Варвары Крыма

– Зачем спасать, чтобы сразу убить? – спросил я.

Несколько мгновений он рассматривал меня своими прозрачными глазами, затем попятился и сунул нож в петлю на перевязи. Все четыре ножа были разных размеров – самый маленький висел ближе к плечу, самый большой внизу – и вид имели самый зловещий. Кривые рукояти из рогов, клинки в мелких зазубринках…

– Ты кажешься тем, кто хорошо умеет обращаться с ножами, – сказал я, оглядывая его неказистую фигуру. – Лучше, чем со стволами. Не бойся, я тебя не трону, малыш.

– Любишь честных людей оскорблять? – осклабившись, коротышка подтянул шорты. – Малыш… Да судя по твоей гладкой роже, я раза в два тебя старше! Так вот, слушай: мне Мира заплатила, чтоб привез ее с отрядом сюда, а не вытаскивал всяких олухов из водопадов. Вдруг решишь меня вниз столкнуть и улететь на термоплане?

– Не решу. – Забравшись внутрь, я присел на корточки спиной к проему. – Ты мне понравился с первого взгляда. Что за Мира?

– А та красотка с наколкой на роже. Э, погодь, большак, а ты ее не знаешь, что ли? Как это так? Вы ведь с ней… Так, ладно, лестницу за собой втяни и на месте стой!

Кабина и задняя половина автобуса были отделены перегородками из фанеры, в среднем отсеке вдоль стен стояли лавки. В кабине сквозь проем двери виднелся штурвал, кресло и рычаги.

От вертикальной трубы, соединяющей пол с потолком, шло тепло. Я прикинул, что решетчатый ящик с движком и редуктором находится как раз под ней. У трубы стояли четыре железных короба, соединенные гофрированными шлангами… ну да, баки с топливом.

Я начал втаскивать веревочную лестницу, конец которой крепился к двум крюкам в полу. Карлик нырнул в кабину и по короткой приставной лесенке забрался в кресло. Схватившись за штурвал, локтем передвинул рычаг. При этом он то и дело косился на меня, не опуская револьвер.

Сквозь дырявый потолок, в котором виднелась нижняя часть емкости, донеслось шипение. Гондола слегка качнулась, и за окном все поползло вверх.

Он что, каким-то образом выпускает газ из емкости, а если надо взлететь – при помощи тепла от двигателя нагревает тот, что остался? Долго так не полетаешь, газ надо закачивать новый.

– Что, завидно? – спросил карлик, выглядывая из кабины с револьвером на изготовку. – Таких машин по всей Пустоши только две. Лестницу вытащил? Дверь закрой тогда. И стой возле нее, я в тебя целюсь!

Пустошь. Слово пробудило смутное воспоминания – дикие земли с развалинами брошенных городов, редкие поселки, бродяги, фермеры и бандиты… Так называется вся эта местность вокруг. Мы в Пустоши? Но карлик упомянул какой-то Крым. Что такое Крым? Гора… ну да, точно, он сказал: гора Крым. Кажется, я именно отсюда, с Крыма, но…

Темная волна накрыла меня – окружающее смазалось, потом исчезло, уступив место тускло освещенной комнате, посреди которой, склонив голову к плечу, стоял сгорбленный человек со спицей и тонким крюком в руках. Он что-то говорил, хотя дребезжащий, надтреснутый голос его мало напоминал человеческий. На шее человека было какое-то утолщение, уродливый угловатый нарост. Дверь в комнату начала приоткрываться, кто-то входил внутрь… Накатил ужас, я закричал, выгнулся, пристегнутый ремнями, задергал руками и ногами, видя крюк, придвинувшийся к моему лицу, слыша потрескивание прибора возле койки, ощутил холодный металл на затылке и на шее сзади.

…И снова вокруг была гондола термоплана, но только теперь я видел ее с другой точки, стены накренились и будто бы стали длиннее. Ага, это потому что я лежу навзничь, как тогда, в лодке, и смотрю вверх. Из проема дует, за ним кроны деревьев. Мы опускаемся? Нет, уже нет, кроны не двигаются. Слышен шум реки и голоса, они все громче, женский что-то приказывает.

