Огненные дороги

На заставу старшина вернулся верхом на коне, полученном для меня. Черного, как крыло ворона, пятилетка, звали Гнедко. Он был высокий, стройный и имел свой характер. Старшине заставы Ивану Степановичу Кольцову шел 31-й год. Он был очень грамотным и честным военным. При росте 185 см он имел крепко сбитую фигуру и обладал недюжинной силой. Я подозревал, что, несмотря на все навыки, мне было бы тяжело в спарринге с ним.

В отсутствии замполита я надеялся на него, как на своего заместителя. Мы оба оказались лошадниками и ворошиловскими стрелками. Пока Иван Степанович решал хозяйственные вопросы, я занялся личным составом. Поговорил с красноармейцами, поинтересовался, есть ли у кого какая нужда. Претензий к службе у личного состава не оказалось, но было недовольство поведением немцев. Иногда они стреляли из засады, иногда кричали и ругались, намекая, что нам всем скоро капут.

Я объяснил бойцам задачу по охране границы. Рассказал о важности скорейшей постройки заставы и о необходимости не поддаваться на провокации соседей. По своему учебному плану я разделил пограничников на четыре группы, с каждой из которых проводил занятия по стрельбе, рукопашному бою с холодным оружием, верховой езде и управлению автомобилем. Кроме этого, все красноармейцы изучали пулеметы и учились стрелять из всех видов оружия.

У нас на вооружении находились два станковых пулемета «Максим» и два ручных пулемета Дегтярева. Кстати, очень удобное оружие, в диске которого 47 винтовочных патронов 7,62*54. Правда, после стрельбы вторым диском ствол перегревался, начинал плеваться патронами и его приходилось остужать.

Еще на заставе было два немецких пулемета МГ-34 под винтовочный патрон. У немцев не было крупнокалиберных пулеметов, поэтому они использовали пулеметы с обычным винтовочным патроном.

Перед заставой протекала река Буг, ее середина и служила границей. Слева от его заставы протекал приток Буга – небольшая река Лесная. Под нашей охраной находилось 27 километров границы – примерно 2,5 пограничника на 1 километр. Хорошо, что она проходит по реке, нарушителя видно издалека. Конечно, наш участок границы хорошо бы охранять мощным огнем артиллерии. Но ничего не поделаешь, надо охранять тем, что есть. Стрелять у границы запрещено, поэтому для стрельбища мы облюбовали площадку в овраге в девяти километрах от заставы, куда бегали с полной выкладкой.

Весь транспорт заставы составляла одна пароконная телега, запряженная двумя молодыми кобылками четырехлетками. На ней возили все – и продукты, и почту, и стройматериалы. Еще на одной телеге была установлена бочка для подвоза воды. В нее можно было впрячь одну лошадку. Хоть наша застава и была с двух сторон окружена водой, для умывания, приготовления пищи и других хозяйственных нужд нужен был постоянный подвоз воды.

Еще были три командирских коняги: мой Гнедко, конь замполита Жемчуг и Стриж старшины. Я обратился к начальнику погранотряда с просьбой найти мне какой-нибудь транспорт для обучения личного состава вождению. Он обещал подумать над этим вопросом. Еще я попросил выделить для заставы максимальное количество винтовок с оптическим прицелом, на что получил целую лекцию от Алексея Сергеевича о том, как тяжело сейчас всем заставам. Многие из них не меньше моего нуждаются и в современном оружии, и в транспорте. Тем не менее, мой запрос он все же взял на заметку.

Алексей Сергеевич рассказал мне одну интересную историю. 1 июня со стороны Польши пришел порожний состав. Сельскохозяйственные товары из СССР он доставил в Германию, а затем вернулся назад. Все необходимые документы у него были в полном порядке. Однако в третьем вагоне пограничники обнаружили два мотоцикла с колясками, оснащенные пулеметами, в полной боевой комплектности и готовности. Они имели запасные канистры и рации. Был в вагоне еще один мотоцикл без коляски. Вся техника марки «БМВ».

Состав ушел грузиться в Минск, а мотоциклы Алексей Сергеевич приказал от греха подальше спрятать в лесу под Брестом. Немецкая и польская стороны о пропаже не заявляли.

– Пригодится тебе такая техника? – спросил начальник погранотряда.

– В хозяйстве ничего лишним не будет, – ответил я. – Пришлю старшину и красноармейцев на телеге. Пока они получат оружие и боеприпасы, наступит вечер. В темноте перегоним мотоциклы на заставу.

– Добро.

– А как же все-таки быть с машиной? Может, выделите хотя бы на недельку?

– Ладно. Видно, ты не отстанешь. Получишь ты свою машину. Но чуть позже – ответил Алексей Сергеевич.

