1095

– Вот уж спаси Бог! Благодарствуем! – быстрее всех нашелся Ждан, веселый рослый парень, за беззаботный добродушный нрав и звонкий голос прозванный Стрижом. – Уж мы-то, слава Богу, знаем! Насмотрелись мы на тех дружинников еще в ту пору, когда Святополк у нас, в Великом Новгороде, княжил! Ведь у его дружины от великокняжеских щедрот ну только что штаны не падают да животы от голода урчат!

– И верно, – поддержал товарища Григорий, старый, весь седой гребец, один из самых сильных, самых опытных бойцов в дружине. – Ежели даже Жданко, у которого лишь ветер в голове, а и тот понял, что к чему, о чем тут говорить? Да и не слишком долго-то живут дружинники у Святополка, что ни год – война.

– Вот видишь, Ратша Ингваревич, по всему выходит, что не так заманчива служба у Великого князя. Разве что Щекарь польстится, – Тихон добродушно рассмеялся. – Да и тот сбежит в первый же месяц. Потому как наше дело гостевое, и тот, кто однажды вдохнул вольный ветер, уже никогда его не забудет.

– Как и тот, кто стал воином, уже никогда не избудет смерти… – произнес Ратша задумчиво и, нахмурившись, словно это могло отогнать нахлынувшие вдруг воспоминания, замолчал.

– О чем ты, Ратша Ингваревич? – спросил новгородец участливо.

– Да так, ни о чем…

– Полно грустить, боярин, – Тихон сделал вид, что не заметил, как всем телом вздрогнул, словно прогоняя морок, Ратша. – Лучше погляди вокруг. Красотища какая…

А посмотреть действительно было на что. Солнце тем временем окончательно поднялось над рекой, и по широкой глади воды тут и там пробегали золотые блики. Левый берег Днепра был скрыт в дымке тумана, а правый высился вдали могучей стеной леса. Ветер, почти развеявший тучи, нагонял небольшую волну. Великая река завораживала своей красотой, и даже дружинники-гребцы переговаривались вполголоса, словно боясь нарушить величественную тишину этого утра.

Какое-то время они плыли молча. Слышен был лишь плеск воды за бортом да нещадно скрипели весла.

– Давно ли ты был в Любече, Ратша Ингваревич? – первым нарушил молчание Тихон.

– Года два назад. А что?

– Так значит, ты еще не видел нового детинца? Того, что выстроили по велению князя Владимира Всеволодовича?

– Нет. В ту пору его только начинали возводить на месте прежнего.

– Ну тогда тебе будет на что посмотреть! Уж поверь мне, я много видел разных городов и крепостей. Надежнее и краше замка Мономаха во всем белом свете не сыщешь.

– Я тоже слышал, что детинец в Любече вышел на славу. Но так ли он крепок, как о нем говорят? Немецкие замки или крепости ромеев, они же вообще сплошь из камня, а ведь немало их пало после штурмов или не выдержало осад.

– Видел я, Ратша Ингваревич, и немецкие замки, и стены Царьграда, да и другие города греков. Ну и что, что они из камня? Наши дубовые срубные стены не уступят любым каменным. Да чего уж там, сами греки, немцы да и другие заезжие купцы, уж кого только в Любече на торжище не бывает, признавали, что такого замка они отродясь не видывали.

– И все же, о крепости можно судить лишь после того, как она выдержит осаду. Избави, Господи, Любеч от этого! – Ратша перекрестился. – А ты часто бываешь в Любече? – спросил он после небольшой паузы.

– Обычно раз или два за год, как пойдет, – ответил Тихон. – В прошлом году почти все лето только там и торговали, до Киева даже не дошли.

– Из-за поганых?

– Из-за них. Все лето никакой торговли не было, а идти в греки было боязно, уж слишком много половцев стояло по Днепру.

– Да, тяжкий год был на Руси…

– Худой год… – Тихон тягостно вздохнул. – А отчего? Не оттого ли, что наш Святополк, Великий князь, вновь развязал войну? А? – Новгородец замолчал, как будто сдерживая себя, но видно было, что, затронув эту тему, Ратша задел корабельщика за живое. – Ты меня прости, боярин, что я при тебе тут такие разговоры веду, ты ведь на княжьей службе. Но все ж, ответь мне: что, нельзя было избежать войны? Ведь жили же мы при Всеволоде Ярославиче последние годы мирно?

– Может быть, и можно было… – Ратша удивленно посмотрел на Тихона, за всю долгую дорогу новгородский гость не заводил подобных разговоров.

– А разве не Святополк посадил в поруб половецких послов? И разве не оттого Тугоркан привел такие полчища поганых? – Ратша лишь молча кивнул, поражаясь осведомленности новгородца. – А отчего наш Великий князь послов схватил? Не оттого ли, что казну пожалел, а?

– Знаешь, Тихон, уж ежели говорить начистоту, то половцы все равно пришли бы войной. Уж очень подходящий момент настал для поганых, когда умер Всеволод Ярославич.

