Песчаный блюз

Над оставшейся далеко позади рощей поднимался дым.

– Это мы их надолго остановили! – обрадовалась Эви, теребя меня за рукав. – Зацени, доставщик, как рвануло, а? Красотень!

– Точно остановили?

– А то! Там же щели, в махине этой, знаешь какие?

– Не знаю. А ты откуда знаешь?

– А нам рассказывали в Гильдии, как омеговские танкеры устроены. Горючка когда в бомбе взрывается, в баллонах там, так взвесь такая огненная пышет… И в танкер она попала наверняка. Омеговцы и погореть могли даже, хотя вряд ли, но обожгло их – точно. Еще задыхаться они начали, потому что оно кислород из кабины высосало. И резиновое если есть у них там что-то, так поплавилось оно. Короче, встали они надолго, а может, и насовсем.

– Взвесь, кислород… – проворчал я. – Откуда вообще такие слова знаешь? В Гильдии им учат?

– Ну да, – подтвердила она.

– Как цыганка в Гильдию попала?

– У-у… – протянула Эви. – Это история всей моей жизни.

– Ну так рассказывай.

– Че, все рассказать?

– Давай-давай, чтоб я знал, выбросить тебя отсюда или просто пристрелить.

– Какой ты грозный! – хохотнула Эви, ничуть не испугавшись. – Только рассказывать долго, а вон уже почти стемнело. Танкер теперь нас не догонит, потому можем остановиться на ночлег. Только мне еще подлечиться надо или хотя б просто на палубе твоей полежать малеха, оклематься, а то слабость какая-то. Да, и есть у тебя чего бухнуть?

* * *

Солнце сползло к горизонту, вокруг протянулись длинные тени. Заглушив двигатель, я с трехлинейкой в руках выбрался на крышу рубки и осмотрелся. Барханы исчезли, Рязань остался далеко позади, вокруг в тиши лежали пустынные земли: бесконечные пологие холмы, заросшие травой и колючим кустарником, однообразные, как жизнь отшельника в киевских катакомбах. Лишь далеко-далеко в западной стороне, на фоне коснувшегося горизонта розового шара дрожали в мареве темные силуэты строений.

На вершине соседнего холма показалось семейство пылевых сурков, они вытянулись на задних лапах и замерли, прижав передние к тощим брюшкам. Усатые морды с черными носами-пуговками казались воплощением глупости. Я достал гармошку – сурки мгновенно исчезли – и сыграл короткий мотив, в который постарался вложить свое ощущение от этого теплого вечера посреди молчаливого безлюдья.

– Музыка – хорошо, – произнес голос внизу. – Люблю искусство, особенно когда громко.

Я глянул вниз. Эви стояла возле рубки – босая, в закатанных до колен штанах.

– Но стреляю я лучше, чем играю.

– А готовить умеешь?

– Умею.

– Ну ваще на все руки мастер. Так сготовь нам что-то, жрать охота, а? Какой-нибудь, будем говорить, пищи… Я ж с утра не ела, с тех пор как из Улья вылетела.

Я сел на краю рубки, свесив ноги, и сказал:

– Можно так: я даю еду, ты готовишь. Мы едим, ты чистишь миски и рассказываешь о себе.

– Не… – покачала она головой. – Если я готовлю и рассказываю, так чистишь ты.

– Не забудь, что еда моя, как и самоход, – напомнил я. – Потому миски чистишь ты.

Мы быстро поели, и пока я раскуривал трубку, цыганка, успевшая выскрести посуду пучком травы с песком, приготовила полоску бумаги. Вытащила из кармана бархатный мешочек, развязала, достала щепотку табака, огниво и стала со знанием дела мастырить самокрутку.

– Эй, доставщик… – присев под палубной оградой, она пустила в мою сторону клуб дыма. – Хочешь узнать, че в последние дни было, или историю моей жизни?

Я пожал плечами.

– А она длинная?

– Не очень. Но, будем говорить, насыщенная.

Усевшись в кресле-качалке, я огляделся. Солнце почти опустилось за горизонт, скоро пора на боковую.

Приняв молчание за согласие, Эви отхлебнула настойки из горлышка, крякнула, запила пивом, глубоко затянулась и сказала:

– Папаша мой навроде тебя – доставщиком был. Из-за этого я некоторую эту… духовную связь с тобой ощущаю. Но только духовную, не половую, понял? Хотя ты ж сам по себе, с разными караванами разъезжаешь, да? А папаша в «Вооруженных Курьерах Дядюшки Стерха» состоял. Он не цыган, обычный, а вот мамаша навроде такая же… – Эви провела тонкими пальцами с грязными ногтями по скуле. – Смуглой была, чернявой. Цыганкой, короче. Но я ее не помню, она папашу бросила и с каким-то москвичом в Лужники подалась. А батя меня с детства на своем самоходе катал. У него самоход не такой здоровый был, как у тебя, но быстроходный и с прицепом. Он в прицепе грузы возил, когда надо, но больше любил скорые доставки, какую-то почту, бандероли или там пассажиров…

– Никогда не брал к себе пассажиров, – проворчал я. – Ты первая. Но и с тобой мы скоро расстанемся.

– Это ладно, – согласилась Эви. – Ты слушай, слушай, чего я рассказываю.

