Побег с Колымы. История реального побега из ГУЛАГа

И вот теперь ещё и эта – «Побег с Колымы» о моём общении с удивительным человеком, сумевшим успешно сбежать из Гулага. Книга о самом удивительном пути попадания в Гулаг и самом удивительном маршруте побега.

Предисловие о машине судеб

«И тут машина колымских судеб – тот самый неправдоподобно громадный барабан – буднично звякнув: «Пришло ваше дело!» – выдала первый ответ на мой вопрос.

Личное дело заключенного № Г-878/КТР – номер «литерный», с буквой – такие станут носить на одежде заключенные-берлаговцы; до организации на Колыме отделения Особого лагеря литерные номера имели только з/к КТР. Собственный, архивный номер дела – 3—123180, где первая цифра – индекс, обозначающий, что заключенный умер – от болезни, замерз, убит при попытке к бегству, погиб на производстве – «ушел под сопку», «убыл в Третий архив», зековско-свитловское определение тех лет. Удивительно, что индекс «3» сохранился и в нынешней архивной практике. А сам архивный номер.– 123180 – номер порядковый: именно столько их, колымских заключенных, и ушло «под сопки» по разным причинам, начиная с 1932 года и по декабрь 1948 года, когда была зарегистрирована смерть вот этого – № Г-878/КТР.»

Кто автор этого прелюбопытнейшего фрагмента?

Знакомьтесь:

«Бирюков Александр Михайлович (1938 – 2005) – писатель, журналист. Закончил юрфак МГУ (1960), работал в магаданской прокуратуре, затем много лет занимался журналистикой. Печатался как прозаик с 1964 г., автора ряда художественных и публицистических книг. Член Союза журналистов СССР (1969), Союза писателей СССР (1977). С 1989 года в качестве историка много занимался темой репрессий».

А вот фрагмент его собственной автобиографии, который имеет для нас огромное значение:

«Я начинал свою трудовую жизнь на Колыме – после окончания юридического факультета МГУ – в качестве стажера Магаданской городской прокуратуры. Я ненадолго задержался тогда в этом учреждении, уже в январе 61-го меня сманил «Магаданский комсомолец», но и после ухода из прокуратуры сохранились какие-то товарищеские связи, более того – один из недавних коллег, прокурор следственного отдела областной прокуратуры Борис Комиссаров (тоже, кстати, выпускник юрфака МГХ окончивший его несколькими годами раньше) приютил меня, тогда совершенно бездомного, в своей комнате в коммунальной квартире. А потому, уже не работая в прокуратуре, я продолжал туда иногда захаживать по какой-нибудь нехитрой бытовой нужде или просто общения для. И вот теперь, через 35 лет, я вспомнил, что зайдя туда как-то раз (за ключом от комнаты), я увидел на столе у Б. Комиссарова пухлые тома старых уголовных дел, то есть, вероятно, такие тома присутствовали в его кабинете постоянно, но на этот раз они чем-то привлекли мое внимание.

Не думаю, что это произошло потому, что хозяин кабинета сказал мне что-то вроде «посмотри вот…» или «а знаешь…» Скорее, том был открыт на определенном месте или я, листанув его мимоходом, на это место наткнулся – не помню, но как-то так получилось, что я увидел фотографии: тела людей в ватниках, рассеченные поперек, как разрезанные, автоматными очередями.

Помню, что на мои расспросы о том, что произошло, Борис отвечал весьма сдержанно: «Бежали, их догнали, а потом, видимо, расстреливали в упор…», но разрешил, снизошел до моей просьбы переписать имевшийся там же, в деле, маленький дневничок одного из участников побега.

Естественно, что хозяин кабинета попросил меня нигде не распространяться об этой истории и дневник никому не показывать – документы секретные. Мне нетрудно было выполнить эту просьбу, тем более что ни о каком использовании полученных таким вот частным образом сведений в ту пору не могло быть и речи. Едва ли я сумел бы тогда объяснить, почему я так хочу этот дневник переписать.

И вот теперь нужно было найти ту записную книжку – а вы можете представить, сколько их накопилось за 35 лет!..

Но книжка нашлась. Запись начиналась так…»

Ну вот!

Теперь у нас перед глазами практически всё, что нужно, чтобы задавать свои простые человеческие вопросы.

И вот вам вопрос первый:

Почему я никак не могу получить возможность почитать личное дело моего родного отца и личное дело моей родной матери?

Только не подумайте, что я не запрашивал.

Запрашивал!

И ещё как запрашивал!

Но написать: «И тут машина колымских судеб – тот самый неправдоподобно громадный барабан – буднично звякнув: „Пришло ваше дело!“ – выдала первый ответ на мой вопрос» я не могу!!!

Могу написать, что машины колымских судеб меня куда только не посылали!

А вот «пришло ваше дело» – ни разу не ответили!!!

Фантастика!

Три года ушло на то, чтобы увидеть одним глазком фотокопию моей – моей!!! – записи о рождении!

Это – не Дело!

Это не пол-дела!

Вот, например, что мешает «машине колымских судеб» ответить мне, куда подевалось личное дело родившей меня женщины?

Вы ведь наверняка догадываетесь, что моей маме её Личное дело на руки не выдавалось!

И не выдаётся!

Никому и никогда!

Вот и личное дело моего папы мне не выдается!

Намекнули, что он родом из города «Шуй»!!!

А Личного дела не выдали!

Даже выписки из него нормальной не выдали.

А вот Александру Бирюкову выдали!

И пишет он – член Союза писателей!!! – «Пришло ваше Дело».

Пишет «буднично»!

Как о самом себе разумеющемся!

Я аж дар речи потерял на трое суток!

Офигеть!!!

Охренеть!

Вы только вчитайтесь:

«Пришло ваше дело!»

А ведь оно – дело это – не его!

Не Егонное это Дело!

Где там на Деле написано «Бирюков»?

Где на этом деле намазано: «Александр Михайлович»?

Где?