– Может, ты и прав, боярин, может, ты и прав. Но такого нашествия не было бы, если бы Святополк не схватил послов Тугоркана. Да и после этого еще, наверное, можно было откупиться. Но не таков наш Великий князь! – новгородец презрительно усмехнулся. – Он никогда не пойдет на уступки поганым! И не потому, что храбр, а потому, что за ногату удавится! Уж мы с ним в Новгороде пожили, знаем!

Разговор прервался. Тихон, сердито отвернувшись к борту, еще долго ворчал, а Ратша, в глубине души понимая, что корабельщик во многом прав, молчал, обдумывая сказанное.

Река тем временем круто изгибалась вправо, и из-за поворота, скрытый до того за поросшим лесом берегом, показался большой корабль. Со спущенным парусом, на веслах, он шел им навстречу.

– Ладья впереди! – раздался запоздалый крик дозорного.

– Суши весла! – скомандовал, вставая, Тихон. – Щекарь, держи ближе к берегу! Григорий, Фрол, убирайте парус! Интересно, кто это?

Дружинники быстро убрали весла, спустили парус, и ладья новгородцев, хоть и продолжала скользить по волнам, но уже все больше и больше замедляя ход. Команда во главе с Тихоном столпилась на носу. На встречной ладье их тоже заметили, и теперь, продолжая грести только так, чтобы их не сносило вниз по течению, поджидали новгородцев.

Ратша поднялся, пристегнул к поясу меч в ножнах и перешел на нос. Теперь он мог лучше разглядеть незнакомый корабль. Тот был длиннее и шире новгородской ладьи, и гребцов на нем было явно больше. На носу и корме встречного судна были надстроены палубы, между которыми был натянут тент, укрывавший главную палубу и гребцов. Нос ладьи украшала искусно вырезанная голова змеи.

– Варяги, – заключил глава новгородцев. – Должно быть, свевы или даны.

– Скорее всего, свевы, – поддержал Тихона Григорий. – И корабль сильно нагружен!

– Щекарь! Правь ближе к ним! Они плывут из Киева иль даже из Царьграда, узнаем у них, какие новости. Фрол! Ждан! Григорий! Весла на воду! Как поравняемся, гребите против стрежня, вровень с ними. Петр! Добр! Нежата! Приготовьтесь к обороне! Вряд ли нам что-то грозит, хотя кто знает, что у тех варягов на уме.

Новгородцы кинулись исполнять приказания Тихона. Дружинники спешно разобрали оружие, многие облачились в доспехи из толстой сыромятной кожи с нашитыми металлическими пластинами, у некоторых были даже кольчатые брони. Ратша вернулся на корму и тоже приготовил броню и шлем, но надевать их пока не стал. Корабли почти поравнялись друг с другом.

На носу встречного судна во весь рост поднялся высокий воин. Ветер распахнул полы его голубого корзна, и кольца брони сверкнули на солнце. Незнакомец поднял руку в молчаливом приветствии. Тихон в свою очередь поднялся на самый нос ладьи и помахал рукой в ответ.

– Приветствую тебя! – произнес новгородец.

– Приветствую тебя, русич! – громким голосом с северным акцентом ответил воин. – Я Эмунд, сын Магнуса. Со мной мой младший брат, Эйрик, и мои гирды. Кто ты и твои люди?

– Меня зовут Тихон. Я гость из Новгорода. Со мной моя дружина. Мы плывем в Киев.

– Вы плывете из Хольмгарда? – переспросил варяг.

– Да, а вы?

– Мы гостили в Киеве, теперь возвращаемся домой, в Сигтуну.

– Вам стоит поторопиться, если хотите вернуться домой до холодов.

– Спасибо за совет. Но мы, скорее всего, останемся зимовать в Альдейгюборге, в Ладоге, – поправился варяг. – В Сигтуну мы пойдем уже весной.

– В Копысе мы видели корабль свевов. Их ярла зовут Олаф Сигурдссон. Они плывут в Бирку и надеются успеть до зимы. Возможно, вы сумеете догнать их.

– Я знаю Олафа… – Ярл обернулся к своим воинам и сказал несколько слов по-варяжски, те ответили ему радостными возгласами. – Благодарю тебя, русич, за хорошие вести! Нам стоит поспешить, чтобы получить в попутчики такого славного викинга, как Олаф. Боюсь только, мне нечем порадовать тебя в ответ. Мои новости будут не самыми лучшими.

– Порой худая весть важнее радостной, – нахмурившись, изрек Тихон. – Говори, ярл!

– Ниже по течению мы видели половцев, они осадили Любеч. Говорят, еще они пожгли Чернигов, и много деревень, и города по Десне. И еще… – варяг на секунду замолчал. – Говорят также, что половцев привел конунг Ольг, сын Святоцлейва.

– Видит Бог, нет хуже вести, чем война, – услышав страшные новости, угрюмо произнес новгородец. – Но все равно спасибо тебе, ярл. Случиться зимовать у нас в Новгороде, мой дом будет открыт для тебя.