Она еще раз приложилась к бутылке. Кажется, настойка хорошо влияла на разговорчивость цыганки, и без того немаленькую.

– Так вот, катались мы с ним вместе, машина мне с детства родным домом была. Катались, пока я двенадцатый праздник Зачинщика Прилепы не отметила. Уже папаша меня почти всем премудростям доставщика выучил… и тут не свезло, напали на нас. Батя важную бандероль вез, он за этот заказ боролся, чтоб ему дали. Запчасти для небоходов, новый пропеллер экспериментальный с четырьмя лопастями. Из самого Харькова, там эти детали по заказу летунов в одном оружейном Цехе сделали. Прикидываешь, какое важное дело? – Эви затянулась и выдохнула дым чередой маленьких колечек. – Но не довезли мы груз. Потом-то я поняла: это все подстава была. Оружейники сами и наняли тех бандюков, чтобы вернуть то, что для небоходов сделали, да еще и страховку получить. Ведь Стерх свои грузы страхует, ты знаешь. Мы без охраны ехали – так быстрее, да и надежнее, когда никто, кроме тебя, маршрута не знает.

В общем, папашу убили, груз забрали, самоход взорвали, меня чуть не грохнули, еле сбежала. В нору сурковую залезла, прикидываешь? Я тогда совсем худышка была, тонкая. Бандиты уехали, а я больше декады по пескам брела. На ферме ночевала в сарае, в поселке брошенном, потом в городок попала какой-то старательский, своровала там початок кукурузный, меня поймали, чуть не прибили, заперли в конюшне избитую. Но я прорыла дыру в слежавшемся сене, которое там вместо пола было в стойле, да и обратно сбежала. В конце концов добрела до базы Стерха. Он на западе киевских угодий живет. Ну вот, он самолично меня выслушал… Я ему все рассказала, Стерх своего лекаря позвал, раны замазали, накормили, и потом вырубилась я. Одно лекарство зельем оказалось сонным. Утром просыпаюсь связанной. В общем, Стерх решил, что я должна того… покрыть, будем говорить, хоть как-то его потери от этого дела. И он меня на нефтяную вышку продал.

Я покачивался в кресле, внимательно слушая. Эви отставила настойку и взялась за пиво. Выпить она явно была не дура, да и подзакусить тоже – мои запасы изрядно уменьшились этим вечером. Хлебнув пива, затянувшись и стряхнув пепел на палубу, цыганка продолжала:

– На вышке плохо совсем было. Их если москвичи держат – те хоть как-то за здоровьем рабов своих следят, но эта какого-то богатея с-под Херсона-Града оказалась. Слыхал про Херсон-Град? Есть вроде такой ростовщический городишка где-то на юге… Короче, мерли работнички как клопы, а хозяин новых по дешевке покупал у кетчеров. На него аж три банды работало в Пустоши, людей крали. Но не только людей, мы там вместе с мутантами были. Антропами, вроде тех, которых монахи на крестах своих вешают… Там-то я с ними и сошлась, с мутантами, и поняла тогда, что они ничем от людей не отличны. Ну кроме вида внешнего. В общем, на вышке жизни никакой, сплошное умирание. И подняли мы там бунт. Бунтовщиков охрана перебила, почти всех, а я сбежала. Вот так вот.

Она швырнула окурок, тот перелетел через ограду, прочертив в воздухе алую дугу.

– Ну и дальше что? – спросил я.

– А че… Бродила долго. Будем говорить, скиталась. Батрачила на одной ферме, потом на другой, потом еще всякое… В общем, к банде прибилась. Банда Заги-Головатого, слыхал про такого?

Я покачал головой.

– Че, правда не слыхал? Они в этих местах кантуются, через которые мы сейчас едем. До сих пор здесь вроде. Зага – гад редкостный, садист, живодер конченый. Я с ними два сезона почти пробыла, потом мы экипаж авиетки одной убили, которая тут неподалеку между холмов села на вынужденную. Убили, забрали оружие их, рацию и пошли к схрону банды, который на старом полустанке заброшенном. Как вдруг за нами небоходы летят! Прям дирижабль, прикинь, Музыкантик? Большой… опустился, с него десант на канатах.

– Летуны за своих стараются мстить, обид не прощают, чтоб банды их боялись, – заметил я.

– Во-во. Короче, мы ходу… но меня ранили. В ногу. – Эви похлопала по левой лодыжке. – Ну и я идти после того, конечно, толком не могла, тем более – бежать, а мы тогда ох как бежали! И Головатый, сука такая, меня бросил! Да не просто бросил – пристрелить меня собрался, чтоб я небоходам схрон банды не выдала. Но уже как раз стемнело, и я от него в песок… уползла, короче. Кетчеры мои дальше чухнули, а меня небоходы нашли. И меня, и потом еще двоих из банды, которых Головатый, оказывается, оставил чуть позже отход других прикрывать. Их обоих небоходы ранили в перестрелке, а после скрутили. А остальные кетчеры смотались, их так и не нашли, а нас троих решили прям на месте убить. Как раз сезон Большого солнца был и…

– Они вас налысо побрили, связали и в песок закопали, чтоб только головы торчали, – перебил я.