Не всегда, конечно…

– Все равно, Виктор Михайлович, с ними кашу не сваришь!

– И без них тоже, – улыбнулся хозяин. – Ты вот что, зови меня просто Михалыч, мне так привычней, а то пока имя-отчество выговариваешь – мысль недолго потерять.

Сосед ушел в свою комнату. Вовка задумался. Не похож Михалыч на всех тех вояк которые ему попадались, совсем не похож. Да еще этот шрам, выступающий из-под ворота рубахи, который Вовка только сейчас заметил.

Вовка работал в частном предприятии по производству мягкой мебели. Работа не так тяжелая как занудная. За полгода он освоил все операции и мог подменить любого из бригады. А еще он без проблем мог остаться и на вторую смену. Именно потому он числился в хороших работниках, свидетельством тому зарплата, которая порядком подросла.

В первое время, когда Вовка еще жил в поселке, он после работы часто с приятелями оттягивался пивком. Общество отчима ему было невыносимо, и он старался вернуться домой попозже, а то и вовсе заночевать в цеху, благо выбор диванов здесь был большой. Основными темами в его новой компании были две – девочки и автомобили. Здесь процветали хвастовство постельными подвигами и мечты— в основном об импортных «тачках». В конце концов, все сводилось к совсем уж простой схеме: чтобы снять девочек, нужна тачка, чтобы заиметь тачку – нужны деньги. Вовке эти разговоры быстро стали надоедать, и когда он заимел свою комнату, эти посиделки стал посещать все реже и реже.

Возвратившись домой, он часто валялся перед телевизором на старом продавленном диване и размышлял о своей дальнейшей жизни. Будущее просматривалось неясно, но финал у него рисовался во всей красе. Вот он на шикарном джипе обгоняет устаревший БМВ, в котором сидит Оля со своим хмырем, и Вовка небрежно машет им рукой.

– Эх, было бы с кем посоветоваться, кто бы подсказал, – размышлял он, – а то ни друзей, ни приятелей… Пока он долг Родине отдавал, все куда-то поразбежались, поразъехались.

Все чаще Вовка стал думать о своем соседе Михалыче. Не раз он возвращался к их мимолетному разговору о женщинах. А тут еще в их фирменном магазине новая девочка появилась, вот уже неделю как с ним переглядывается. Так что кухонная тема, похоже, еще не закончена.

Подтолкнул его к этому новый приятель Пашка. Он работал в агентстве недвижимости, которое находилось рядом с их салоном-магазином. Именно он в прошлом месяце и подыскал ему комнату. Пашка тогда поведал:

– Мужик из Питера, жена у него недавно умерла. Там он квартиру продал, а купил здесь, может, деньги были нужны, может, ближе к природе потянуло. Про квартиранта у него была такая наводка: чтобы молодой, не употребляющий и чтоб после армии – как раз про тебя.

Пашка тоже обратил внимание на девочку из салона, пошутив, что здесь она вряд ли долго проработает, кто-нибудь купит как приложение к мягкой мебели, больно уж хорошо она на фоне диванов смотрится. Непонятно почему, но Вовку это задело.

Двор

Михалыч сидел на скамеечке в глубине двора. На шахматной доске были расставлены фигуры, но его партнер Пал Палыч запаздывал. Было около десяти утра, во дворе было тихо и пусто. За углом еще шаркала метла припозднившегося дворника, а у первого подъезда сидела пожилая женщина, рядом с которой стоял костыль.

Но вот, наконец, из дома напротив, вышел грузноватый пенсионер и засеменил в его сторону.

– Михалыч… – приподняв руку, поприветствовал опоздавший.

– Палыч … – легким кивком ответил тот, и показал на доску— какие выбираете?

Палыч, пробубнив что-то про слонов Македонского выбрал белые и двинул вперед пешку.

Они были знакомы меньше месяца. Пал Палыч был учителем истории. Он прожил в этом дворе уже два десятка лет, а в городке все сорок. Прозвище Цезарь он получил из-за того, что часто упоминал римского императора. Десять лет назад в это время Палыч под руководством супруги пахал бы на собственных шести сотках. Но теперь дача была заброшена, супруга больна. И вот уже не первый год летние каникулы Палыч проводил в городе, читая лекции всем желающим. Желающих было немного и потому Цезарь был очень рад новому знакомству, видя в новом соседе интересного собеседника. Михалыч знал прозвище своего напарника, но называл его так лишь мысленно – возраст уже не позволял.

