. Достаточно нейтральный свидетель событий кадет Б. Байков подчеркивает, что мобилизации велись среди «христианского» населения
.
Председатель ВРК Г.Н. Корганов стал комиссаром по военным и морским делам в Бакинском совете.
Началось интенсивное формирование вооруженных сил Бакинского совета – уже не на добровольной основе, как это было в период существования Красной гвардии, а на основе обязательной мобилизации, уклонение от которой каралось «самым беспощадным образом»
. Формально к концу мая 1918 г. бакинские советские вооруженные силы состояли из 19 стрелковых батальонов, объединенных в четыре бригады. По разным данным, они насчитывали от 13 до 18 тыс. человек (называлась даже цифра в 35 тыс. человек в составе 21 батальона)
красноармейцев при двух десятках орудий
. Этнически в бакинской армии резко преобладали армяне (по данным военно-морского комиссара Баксовета Г.Н. Корганова, армян имелось до 80 процентов от всего личного состава; по данным комиссара Центральной комиссии по боевому снабжению РККА Тер-Арутюнянца – свыше 90 процентов
; по данным представителя Всероссийской коллегии по организации и управлению РККА И. Кузнецова – 95 процентов
).
В состав армии в полном составе были включены части формировавшегося армянского корпуса вместе с их начальниками. Возглавили это войско бывшие полковники царской армии армяне Казаров, Аветисов, Амазасп (Сварнцтян). Армянские части почти полностью состояли из фронтовиков-партизан, служивших во время войны в иррегулярных армянских дружинах Кавказского фронта. В свое время они производили большое впечатление своей отличной новой экипировкой, и особенно вооружением – длинными пистолетами системы «маузер» с деревянным прикладом для упора в плечо (отсюда общее прозвище «маузеристы»). В годы войны они стали «очень ценными помощниками» казакам. «К тому же они дрались фанатично, и ни турки, ни курды армян, как и армяне их, в плен не брали. Они уничтожали друг друга в бою безжалостно»
. Весной 1918 г. это было уже не то войско, однако оставалась надежда, что на фронте они проявят себя хорошо.
Нельзя сказать, что большевики целенаправленно отбирали в Красную армию армян и эксплуатировали их вражду к азербайджанцам и туркам. Это был союз ради выживания. Б. Байков отмечал, что в позиции армян, поддержавших большевиков, определяющую роль сыграло откровенно нетерпимое отношение к армянской нации ведущей азербайджанской партии «Мусават». Тот же Байков отметил причину популярности большевиков среди армян: даже «правоверные кадеты» из числа армян считали, что «на Кавказе большевики делают «русское» дело»
. Иными словами, как это ни парадоксально, большевики воспринимались армянским (да и русским) населением как продолжатели царской политики с ее преференциями христианам. На фоне пестроты противостоявших друг другу кавказских народов, дополненной многочисленными интервентами (турками, англичанами, немцами), большевистские силы выделялись именно значительным удельным весом русских в своем составе. Имидж русской армии как защитницы христианского населения Закавказья после развала Кавказского фронта старой армии остался вакантен и достался большевикам автоматически ввиду полного отсутствия конкуренции.
Бакинские большевики сами вольно или невольно смешивали понятия «русский» и «советский». «Единственное спасение Баку, – доносил в Москву коммунар Б. Шеболдаев, – это присылка немедленно не менее 4000 красноармейцев… надежных в смысле партийном и, в крайнем случае, в смысле крепкой русской советской ориентации»
(здесь и далее курсив мой. – А. Б.). В другом донесении представитель Бакинского Совнаркома пишет о большой силе «обаяния», «которое приобрели русские войска среди местного населения»
, и т. д. То же самое отметили и в штабе Добровольческой армии: «Русское и армянское население города без различия партий стало на защиту города, как части единой России»
. Начальник политической канцелярии Добровольческой армии полковник Д.Л. Чайковский обратил внимание на «старательно подчеркиваемый русско-государственный централизм» бакинских большевиков
. Отождествление большевистских и русских войск – важный аспект истории Красной армии и большевизма в целом в Закавказье.
Большевики были открыты для сотрудничества. «Мы никогда не были доктринерами», – заявлял Шаумян и готов был «идти на некоторые уступки до некоторого предела», определявшегося интересами удержания власти в Баку
. Поэтому они не стеснялись делать предложения любым силам, в том числе националистическим. Так, большевики тесно контактировали с представителями дашнакской партии, как в Баку, так и в Тбилиси. По словам Шаумяна, «дашнаки действуют всецело по нашим указаниям»
.
