Охотники

Легче стало, когда убавили до спокойного шага. Андрей Иванович сделал пальцем знак, чтобы мы не шумели, сам был осторожен и внимателен, всё более замедлял ход, а скоро и вовсе остановился. «След бросать надо. Он к реке идёт, близко уже тут. На нашей стороне озерца есть и болотце. Он теперь там где-нибудь заляжет, а нам обход надо делать».

Двинулись от тропы. Лес кончился на значительном от реки расстоянии, и перед нами лежало пустое заснеженное пространство. Не выходя на открытый снег, Андрей Иванович повёл краем, по мелкому ельнику. На беду, с неба снова начало падать, так что, когда мы снова наткнулись на след, его почти занесло уже. «На болото ушёл», – подтвердил свою догадку Андрей Иванович. «Вон, слышно, сорока стрекочет: его зачуяла».

Иванов хотел тут же идти к болоту, и мы поддержали его, но Андрей Иванович остановил, сказав, что теперь, если спугнём старца, нам его долго нагонять придётся. А так – он в болоте пережидать будет и никуда не денется, так что лучше устроить облаву на следующий день.

После лыжного пробега мы все – я в особенности – чувствовали усталость и поэтому, хоть и были в азарте, согласились продолжить охоту утром. Егерский дом оказался не далее, чем в трёх километрах к северу от болота. Затопив печь, Андрей Иванович оставил нас отдыхать, а сам отлучился в монастырь – набрать загонщиков.

Утром, наскоро перекусив хлебом, мы поспешили на место. В леске недалеко от болота нас уже поджидали сорок человек монашей братии. Андрей Иванович увёл их ближе к реке и выстроил для облавы, затем вернулся к нам и велел брать номера [№1] из шапки. Я вышел вторым и должен был стоять между первым Ивановым и третьим Михаилом по центру линии [№1]. Утоптав кругом снег, я присел, спрятавшись за калиновым кустом, и приготовил оружие. Мне было видно, как Михаил, тоже утоптав под ногами площадку, встал на изготовку, прислонившись плечом к стволу старой берёзы. Андрей Иванович дунул в рог, и цепь монахов, издавая молельные звуки, пришла в движение.

Казалось, время тянется необычно долго. Я начал думать уже, что старец ушёл с болота и ожидать его бесполезно, как вдруг, прямо перед монашей грядой, из-под снега вырвалось чёрное. Изготовив ружьё, я смотрел, не побежит ли ко мне, однако фигура дала левее – там стоял Иванов. От мысли, что теперь точно на меня не пойдёт, взяла такая досада, что я опустил ружьё. И зря: видно, что-то почуяв, старец поменял направление, и скоро я увидел его так близко, что можно было стрелять. И я выстрелил.

Пуля стукнула в дерево, а пока я перезаряжал, старец был уже далеко. Он снова бежал на Иванова, и скоро тот выстрелил – тоже промах.

Видя, что добыча уходит, я решил стрелять в угон [№1], но не мог поймать мечущуюся цель.

С первого номера прозвучал ещё один пудельной [№1] выстрел, а потом я увидел, как Иванов с криком бежит за старцем.

Андрей Иванович, тоже заметивший это, подул в рог, но Иванов, будто не замечая ничего вокруг, бежал глубже в лес. Некоторое время его спина петляла между деревьями, пока не скрылась за ними. Через минуту из леса донеслось эхо выстрела, после этого была тишина.

Мы ждали около получаса, но Иванов не возвращался. Пристегнув лыжи, пошли искать. След тянулся далеко и привёл к дороге. Здесь он обрывался: утром машина счистила снег, и мы не знали, куда идти дальше.

*

– Нашли? – спрашиваю я. Однако по одному виду Андрея Ивановича всё ясно:

– Нет.

Больше ни слова – молчание. Ватная тишина до судорог натирает кожу сухими волокнами. Порывает вскочить и крикнуть от раздражения, но – желание затухает, когда Андрей Иванович открывает печь, чтобы вынуть завтрак: картошка.

Михаил первым садится за стол. Мы едим, макая клубни в солонку.

Иванова нет двое суток. Вчера поисковая бригада прочёсывала лес от места облавы до дороги, потом в обратную сторону – до братских могил. Никаких следов. Если такие и были, их укрыл снег.

Сегодня, говорит Андрей Иванович, снега быть не должно. Снаружи нас обдаёт холодом, но мороз умеренный, без перегиба.

Бежим по хрупкому снегу. Даже вблизи опушки лес плотный, но деревья будто расступаются перед нами, открывая дорогу. Лыжи слушаются меня теперь; я бегу с удовольствием, мне легко дышать. Хмурое настроение утра рассеивается, будто снег с потревоженной ветки, падает на каждом шагу, оставаясь лежать на лыжне позади меня. Я надеюсь не подобрать его на обратном пути.

