Алтайский Декамерон

– Аlex, main lieber Аlex, komm zu mir!

Стол уже накрыт всякими яствами заморскими (когда успела?), а сама хозяйка красуется перед любовником в полупрозрачном пеньюаре. Глаза полны ласки и сияют от особого такого, знаешь, чисто бабьего счастья. А голос – как у кошки: мур-мур-мур да мур-мур-мур!

Когда-то сирены едва не сгубили Одиссея. О сладкой угрозе его предупредила Цирцея. Дабы избежать губительной опасности, он залепил своим спутникам уши воском, а себя попросил привязать к мачте. Я подумал, что привязывать себя к мачте или заливать уши воском уже поздновато: яд сладострастия и чревоугодия пропитал мою душу и проник в тело. Все мои устарелые советские ценности превращались в нечто, мною прежде неизведанное…

И вот тут-то и понял я, Старикаш, что из золотой клетки не скоро вырвусь! Да и захочу ли? Вот вопрос вопросов, на который мне рано или поздно придется отвечать – отвечать перед женой, детьми, перед своей совестью. Любимая моя женушка, знала бы ты, каким дьявольским искушениям предается твой суженый! И опять Карен, и снова пара бокалов шампанского. Глоток, и распахивается пеньюар!

– Аlex, mein lieber Alex… Ich liebe dich… Ich liebe dich… Ich liebe dich…

Мое сознание, как корабль Одиссея, потонуло под эти сладкие призывы домашней немецкой сирены – женщины по имени Карен.

И где-то в глубине разума мелькнула последняя мысль: надо было привязать себя пусть не к мачте, но к мольберту! На худой конец сошёл бы и он. Мой брат спасся, а вот я…

Я упал в объятия Карен. И чуть не задохнулся, оказавшись между двумя полушариями гигантского бюста!

В тот день и в два следующих, ну в точности как Серж, до «Zommer Academy» я так и не добрался. Теперь-то я окончательно понял, от какой сирены удрал мой братец.

Потом, ночью, мне приснился сон, будто меня снова призвали в Советскую Армию. И вот я стою в шеренге, в парадной форме и слышу свою фамилию:

«Ефрейтор Миронов, выйти из строя. Два шага вперед: ать, два!»

Командир части зачитывает приказ о награждении меня орденом Камасутры I степени за заслуги перед Отечеством.

«Не посрамил ты, Алекс, высокое звание ефрейтора Советской Армии! – объявляет перед строем командир части. – Не посрамил, справился с поставленной боевой задачей!»

И крепко так жмет мне руку.

Я отдаю честь и выкрикиваю: «Служу Советскому Союзу!» А он мне – голосом фрау Кляйн:

– Аlex, mein lieber Аlex, komm zu mir!

Просыпаюсь, открываю глаза и вижу, понятное дело, не командира части, а дежавю! Дежавю, которое, похоже, становится ежедневным.

Стол вновь накрыт всякими заморскими яствами, Карен опять в полупрозрачном пеньюаре, глаза светятся женским счастьем, а голос – как у кошки! Мур-мур- мур, мур-мур-мур!

Ладно, думаю, Карен, трое суток кувыркаемся, пора и честь знать. Любовь-морковь никуда не денется, особенно от такой-то прелестницы, а вот денежки могут и уплыть. Кто-то вроде бы совсем недавно обещал: мол, заработаешь ты, герр Миронов, без проблем денежки своей жене и детям…

* * *

– Короче говоря, Старикаш, вот так и началась моя сексуально-художественная эпопея в «Zommer Academy».

– Алекс, выпей-ка микстуры. Пардон, виски. И валяй дальше.

– Ну давай по маленькой: за искусство, за творчество!

* * *

– Кстати, Старикаш, а ведь в Германии тоже была perestroika! Только зелёная. Они же там, в Европе, все помешаны на экологии. Промышленный бизнес волком воет от этих зеленых, но поделать ничего не может. Голос общества, понимаешь, много там значит. Ну, собственно, и у нас такая же хрень с зелеными была, всё позакрывали, но потом выяснили, что таким образом американцы своих конкурентов убирают!

