– Пятьсот рублей! – не дал мне раскрыть рта Мишка.
Дон Кихот оценивающе посмотрел на нас, потом на картину. Отошел на несколько шагов, прищурился на картину, затем на нас… Почесал эспаньолку, присел на корточки, вскочил, в два прыжка оказался у мольберта и снова отпрянул в сторону.
– Я боюсь, как бы он не разглядел в ней мельницу, – шепнул мне Мишка.
– Хорошо, что у него нет копья, – разделил я его опасения.
Герой Сервантеса еще какое-то время попрыгал возле картины и наконец достал кошелек, костлявыми пальцами отсчитал три сотни…
– Хм, куда ж я их дел? – закусил он длинный ус. – У вас нет терминала?
Терминала у нас не оказалось.
– Вот что, – отстегнул он от джинсовки и протянул Мишке карманные часы с цепочкой, – это подарок Ильинского, я оставлю их в залог.
Мишка с почтительным поклоном принял подарок.
– Я целиком и полностью полагаюсь на вашу порядочность, – протянул мне визитку Дон Кихот, – завтра в двенадцать я буду ждать вас по указанному здесь адресу. Вы получите вдвое больше. – Он схватил картину, стрельнул у Мишки папиросу и, звеня шпорами, скрылся в толпе.
Мы переглянулись.
– «Дорогому другу и учителю Тинскому Г. от И. Ильинского», – прочитал Мишка гравировку на часах. – Кто такой Ильинский?
– Актер, но для учителя этому типу нужно быть по меньшей мере Мейерхольдом. – Я взглянул на визитку: – Художественный руководитель театра-студии «Эксперимент», заслуженный артист Казахской ССР, режиссер-постановщик Тинской Георгий. Саратов, ул. Песчано-Уметская, 28 д.
– Как его сюда занесло?
– А где эта Уметская?
– Где-то ближе к Москве…
Марат Валеев
Крик в ночи
– Лев Михайлович! – представился мой сосед в санатории «Красноярское Загорье». И зачем-то добавил: – Майор в отставке.
– В каких войсках изволили служить, товарищ майор? – спросил я. Товарищ майор сообщил, что он артиллерист, был начальником вооружения.
Представился и я, порадовав соседа, что тоже офицер в отставке. Правда, всего лишь лейтенант. Но старшой.
– Вот и чудненько! – ласково сказал Лев Михайлович, отечески глядя на меня с высоты своего майорского положения. – Надеюсь, будем жить дружно?
– А отчего же не пожить? – не менее дружелюбно ответил я соседу.
Пока туда, сюда – наступил вечер. Сходили на ужин, посмотрели телевизор, дружно поругали надоедливую рекламу. Стали отходить ко сну. Михалыч (условились, что я буду называть его так) как бы между прочим сказал:
– Слышь, старшой, я ночами того… иногда разговариваю. Раньше спал молча, а вот года два как стал разговаривать во сне.
– Да ради бога! – успокоил я его. – Может, чего интересного расскажешь.
Слышу, Михалыч почти тут же захрапел. Не заметил, как заснул и сам – день был утомительным, одна пятичасовая дорога на автобусе от Красноярска чего стоит.
И снится мне… И снится такое, что даже неловко об этом говорить. Но тут я буквально подлетаю на своей кровати от оглушительного рева:
– К-куда? А ну назад! Смир-р-рна-а!
Сделав руки по швам еще в воздухе, я опять рухнул на кровать. Она, и без того расшатанная, жалобно взвыла всеми своими сочленениями. Дрожащей рукой нашарил пимпочку ночника и включил его. Михалыч сидел на кровати и строго смотрел на меня невидящими глазами. Я понял, что он продолжает спать.
– Я кому сказал? А ну, подойди ко мне! – так же громогласно потребовал майор.