Мы приходим в деревню. Ещё вчера Андрей Иванович сговорился с местными о том, чтобы взять собак для поиска Иванова. Трое мужчин вызываются идти с нами в лес. Мне не хочется никуда идти. Я говорю об этом Михаилу, который смотрит мне в лицо и, что-то решив про себя, уходит.

Я остаюсь в деревне. Собачатник, тот самый, у которого мы брали Гермеса, приглашает меня к себе. У него просторная изба в несколько комнат; пол, хоть и видно, что его убирают, будто оброс собачьей шерстью, и мне становится неуютно, когда, разувшись, я оглядываюсь по сторонам в надежде увидеть тапки, но не нахожу их.

Старик ведёт меня в зал и, по традиции домостроя, усаживает в красный угол. Собаки – их здесь не меньше десятка – чувствуют себя хозяевами дома, лезут ко мне, норовя запрыгнуть передними лапами на колени. Я брезгую прикасаться к чужим животным и пытаюсь защититься от них локтями. Признаться, я вообще не люблю собак.

– А ну, место! – слышу я, наконец, и псы оставляют меня, разбредаясь по дому; кто-то ложится здесь же, возле стола. Старик, кажется, вовсе не замечает моего неудобства. Он что-то рассказывает мне, разливая чай и накладывая варенье в розетки, наверное, о собаках. А я безуспешно пытаюсь вспомнить его имя.

Допив чай, я отказываюсь от навязчивых предложений повторить. Старик заискивает, словно холоп перед барином, предлагает партию в шахматы и тычет в меня клетчатой доской. Я спасаюсь почти что бегством, несвязно объясняя что-то о желании прогуляться одному. Выручает ружьё, прихваченное на всякий случай утром.

– По опушке здесь только белок стрелять, ну, может, зайца встретишь, – старик идёт за мной до калитки.

Оставшись один, я понимаю вдруг, что делать мне абсолютно нечего и лучше бы я согласился на партию в шахматы, но возвращаться теперь – значит признать победу этого дикого старика. Некоторое время я тупо стою на одном месте и – мало ли из окна увидят – делаю вид, будто ищу что-то в карманах. Однако скоро моё представление явно начинает затягиваться, и остаётся только одно – идти к лесу.

Деревья постепенно приближаются. Ощущение, что не я иду к ним, а они – ко мне. Ещё несколько метров – и они сгруживаются передо мной многоэтажным частоколом, топорщат в небо густую щетину ветвей. Лыжа натыкается на куст можжевельника, словно не хочет пускать меня дальше, но я колеблюсь всего секунду и в следующее мгновенье продолжаю двигаться дальше.

Здесь удивительно тихо, и тем тише становится вокруг, чем дальше я продвигаюсь вглубь леса. Обступившие со всех сторон деревья больше не пугают меня, а, скорее, наоборот – успокаивают. Только изредка одно из них скрипнет вдруг, заставляя невольно вздрогнуть. Мысли, до этого пробегавшие мимо стремительными ручьями, плавно текут теперь единым потоком, и мне не составляет труда окунуться в любую из них и плыть так долго, как я этого захочу.

Потеря Иванова нисколько не беспокоит меня. Знакомство наше было всего лишь случаем, незначительным эпизодом, как вопрос о «котором часе», прозвучавший на улице. Иванов был одним из множества случайных прохожих, и его пропажа – только факт для меня, положение вещей, на которое можно сказать разве: «Ну, что ж…» Единственное, что я испытываю после этого происшествия – досадное чувство, оттого что мы не продолжаем охоту и время уходит зря.

Недалеко от меня, чуть впереди, на снег падает шишка. Я делаю ещё шаг и останавливаюсь, осматривая деревья: белка застыла на ветвях старой ели. Несколько секунд зверёк пристально изучает меня чёрными глазами, затем срывается вдруг и бежит, перепрыгивая с одного дерева на другое. Скоро я теряю её.

Мне, видимо, следует повернуть обратно к деревне, потому что лес вокруг становится чаще, и я, кажется, забрёл достаточно глубоко. Я оборачиваюсь и смотрю на лыжню: надо только развернуться и идти по ней. Но я в нерешительности продолжаю стоять на месте. Тишина уже не такая плотная, и я пытаюсь понять, что её нарушает – где-то справа. Я слышу хрупающий звук, как если бы кто-то ел там капусту. Частый лес мешает обзору, но звук приближается, появляясь чёрной фигурой из-за кустов – старец.