Позднее, где-то в конце сентября, недалеко от Смоленска мы встретили поездную бригаду того самого состава. Они рассказали, что 30 мая 1941 года их поезд возвращался из Кенигсберга. Недалеко от польской границы остановились на небольшой станции с высокой платформой. Неожиданно на ней появились три мотоцикла «БМВ» – два с колясками. Третий вагон перед паровозом был открыт, и мотоциклисты заскочили туда.

Затем из вагона выскочили молодые люди в гражданской одежде, закатили дверь и прыгнули в проходящий в сторону города Люблина состав. Через пару минут появились полицейские. Они искали польских повстанцев. Наши железнодорожники указали им в противоположный конец платформы.

Чтобы паровозную бригаду не затаскали по «органам», сообщать о случившемся никому не стали. И если бы не случай – в сентябре нам надо было спрятать от немцев три паровоза и несколько открытых вагонов с железнодорожной техникой, а также разобранный кирпичный завод – мы бы так и никогда и не узнали о том, откуда взялись эти мотоциклы.

Ночью пригнали технику и привезли оружие. Теперь на вооружении заставы стояло 9 винтовок с оптическими прицелами – 5 трехлинеек и 4 – СВТ-38. Я интенсивно стал обучать личный состав стрельбе. Самым метким доверил винтовки с оптикой. Сначала учились без патронов, потом занятия перенесли на полигон, подальше от границы.

Автомашина, которую начальник погранотряда все-таки выделил, и мотоциклы были для нас ценнее золота. Их нужно было беречь. Я предложил заниматься на них, словно на наглядных пособиях. Их разбирали, смазывали машинным маслом, стирали смазку, и снова собирали. Матчасть мои бойцы освоили назубок. Кроме того, 18 пограничников на трех конях и трех лошадках учились кавалерийскому искусству.

Окопы у нас были в полный профиль, но в два ряда. Решили добавить к ним еще 2 ряда. С ходами сообщения и тоже в полный профиль. Ходы сообщения проложили к блиндажу, где располагался мой командный пункт, и к блиндажу для раненых. Жили мы в палатках, деревянными были только три вышки и столовая. Еда готовилась на полевой кухне. Чтобы экономить время для каждого приема пищи, я распорядился готовить одно блюдо. На завтрак и ужин что-то полегче, а на обед – пожирнее и побольше. Чай кипятили в котлах или чайниках.

Работы было полно. Застава не достроена. Подъездные пути и подходы не защищены и не заминированы. Личный состав заставы насчитывал 65 бойцов, 45 из которых молодые, не умевшие даже винтовку держать. Участвовавших в боях – вместе со мной 7 человек.

Если верить перебежчикам с польской стороны, которые почти каждый день приходили на нашу и на соседнюю заставу, война с Германией должна начаться 22 июня. Перебежчиков мы отправляли в штаб отряда. Оттуда обычно приходила директива: не поддавайтесь на провокацию, войны не будет. А было уже 7 июня 1941 года. Мы работали на износ, а дел как будто становилось только больше. Нам хотелось укрепить заставу как можно надежнее и при этом научить молодое поколение пограничников военному делу.

Но разве 27 километров границы можно удержать таким небольшим числом бойцов? Мы навыдумывали всякие ловушки для врага, надеясь, что он попадется на наши хитрости. Тем временем немцы наглели с каждым днем – бегали голыми вдоль берега и показывали в нашу сторону срамные места, когда застава строилась на проверку, или когда наряды заступали на службу. Орали всякие непристойности, страшно коверкая русские слова. Нам даже пришлось перенести построения подальше от границы, так как немцы стали постреливать в нашу сторону и даже легко ранили в руку рядового Бойченко.

Мой ординарец Жора Якунин как губка впитывал все, чему его учили. Ему недавно исполнился двадцать один год. Парень из сельской глубинки, ростом метр восемьдесят, атлетического телосложения, с темно русыми волосами стремился стать настоящим солдатом.

Наступило 21 июня 1941 года. Немцы совсем обнаглели. Стали стрелять по часовым на вышках. Под огнем мог оказаться любой пограничник, попавший в их поле зрения. Я не выдержал и перед закатом солнца с винтовкой залег у границы. Как только немцы стали стрелять в нашу сторону, прицелился и сделал подряд десять выстрелов. Каждый из них наносил ранение одному из фашистов.

На сопредельной стороне началась паника и суматоха. По нашим окопам открыли пулеметный огонь. Но я ранил и пулеметчика, и его второго номера. Только тогда стрельба со стороны немцев прекратилась.