Из-за угла вывернули две пожилые женщины с журналами и брошюрками в руках. Они окинули взглядом двор и не спеша направились в их сторону.

– Во! Свидетели Иеговы[1 - Организация и все 395 ее местных подразделений запрещены в России.] пожаловали, – сообщил Палыч, – не спится им, круглые сутки миссию выполняют. Сейчас спрашивать будут: а вы знаете, как зовут Бога? – заключительную часть фразы он произнес гнусавым голосом.

Женщины подошли, поздоровались и та, что моложе, обращаясь к новому для них человеку, действительно обратилась с вопросом, правда, не по тексту «суфлера» Палыча:

– Вы верите, что на Земле будет конец света?

– Верю.

– А вы хотите спастись?

– Нет.

И если первый ответ полностью вписывался в подготовленный сценарий разговора с непросвещенными, то второй ставил жирный крест на его продолжении в нужном русле. После заученных наводящих вопросов, следующий прозвучал намного искренней:

– Почему?

– Потому что все мои предки, родные и близкие, не успев приобщиться к вашему единственно-верному учению, уже не спаслись. Так я уж заодно с ними – в общую кучу.

– А может, все-таки… – вторая женщина протянула Михалычу брошюрку и журнал.

– Может…

Взяв предложенную литературу, он положил ее рядом с собой на скамейку, – надо же знать, кто нам какое светлое будущее обещает.

Он посмотрел журнал

– Башня какая-то… сторожевая…

Страница журнала не сулила плохим людям ничего хорошего

– У них башня, у масонов пирамида. И там и там надо карабкаться к месту под солнцем и поближе к высшему начальству. А вообще это прообраз карьерной лестницы – все пирамиды ступенчатые, только из-за масштабности не так в глаза бросается.

– Был я там – видел.

Женщины, о чем-то переговариваясь, пошли дальше.

– Смотри, как они сейчас Клавдию обойдут, – кивнул им вслед Палыч. – В прошлый раз она их так своим костылем отходила! Она-то истинно православная, а православные ух как могут врезать, хоть ракетой, хоть костылем!

Действительно, проходя мимо клавдиной скамейки, женщины прижались к противоположной обочине и ускорили шаг.

Михалыч вспомнил фразу своего фронтового товарища Вадима, которую он запомнил почти слово в слово:

«Каждая религия считает иноверцев врагами и просит у Бога их покарать. Бог в растерянности…»

Палыч поведал о Клавдии Антоновне:

– Нрав у нее будет покруче, чем у Екатерины Великой. Но, как говорится, бодливой корове Бог рогов не дал. В тюремной охране работала – все по струнке перед ней стояли. А лет пятнадцать назад они с мужем на своей машине в аварию попали, так что ей пришлось отнять обе ноги. Но она так лихо на протезах ходит, что не каждый догадается, что она без ног. Воля-то у нее – во! – и поднял зажатый кулак. После чего продолжил:

– Потом муж от нее ушел, и не потому, что подлец какой – он и сейчас ее навещает, – а потому, что извела! – Последнее слово он произнес по слогам и тут же переключился:

– Михалыч, а тебе мат!

– Действительно… Прямо как в той шахматной задаче: белые начинают и выигрывают. Теперь моя очередь.

Расставляя фигуры, Михалыч вспомнил, как он впервые проходя мимо Клавдии угостил ее яблоком. Та попыталась отказаться, но быстро сдалась. Потом она стала жаловаться на высокие цены, на то, что хорошие лекарства и свежие фрукты ей не по карману, а ведь надо и в церковь что-нибудь отнести.

На ее вопросы о своем семейном положении, не развивая тему, Михалыч ответил, что он вдовец, а о материальном – на жизнь хватает.

– Она и с дочкой и зятем не ладит, все указывает, как им жить, как внуков воспитывать, все тяжкие на них вешает.