Он заметно сутул, но очевидно выше меня; ряса монаха, подпоясанная тесьмой, прячет худое тело. Возле глаз и на лбу кожа складывается в морщины, оставшаяся часть лица заросла волосами: обильная борода, вспененная седыми прядями, падает на грудь широким потоком. Но более всего заметны глаза. Мерцающе-голубые, – будто плещется что-то в них: то ли вода, то ли небо, – они вперились в меня, лишая дыхания и движения. В правой руке старец держит палку.

Протекает время, – как возможно исчислить поток, даже войдя в него? – я продолжаю стоять; старец глядит на меня и начинает идти. Ко мне, всё ближе. Ружьё висит у меня за спиной, но руки свело и они не слушаются. Я с трудом ощущаю собственные действия, будто скованные густым, не успевшим ещё застыть раствором цемента. Лишь с большим трудом мне удаётся стянуть лямку с плеча, но монах уже рядом, и дуло почти упирается ему в живот. Я, кажется, вскрикиваю перед тем, как нажать на курок, и падаю, отброшенный выстрелом. Снег мягко ловит меня, лезет за воротник и в уши, острая боль в правой лодыжке возвращает к чувствам. Я хочу подняться, но руки проваливаются в снег, не находя опоры, а сверху чёрная фигура старца валится на меня, и я снова вижу его глаза. Они продолжают смотреть, но теперь это только инерция, и синий взгляд расплывается и быстро светлеет, как разбавленная водой акварель.

*

– Лыжа вбок ушла, а другая – сверху её держала, вот, вывих и получился, – объясняет Андрей Иванович, заматывая ногу бинтом. – Если бы не крепление, обошлось бы. Ну, ничего, неделю, может, понеудобствуешь, а то и раньше утихнет.

Раздаётся стук, и Михаил идёт открывать дверь. Это приехали монахи, им нужна голова убитого.

Андрей Иванович фиксирует бинт и, прихватив со стола большой нож, выходит в сени – там подвешена туша. Спустя короткое время он возвращается.

– Понесли череп вываривать[3 - См. Приложение №3.], – объясняет он про монахов. – Я раз был у них в подвалах: там по углам до потолка черепами уставлено. Скоро девать некуда будет. Ну, да ладно их… Я думаю, может, похлёбки из потрохов нам сделать? Или печёнку зажарим[4 - См. Приложение №4.]?

В день отъезда поиски Иванова всё ещё продолжались. Однако это была уже не спасательная операция – икали труп.

До автобуса нас провожал Андрей Иванович. Прощаясь со мной, он полез вдруг в карман и что-то нашарил там, оказалось – пулю.

– Та самая. Которой старца убил. По кишкам прошлась да в позвоночник уткнулась. – Андрей Иванович протянул пулю мне: – Патрон из неё сделай. Она особенная теперь: с такой и на вампира ходить можно.

Глава 1. Заповедник

1.1 Природа Калужской области

Общей информации достаточно, чтобы судить о предмете. Вот, что мы знаем:

Калужская область расположена в центре Восточно-Европейской (Русской) равнины. Площадь её 29,9 тыс. км

. Территория области лежит на древней докембрийской Русской платформе, сложенной кристаллическими породами, обнаружены здесь и следы вулканической деятельности. Сверху кристаллический фундамент перекрыт мощной толщей (около 1000 м) осадочных отложений разного возраста. Среди них встречаются полезные ископаемые: бурый уголь, различные глины и пески, известняк, мел, фосфориты и пр.

Климат Калужской области умеренно-континентальный с резко выраженными сезонами года. Среднегодовая температура колеблется от +3,5 °С до +4,5 °С. Годовая сумма осадков равна 550—650 мм, причём две трети их выпадает в виде дождя и одна треть в виде снега. Ветровой режим характеризуется преобладанием ветров западных направлений.

Весь комплекс природных условий и, прежде всего, климат обусловливает широкое развитие речной сети. По территории области протекает 2043 реки, около 200 из них имеют протяжённость более 10 км. Реки области относятся к волжскому бассейну, и лишь на западе протекают реки днепровского бассейна – Болва и Снопоть. Самые крупные реки области: Ока, Угра, Жиздра, Протва, Шаня, Вытебеть, Болва, Рессета, Ресса, Суходрев. Все реки характеризуются извилистым руслом, небольшим падением, медленным течением. Многие из них в пойме имеют озёра-старицы.

Географическое положение области на стыке лесной и лесостепной зон определило весьма значительную здесь пестроту почвенного покрова. Господствующими же являются дерново-подзолистые почвы, которые в центральных и восточных районах сменяются светло-серыми лесными.

По характеру растительного покрова территория Калужской области находится в пределах двух подзон: большая часть в подзоне хвойно-широколиственных лесов, центральная и восточная часть – в подзоне широколиственных лесов. В настоящее время естественная растительность сильно изменена. На смену коренным типам лесов пришли леса смешанные, в которых главная роль принадлежит берёзе и осине.