Предложение о сотрудничестве получили и защитники Муганской области (Ленкоранского уезда Бакинской губернии) – самого южного уезда Бакинской губернии, где компактно проживали русские переселенцы. Отряд муганцев состоял из русских пограничников под командованием полковника Ильяшевича. Это была достаточно мощная сила (до 10 тыс. человек при 20 орудиях, 50 пулеметах, нескольких бронемашинах и эскадрилье гидропланов)
, правда, как и другие части бывшей русской армии, в немалой степени затронутая «митингами и сумлениями»
. Такая вполне боеспособная единица была очень привлекательна для бакинских большевиков. Первоначально они оказали муганцам немалую помощь оружием, боеприпасами. К пограничникам приезжал один из руководителей коммуны П.А. Джапаридзе (Алеша), который своей образованностью и манерами даже на чрезвычайно скептически настроенного к большевикам муганского офицера В.А. Добрынина произвел впечатление человека «не глупого, самостоятельного и даже культурного». Джапаридзе, имевший у большевиков репутацию «товарища несколько оппортунистического характера»
, обращался к муганцам «господа офицеры» и не возражал против ношения ими погон
. Только географическая удаленность Мугани от Баку и разразившийся вскоре кризис Коммуны помешали этому своеобразному союзу новой Советской армии и осколка старой Российской.
Преобладание в армии армян ставило на повестку дня определение их позиции к мусульманскому населению. Главнокомандующий Бакинскими вооруженными силами Г.Н. Корганов докладывал Ленину, что преобладание в армии солдат-армян «неизбежно приводит в отдельных случаях к эксцессам, жестокостям и насилиям». Однако «с национализмом боремся непрерывно и уже многого добились», продолжал он
. Прежде всего «во имя торжестваинтерна-ционализма» было предписано расформировать армянские национальные части и влить армянских военнослужащих в Красную армию по отдельности. Однако на деле эта мера реализована не была и армянские части вошли в Кавказскую Красную армию целиком. Шаумян заявлял о развертывании в частях интернациональной пропаганды: «Пусть скажет кто-нибудь, что наш военный руководитель в каждый отряд не посылал специального комиссара, который должен был удержать солдат, чтобы они не обижали мусульманского населения, чтобы не было мародерств и убийств мусульманской бедноты…»
Однако за то историческое мгновение, которое просуществовала Бакинская коммуна, интернациональная воспитательная работа, как и дело насаждения твердой воинской дисциплины в целом, конечно, не могли дать глубоких результатов. Само руководство коммуны, очевидно, относилось к этой работе как к перспективной. В масштабах «текущего момента» гораздо более эффективна была ставка на вражду между армянами и мусульманами. В донесениях в Москву оно не скрывало тесных контактов с представителями дашнакской партии, главной целью ставившей спасение армян в Закавказье.
Между тем над Бакинской коммуной все более сгущались тучи: 28 мая 1918 г. в Елизаветполе (Гяндже) была провозглашена Азербайджанская демократическая республика, ставившая целью освобождение своей столицы – Баку. Для этого азербайджанское правительство немедленно призвало на помощь единоверцев-турок, которые не заставили себя долго ждать, имея на Баку собственные виды. Уже в мае 1918 г. в Елизаветполе началось сосредоточение турецких частей, а также было приступлено к формированию азербайджанской национальной армии – так называемой Армии ислама. 6 июня 1918 г. главнокомандующий турецкой армией Энвер-паша прибыл в Батум в сопровождении начальника своего Генштаба генерала фон Секста. 9 июня был издан приказ: 3-й армии (командующий Эссад-паша) в составе 3, 11, 36 и 37-й дивизий ставилась задача занять район Батум, Карс. 9-я армия под руководством Якуб-Шефки-паши (9, 10, 15, 5 и 12-я пехотные дивизии) должна была защищать Кавказ от большевиков.
5-я кавказская дивизия Нури-паши должна была отправиться в район Елизаветполя для организации азербайджанской армии. Правда, ее создание сильно затянулось. По многочисленным свидетельствам современников, собственно азербайджанцы воевать ни с кем не желали. Принудительные мобилизации давали лишь горстки людей, да и те по ночам уходили в казенной экипировке и с оружием
. По данным русских офицеров, докладывавших в Добровольческую армию, за две недели удалось собрать лишь 300 человек; «население бежит от мобилизации в горы, в леса, даже к армянам»
. Поэтому основу Армии ислама составили турецкие офицеры и солдаты. Присутствие азербайджанских войск было лишь имитацией, прикрывавшей турецкую оккупацию.