Из Бреста позвонил начальник погранотряда и очень ругался. Хотя по голосу было понятно, что вся эта строгость показная. Я доложил, что стрельбу по немцам вели местные патриотически настроенные граждане, не желающие терпеть унижение от немцев, которые ранили одного из местных жителей.

– Мне с большим трудом удалось отговорить их от нападения на сопредельную сторону.

Было похоже, что Сергей Алексеевич остался доволен моими объяснениями. Он пожелал мне выдержки, стойкости и удачи в ратном деле.

Не скажу, что личный состав полностью готов к боевым действиям, но сделать мы успели многое. Мои пограничники научились отлично стрелять из всех видов оружия. Ножи бойцы кидают не хуже любого диверсанта. Овладели рукопашным боем, разбираются в технике, умеют управляться с лошадьми. Изучили подрывное дело. Из лучших стрелков я сформировал снайперскую группу в количестве десяти человек. Свою наградную винтовку я отдал ординарцу Жоре Якунину. Из него вышел отличный снайпер. В общем, потрудились мы на славу. Времени вспоминать Капитолину у меня практически не было, хотя иногда она мне снилась.

После стрельбы на границе вечером 21 июня немцы около 8-ми часов выставили на берег реки шесть орудий, на вид, калибром 88 мм. Рядом с пушками они сложили ящики со снарядами. Идея ночью переправиться на польскую сторону и заминировать немецкую батарею мне в голову пришла мгновенно. Тем более, что перебежчики в один голос уверяли, что война начнется именно в 4 утра 22 июня. В двадцать два часа немцы ушли спать. Охранять орудия остались два часовых. Мы осторожно переправились через реку, оглушили солдат и заминировали пушки, поставив таймеры на 03.59.

В три часа ночи я потихоньку поднял весь свободный от наряда личный состав заставы. Нарядам еще раньше был отдан приказ – в случае обнаружения значительных сил противника, перешедших на нашу сторону, огня не открывать, а возвращаться на заставу.

В 3 часа 15 минут я снял бойцов с вышек. Мы рассредоточились в окопах и стали ждать. Через пятнадцать минут небо над нами потемнело и стало черным от армад вражеских самолетов. Они летели ровно, не сбавляя скорости. Мы их явно не интересовали. На провокацию это было не похоже. Немцы народ экономный и практичный, тратить столько денег на заправку тысячи самолетов, ради мелкой провокации, это вряд ли. Это точно война.

В 3 часа 59 минут на немецкой батарее прогремели взрывы. Это стало неожиданностью для врага. Погибли все шесть расчетов, находящиеся в это время около орудий. Таким образом, хотя бы на какое-то время нам удалось избежать артиллерийского обстрела. После подрыва батареи на немецкой стороне наступила тишина.

Но очень скоро дошла очередь и до нас. В восемь утра по нашим позициям ударила дальнобойная артиллерия. Мы ушли на замаскированную четвертую линию обороны. Артиллерия работала по нашим позициям до двенадцати часов дня с небольшими перерывами. Наши окопы перепахали и смешали с грязью. Связи с погранотрядом и соседней заставой нет. Я послал восстановить ее двух связных на трофейном мотоцикле.

В 12.30 началась атака вражеских сил. Впереди шли три средних французских танка. Два из них сразу же подорвались на заранее установленных нами минах, третий – сполз в противотанковый ров, и пограничники закидали его гранатами. Пехоту мы отсекли пулеметами и метким ружейным огнем. Отбились, уничтожив около шестидесяти фашистов и три танка. Для первой атаки неплохо. Наши потери: трое убитых и пятеро раненых. Разведчики доложили, что правее заставы, в 12-13-ти километрах за поворотом реки Буг, немцы проложили понтонный мост и шпарят по нему технику на территорию Советского Союза.

У нас организовалось затишье. Видимо дальнобойная артиллерия снялась, а больше выковырять нас нечем. Мы собрали трофейное оружие, сняли пулеметы с танков. В лесу обнаружили грузовик – французский «Рено» на бензине. Он был немногим больше нашей полуторки. Свою технику, лошадей и телеги мы попрятали по оврагам, туда же отогнали и трофейный грузовик.

В три часа дня началась бомбежка. Я не знаю, сколько было самолетов, но утюжили наши позиции полтора часа, практически сравняв с землей. Половина моего блиндажа была разрушена, чудом остался цел медпункт.

Меня засыпало землей. Хорошо, что это заметил старшина и вовремя откопал меня. Представить мои чувства в тот момент практически невозможно. Во рту был кляп из земли, в носу, в ушах, в глазах – везде земля. Еще несколько минут и я бы задохнулся. После авианалета в строю осталось 35 моих пограничников, еще 20 человек было ранено, из них лишь 9 – более или менее легко.

