О боли

– Получается, чтобы выполнить заключенный с тьмой давний договор.

– Да, это так. Тьма нас обманула, и мы заключили с ней договор не на жизнь, а на смерть. И, развивая в своей жизни мысль тьмы, мы тем самым создаем в своей душе и плоти новую и новую боль. А тем временем, когда наша душа развивает чужие мысли, наш родной дух спит, не сном, не бодрствованием негаданный.

– Дак, что получается, что человек, когда не убирает в себе боль, то он выполняет договор с тьмой? – вскрикиваю я.

– Да и не только. Человек этим еще создает условия, чтобы каждое живое во Вселенной попало под влияние тьмы.

– Какой ужас!!! – кричу я, а, немного подумав, продолжаю, ища оправдание для боли: А как же яд? Ведь это тоже нас разрушает и убивает, но мы его едим и свою же жизнь этим правим?

– А яд – это что?

– По сути, лекарство.

– Оно необходимо для жизни?

– Да! Оно же лекарство, которое необходимо для лечения.

– Так, а когда ты чуть переборщишь и примешь его больше? – не дает мне спуску баба Альфия.

– Тогда им можешь отравиться.

– Так. Возьмем, к примеру, воду. Когда ты жадно пьешь, ты утолишь жажду?

– Нет. Только весь отеками покроюсь, а жажда останется.

– Наполнишь свой бурдюк, а толку нет. Только сам себе навредишь: заставишь внутренние органы работать с перегрузкой. По-другому говоря – надсадишь свой организм, да на память создашь себе грыжу и этим нанесешь серьезный урон своей плоти.

– Значит все же боль нам необходима!!? – возмущенно спрашиваю я.

– Необходима!!! – также возмущенно отвечает мне баба Альфия. – Только для того, чтобы показать саму себя, боль другую.

Когда боль убираем – знания да жизнь в себе раскрываем

– Как может боль показать мне боль другую?

– Очень просто. Вот смотри, ты поранил недавно ногу?

– Да.

– И что тебе боль показала?

– Что я не доделал дело. Что в мире не может быть начатых и не доведенных до конца дел, так как это боль другая.

– А то, что ты сейчас сказал, это познание умирающего мира?

– Да.

– Когда ты убрал боль, связанную с этой ситуацией, то, что у тебя осталось?

Я смеюсь и, немного подумав, отвечаю:

– Память о том, что я когда-то поранил ногу.

– Значит, не полностью боль убрал. Хорошо, давай другой пример разберем… В детстве к горячей печке лез?

– Да.

– И что у тебя сейчас осталось от этой боли?

– Что я об печку обожгусь.

– Это тоже боль… По сути, когда ты уберешь боль, связанную с этим событием, остается только знание о том, что печка в жизни бывает горячей, а не тот факт, что она может тебя обжечь. Скажи, для чего тебе необходимо бояться печки?

– Для того чтобы не обжечься об нее.

– И жить в вечном страхе, что печка может тебя обжечь, так что ли!? – выпучив глаза, спрашивает меня баба Альфия.

– Нет.

– А что тогда!? – продолжает в том же тоне бабуля.

– Ну-у-у, что… что печка… может меня обжечь.

Мы смеемся.

– А это «печка может меня обжечь» – что такое?

– Страх.

– А страх – это боль?

– Да.

– Страх вечен?

– Да, если его не убрать.

– А он сам уйдет?

– Нет.

– Ху-у… Давай передохнем, а то ты меня совсем уморил.

– Давай.

Баба Альфия встает и убирает еду со стола. А я сижу молча, забыв про все на свете, и наблюдаю, как быстро и ловко она управляется. Бабуля прибирает на столе, и после приносит бумагу и карандаш, кладет их передо мной и говорит:

– Выпиши обиду на печку, а затем продолжим.