Вот и появлению «Zommer Academy» в N предшествовали «зеленые» события. Борцы за экологию от «Немецких зеленых» позакрывали многие заводы и производства, находящиеся в черте города. И что вышло дальше? Цеха превратились в выставки!

Все эти гигантские производственные здания, повисшие после успешной кампании зеленых на балансе магистрата, выкупили или взяли в аренду шустрые бизнесмены, подвизавшиеся в сфере искусства или обслуживания. Цеха и этажи с офисами и залами были переоборудованы под гостиницы, рестораны, бары, театры, галереи и даже академии!

Так возникла и «Zommer Academy». Состав ее педагогов был интернациональным: французы, бельгийцы, норвежцы, немцы, один афроамериканец, один литовец и я, единственный русский, преподававший курс академического портрета всем желающим, заплатившим, кстати, за двухнедельную учебу немалые деньги.

Собственно, идея моей преподавательской деятельности принадлежит Карен. Как-то вечером, находясь в особенно хорошем расположении духа после практических любовных упражнений, она спросила:

– Алекс, чем бы ты хотел заниматься в «Zommer Academy»? Что хотел бы преподавать? – Она перечислила курсы, которыми ей хотелось дополнить существующие дисциплины: – Батик? Иконопись? Портрет?

– Портрет, Карен, я хочу преподавать академический портрет! – воскликнул я, успев оценить многочисленные художественные материалы, выставленные на стеллажах в студиях академии.

За две недели в «Zommer Academy» вас могли обучить рисунку, живописи, скульптуре, пению птиц, медитации, африканским танцам, актерскому мастерству, китайской лечебной гимнастике, керамике и массе других интереснейших хобби, распространенных среди искушенной и богатой немецкой публики.

Надо отдать должное организаторскому таланту Малышки Карен: видя, что большинство студентов – товарищи не местные, она организовала для них гостиницу на колесах.

Были закуплены отслужившие свой срок, но не потерявшие товарного вида купейные железнодорожные вагоны. По железнодорожной ветке их перегнали на территорию бывшего завода, а ныне академии. Кондиционеры, душевые кабинки, туалеты, то есть все европейские удобства (и это при демократичных ценах за ночлег), привлекли массу студентов и быстро окупили затраты на приобретение вагонов.

Два слова о моём близнеце-братце. В благодарность за три ночи, проведенные с русским принцем номер один, Малышка Карен устроила того в своей академии натурщиком. С почасовой оплатой. Фрау организовала также его персональную выставку в соседнем городке. На вернисаж были приглашены корреспонденты городской газеты и представители местной власти и элиты. Коммерческий успех выставки превзошел все ожидания!..

Скоро Карен усекла, что сбегать от нее в купейный вагончик с какой-нибудь молоденькой студенткой-вертихвосткой я не собираюсь (чего нельзя было сказать о моём братце), и ее семейные инстинкты, долгое время дремавшие, проснулись окончательно. Она окружила меня такой заботой и таким вниманием (и всё это на фоне германского благоденствия), что я иной раз ощущал себя как в раю. В раю, где говорят по-немецки.

Она интересовалась моими пристрастиями в одежде, запоминала, какое блюдо мне понравилась, изучала мои предпочтения в алкоголе. Чего-чего, а съедобного и разливного добра в Германии было как в роге изобилия из древнегреческой мифологии. Слово «дефицит» здесь вызывало лишь понимание: а, ты оттуда, из-за «занавеса»!..

И я с грустью вспоминал, как совсем недавно в Москве простоял с женой целых шесть часов в очереди заказов для многодетных семей. Мы были рады всему: плохо ощипанным синюшным цыплятам из подмосковного совхоза, килограммовой пачке гречки-ядрицы, двум банкам сгущенки и пачке индийского чая со слоном. Прилавки магазинов были пусты, деньги превращались в бумажные фантики, по телевизору с утра до ночи Леня Голубков рассказывал сказки про партнерство с «МММ», и только крепко засевшая в подсознании мысль, что всё рано или поздно наладится, вселяла упрямый оптимизм и давала силы жить и работать дальше. Немецкая обстоятельность и заботливость Карен трогали меня до глубины моей русской души, до каждого ее закоулочка. Милая фрау оборудовала в своем доме студию-мастерскую, привезла мольберт, холсты, подрамники, краски и материалы, а также отвела мне приличное пространство в собственной гардеробной. По ее убеждению, я должен был одеваться как преуспевающий русский художник.