Мы приготовились к отражению следующей атаки, но немцы как будто о нас забыли. После некоторого размышления я послал две группы бойцов в разведку в две противоположные стороны. Некоторое время спустя вернулся один связной на мотоцикле. Его товарищ погиб. Связной рассказал, что немцы окружили Брестскую крепость и там идет ожесточенная схватка. Других боев он нигде не видел.

Судя по всему, немцы ушли далеко вперед. Вернулась разведка. Удалось узнать, что немцы после бомбежки сильно продвинулись вглубь советской территории, а на место заставы через полчаса прибудет похоронная команда, так называемые трофейщики. Об этом разведчики узнали, подслушав разговор двух немецких мотоциклистов. Пограничники уничтожили фашистов, а мотоциклы прихватили с собой.

Поскольку, находясь на месте, оказать сопротивление большим силам противника мы не сможем, я принял решение выходить к нашим основным силам. Решив готовиться к эвакуации, я послал шесть пограничников за лошадьми, мотоциклами и автомашиной, а новые мотоциклы мы закидали ветками. Тем временем, бойцы вытащили все, что было припрятано у меня в блиндаже: три кавалерийские шашки, вещмешок с противопехотными гранатами, другой – с «лимонками», еще один – с патронами для «ТТ» и «Нагана».

Кстати, забыл рассказать – когда меня откопали из земли, в правой руке оказался «Наган» без патронов. Откуда он взялся, не знаю. Так что теперь у меня стало два пистолета «ТТ» с четырьмя запасными обоймами. Кроме этого мое вооружение составили граната на поясе, стандартный штык-нож и финский нож. Револьвер я почистил, зарядил и положил в полевую сумку, добавил туда же пару гранат.

Со стороны Буга послышался гул автомашины. Подъехавшие трофейщики остановились на краю заставы и разбежались по полю боя словно тараканы. Я незаметно подкрался к водителю и, когда он вышел из машины, ударил его ножом в сердце. Оставив его около кабины, я зашел за кузов, куда тащил восемь винтовок немецкий солдат. Ему было тяжело, и он нагнул голову, это помешало ему заметить меня. Его я тоже ударил в сердце. Жора страховал меня с другой стороны машины. Он тоже уже убил одного фашиста, заколов его штыком. Я притаился за кузовом, держа в руках винтовку с примкнутым штыком. Подошли еще два трофейщика. Одного я проткнул штыком, а другого – застрелил.

Пограничники собрали разбросанное оружие. Я приказал раздевать немецких солдат до исподнего и забирать все личные вещи, особенно оружие и боеприпасы. Все это сдавалось старшине, он разберется, что с этим делать. Дело в том, что у нас не ничего, даже пуговиц и ниток с иголками. Немцы снарядами и бомбами все смешали с землей. Я уже не говорю про перочинные ножи, ножницы и бритвы.

У меня сохранился в резерве большой ящик с патронами на двадцать цинков по 1200 штук в каждом. Пока мы бегали по полю и собирали трофеи, ребята уже набили патронами пустые ленты к пулемету Максима и диски к «Дегтяреву». Четыре немецких мотоцикла, снаряженные пулеметами МГ-34, были готовы к бою. Я решил ударить по понтонной переправе.

Шестерых тяжелораненых погрузили на пароконную телегу. Имеющие легкие ранения и ранения средней тяжести разместились вместе со здоровыми бойцами в кузовах автомобиля «Рено» и «Опеле», отбитом у трофейщиков. Кухню подцепили к последнему. На всякий случай взяли с собой телегу с водой, планировался большой поход по открытой местности.

Хочу рассказать, что 20 июня к нам на три дня для планового медицинского осмотра личного состава прислали фельдшера. Когда началась война, и связь с командованием была потеряна, старшина медицинской службы Филипп Евгеньевич Комаров остался с нами и стал лечить раненых. Так, у нас появился грамотный медик. Филиппу Евгеньевичу было 49 лет, и он всю свою жизнь послужил в армии. Он был очень опытным специалистом.

Отправив телеги и автомашины с ранеными в сопровождении трех кавалеристов вперед, мы захоронили геройски погибших бойцов. Кавалерия, как разведка для всего отряда, двигалась несколько впереди. За ней, как приманка, ехала телега с ранеными, прикрывали ее две автомашины, с пулеметами Дегтярева на крышах и пулеметами Максима в кузовах. Проводив колонну, я взял с собой двадцать пограничников, разместил их всех на мотоциклах по четыре-пять человек на каждом, и мы поспешили к месту переправы, где немцы навели понтонный мост.