– Да пошел ты! – рявкнул я в ответ и потянул из-под головы подушку, чтобы привести ею Михалыча в чувство. Но Михалыч вдруг часто заморгал и с удивлением спросил:
– А ты почему не спишь?
От возмущения я захватал ртом воздух, не найдя что сказать. Да и что тут скажешь, если человек, похоже, абсолютно не знает, что с ним происходит во сне. Или знает, но ничего с этим поделать не может.
– Спи давай! – ворчливо сказал майор, откинулся на подушку и тут же захрапел.
У меня, естественно, ни в одном глазу. Взял книжку, тупо стал перебегать глазами со строчки на строчку. Прошло пять минут, десять… Михалыч продолжал мирно похрапывать. «Может, все на сегодня?» – с надеждой подумал я. Но заснуть не мог – разболелась голова. Полез в прикроватную тумбочку за таблетками.
– А ну, поставь ящик обратно! – скомандовал мне кто-то в спину, и я от неожиданности чуть не сел на пол. Оглянулся – Михалыч полулежал на постели, облокотившись на подушку и, как и в первый раз, открытыми, но невидящими глазами строго смотрел на меня. – Ишь, повадились таскать тушенку! Где накладная?
«Ага, понятно, какой ты начальник вооружения! – смекнул я. – Продскладами ты командовал, а не снарядами». Сам же смиренно сказал Михалычу:
– Есть поставить ящик на место, товарищ майор!
– То-то же, – удовлетворенно сказал Михалыч, упал на подушку и захрапел.
В эту ночь мне пришлось вставать еще раз – под утро я оттащил Михалыча от выхода на балкон: оказывается, он собрался в туалет, да перепутал двери. Представляю, какую бы он сделал кучу, шлепнувшись с восьмого этажа!
А утром, когда я рассказал майору, чего он вытворял ночью, тот мне не поверил. Но задумался. Я же, не позавтракав, устремился к администраторше с просьбой отселить меня от горластого лунатика куда подальше. По возможности – в отдельный номер, за очень дополнительную плату. Но накануне случился массовый заезд отдыхающих, и все номера оказались забиты под завязку.
Ну, думаю, ладно, потерплю. А пока пошел в аптеку и попросил чего-нибудь успокоительного. Без рецепта, разумеется, мне ничего не дали. Но посоветовали купить беруши – ушные затычки из мягкой резины. В следующую ночь я улегся спать с заткнутыми ушами. Да что толку – опять проснулся от вопля Михалыча, хотя и несколько приглушенного благодаря берушам. В этот раз бравый старик с кем-то дрался во сне: сидя на кровати, махал кулаками и громогласно издавал боевые кличи. И тут меня осенило. Михалыч, даже если он интендант, но все же военный, и субординация, воинская дисциплина для него не должны быть пустым звуком. Надо попробовать пробиться к его сознанию с этой позиции. И я зычно скомандовал:
– А ну, тихо, майор! Перед вами генерал! Руки по швам, и чтобы ни звука мне до утра! А то сделаю из тебя капитана!
– Есть, товарищ генерал! – сдавленным голосом ответил Михалыч. Он вытянулся на кровати, сделал руки по швам и негромко, деликатно засопел. И в эту ночь уже не будил меня своими дикими криками.
Утром я спросил майора:
– Ну как тебе спалось, Михалыч?
– Ты знаешь, кошмар снился, – пожаловался Михалыч. – Будто вызвал меня к себе на ковер наш командир дивизии, генерал-майор Семисынов, и такого фитиля мне вставил, что до сих пор жутко. А за что – так и не сказал!
Я не ушел из номера: подобранный мной к отставному майору ключик действовал безотказно. Как только Михалыч засыпал – а он засыпал всегда первым – я командовал ему от имени неизвестного мне генерала Семисынова вести себя ниже травы, тише воды – и отставной майор обиженно и тихо, а главное, бессловесно сам спал всю ночь и мне давал высыпаться. Так что расстались мы почти друзьями.
Павел Гушинец