Что касается денег на костюмы, туфли и галстуки, то добывать их для своих подопечных, а заодно и для себя Карен Кляйн умела. Она воплощала в себе одновременно богиню сладострастия, покровительницу муз, бухгалтершу и купчиху. Фрау Кляйн пригласила в мою академическую студию двух бизнесменов и одну бизнесвумен. Точно в назначенное время (о, эта немецкая пунктуальность!) на территорию академии въехал огромный черный «Хаммер». Из машины выпорхнула поджарая фрау без возраста. Не тратя ни минуты драгоценного времени понапрасну, она влетела в студию, обежала коллекцию и указала на «Русский библейский цикл»: «Я беру это!»

Далее подъехали два больших черных «Мерседеса» представительского класса. За рулем сидели квадратные личные водители. Седовласые господа, которых они возили, были ровесниками моего отца-фронтовика. Они купили работы на деревенскую тематику, выполненные в лубочном стиле. В беседе выяснилось, что один из немцев юнцом воевал под Сталинградом и чудом остался жив, попал в окружение, затем в плен. В его судьбе навсегда отпечатались сталинские лагеря. Затем была депортация в Германию. Мои работы «Деревенского цикла» каким-то образом напомнили ему то тяжёлое время, и, видимо, следуя печальной ностальгии, он их купил.

Фрау Кляйн пришлось открыть для меня счет в банке: сумма за проданные картины набежала значительная.

Вечером мы сидели с Карен в китайском ресторане и отмечали наш совместный художественно-коммерческий успех. За столиком она рассказала (не без удовольствия), как познакомилась с представительными господами из «Мерседесов». О, это особая история!

Один из них разыскал ее после сеанса «Секс по телефону»! Господина заворожил тембр ее голоса, проникающего в тело и душу. Но он явился не поболтать с мадам и не пригласить ее разделить койку. Он пригласил ее, но в другое место, – в студию звукозаписи. А обласкал не объятиями, а гонораром.

Фрау Кляйн наговорила двухчасовую кассету текста, предварительно согласованного и устроившего обе стороны. Господин признался позднее, что тембр ее голоса превосходил по воздействию любое возбуждающее средство для мужской потенции! То, что давно повисло, поднималось одним только волшебным голосом!

Другой господин проявил не меньшую оригинальность. Карен находилась в здании гигантского концерна, куда привели ее коммерческие дела. И заблудилась. Долго плутала по коридорам, наконец сообразила: надо подняться на предпоследний этаж. Запыхавшись, со вздымающейся грудью она влетела в неожиданно открывшуюся кабину лифта – прямо в объятия господина, который словно ждал ее там. Естественный волнующий запах фрау, смешавшийся самым чудесным образом с парфюмом марки «Fendi», породил, как оказалось, натуральную ароматическую бомбу, обладающую убойной сексуальной силой. Малышка Карен запомнила, как сменился и темп, и ритм дыхания стареющего самца в лифте. Прерывисто сопя, седовласый господин, будто примагниченный, уставился на телесные богатства дамы, ненароком угодившей в его объятия. Опомнившись и густо покраснев, он попросил… нет, не прощенья! Он попросил разрешения потискать роскошную грудь!

– Пожалуйста, если это доставит вам удовольствие. Тискайте на здоровье! – ответствовала с истинно немецкой сердечностью красотка Карен.

И перевозбудившийся господин принялся обеими руками мять два роскошных экземпляра плоти пятого размера!

Когда парочка доехала до верхнего этажа, фрау уже усекла, что господин с сединою в волосах и бесом в ребре – босс этого самого концерна. Вот так они и познакомились!

Рассказывая об этом, Карен предположила со смешком, что после встречи в лифте, после плотного контакта седой бюргер наверняка побежал в туалет мастурбировать.

Малышка Карен никогда не носила лифчиков, считая их лишней деталью гардероба. Крупные ее соски, рельефно выпирающие сквозь полупрозрачные ткани, вызвали бы эрекцию у мертвого.