Общее руководство двумя армиями было поручено дяде Энвера Халил-паше. Все кавказские дивизии были пополнены до 9 тыс. человек. Русские агенты в Закавказье сообщали в военно-политическое отделение штаба Добровольческой армии, что 9, 11 и 15-я пехотные дивизии турок, переброшенные с румынского фронта, «очень хорошо выглядят после длительного отдыха», а 10-я и 36-я дивизии считаются отборными в турецкой армии
.
Однако турки не могли использовать все наличные силы для похода на Кавказ, поскольку большая их часть была отвлечена летом 1918 г. на борьбу с армянскими отрядами в турецкой Армении. Поэтому на Елизаветполь и Баку были направлены первоначально только 5-я пехотная дивизия и ряд вспомогательных частей
.
Оккупировать Баку спешила и кайзеровская Германия. На этой почве между союзными Турцией и Германией разгорелся серьезный конфликт, угрожавший даже перерасти в военное столкновение. Напряженные отношения двух союзных стран, в частности постоянные дипломатические демарши Германии и блокирование ими железной дороги, в значительной степени сдерживали активность турок на Кавказе.
Наконец, воспользоваться бакинской нефтью и перерабатывающими мощностями Бакинского промышленного района, как уже говорилось выше, желали и британцы, опасавшиеся к тому же, что беззащитный Баку мог бы стать трамплином для германо-турецкой агрессии в Среднюю Азию и британскую Индию. Однако сил для осуществления агрессии в Закавказье англичане на тот момент еще не имели. Форсирование турецкого наступления на Баку в июне 1918 г. было связано как раз с дошедшими до Константинополя известиями об активизации англичан в Персии.
Рассуждая трезво, руководство Бакинской коммуны, не собираясь дожидаться противника у стен города, в мае приняло решение о наступлении на Елизаветполь, а в случае удачи, то и далее – на Тифлис с целью разгрома национальных правительств и изгнания с территории Закавказья оккупационных немецких и турецких войск. Энтузиазм большевикам придавали первые военные удачи: без особых усилий им удалось в середине апреля сломить сопротивление объединенных сил дагестанской контрреволюции и овладеть главными городами Дагестанской области – Дербентом, Петровском и Темир-Хан-Шурой, где была установлена советская власть. Бакинцы предприняли первые шаги и для продвижения на юг Азербайджана – в богатую хлеборобную область Мугань. Здесь также была провозглашена советская республика (которая существовала наряду с отрядом Ильшевича).
Общий замысел готовившегося главного наступления Бакинской Красной армии Шаумян сформулировал так. «Нужно торопиться в Елизаветполь, – сообщал он в Москву 24 мая, – чтобы там, а затем и дальше вызвать восстание армян. Это повлияет на грузинское крестьянство, и сейм будет разогнан»
. От классовой борьбы в этом призыве не осталось и следа. На одном из публичных выступлений 29 мая он развил свою мысль, заранее сложив всю ответственность на «ханов и беков» и само азербайджанское крестьянство: «Если первое время (имеется в виду начало наступления войск Красной армии. – А. Б.) ханам и бекам удастся сбить с толку мусульманское крестьянство. первые столкновения могут принять национальный характер, и если в Елизаветпольской губернии произойдут печальные столкновения армян и татар, если, может быть, это и неизбежно, то это не должно нас пугать, ибо это будет лишь временным явлением»
. Впрочем, он выразил надежду, что мусульманское крестьянство «скоро очнется и не даст возможности развиться армяно-татарской резне, подобно тому как это было в Баку»
. Возможное наступление в Грузию также связывалось с провоцированием межнациональной борьбы, в которой бакинские большевики рассчитывали на содействие тифлисских дашнаков. Последние были «готовы поднять восстание, если у бакинцев достаточно сил, чтобы победоносно двинуться через Елизаветполь»
. В целом, по словам Степана Шаумяна, «дашнаки действуют всецело по нашим указаниям»
.
Нельзя не сказать и о весьма прозаической причине, гнавшей большевиков вперед, за пределы города. Весной в Баку начался «форменный голод», и успешная война могла компенсировать нарушение рыночного обмена с деревней. В начале лета населению по карточкам выдавалось от половины до четверти фунта хлеба в день (80-160 граммов), а иногда не выдавалось ничего
. Голод значительно пошатнул положение большевиков, не сумевших наладить хозяйственную жизнь в Баку, и давал козырь в пропаганде правым социалистам, которые не преминули, по словам большевиков, прибегнуть к «недостойному приему – пользоваться озлоблением голодных людей»
. Русский офицер В.А. Добрынин резюмировал замыслы большевиков стремлением «укрепить свою власть, избавить себя от бушующей в Баку вооруженной и преступной черни и как-то раздобыть хлеба… Реквизициями и грабежами» они надеялись «прокормить огромный город»
.