– Большак, ты чё, так перетрухнул на том водопаде? – Надо мной возникло морщинистое личико. – В обморок падаешь да орешь, как баба напуганная.

Вскинув руку, я схватил карлика за тонкую шею, потянул на себя. В грудь уперся ствол револьвера, но я отбил его и вышиб оружие из пухлых пальчиков. Сдавив запястье коротышки, чтоб не достал нож, спросил хрипло:

– Ты кто?

– Тот, кто тебе только что жизнь спас!

– Как звать?

– Чак я, Чак! Доставщик, грузы всякие вожу!

– А меня как звать?

– Чё?! – изумился он. – Совсем мозги в кашу, большак? Я откель знаю, если ты сам не знаешь?

Оттолкнув его, я сел – поясницу тут же прострелила боль и заныли ягодицы. Да что же это такое! Хоть одно целое место на моем теле осталось? Что со мной было, перед тем как я попал в ту лодку?!

Гондола «Каботажника» висела над верхушками деревьев, в проеме двери я видел канат, который тянулся от дирижабля к ближайшей кроне. Голоса снаружи становились все громче.

– Меня дубинкой по башке приласкали, – пояснил я, с трудом вставая. – Или еще что-то случилось. Не помню ничего. Ни имени, ни…

В затылке заломило, я сжал голову руками. Темная волна захлестнула меня, и опять во мраке проступила картина, но теперь другая: длинный бетонный коридор, озаренный тусклым бледно-желтым светом, мерцающим, страшным… По коридору идут двое, один – тот самый со склоненной к плечу головой и уродливым наростом на шее, а второго я не вижу, лишь темный силуэт. Они толкают перед собой нечто, на чем лежу я – по-прежнему пристегнутый ремнями, способный лишь приподнять голову, чтобы окинуть взглядом своих мучителей. Эти двое – люди или мутанты? Тот, который с кривой шеей и наростом, похож на человека, а второго я не могу разглядеть толком…

Откуда-то издалека донеслись голоса:

– Влас, видел кочевников на Арке? Скоро они здесь будут.

– Видал, видал. Много их, не отобьемся.

– Подсадите меня. Чак, взлетаем! Где брат?

– Да вот он, – пропищал карлик совсем близко.

– Он жив? Что с ним? Если ты его…

Голоса стихли, страшный бетонный коридор исчез, остались только мутные темные волны, накатывающие на рассудок. Потом они схлынули, и стало понятно, что я сижу под стенкой гондолы. Надо мной склонились коротко стриженная женщина с татуированным лицом и конопатый русоволосый детина. Молодой, широкоплечий, с бандитской рожей – свороченный набок нос, шрам под глазом, вверху слева не хватает зуба. Одет он был в мешковатые штаны из черного брезента и короткое грязно-серое пальто с накладными кожаными карманами. Слева под мышкой шов разошелся, в дыре виднелась рубаха.

– Ты правда потерял память? – спросила татуированная.

Через дверной проем в гондолу один за другим залезали люди в черных кожаных куртках и штанах, в круглых шлемах с нарисованной на лбу желтой подковой. Омеговцы, вспомнил я. Они из Замка Омега – клана солдат-наемников.

– Эй, солдатня, крайний створки задвигает! – донесся из кабины голос Чака. – Лестницу, я грю, лестницу поднимите – и взлетаем быстро!

– Так ежели он ничего не… – начал Влас, тыча мне пальцем в грудь, но татуированная пихнула его локтем в бок, и здоровяк замолчал.

Она взяла меня за плечо, склонилась ниже, глядя в глаза, спросила:

– Как тебя зовут?

Я покачал головой, положил ладонь на шею и сглотнул.

– Дай ему воды, – велела женщина.

– Мира, да у меня только водяра во фляге, – ответил Влас.

Не оборачиваясь, она крикнула:

– Дайте кто-нибудь воды! Чак!

– Сами разбирайтесь! – донеслось из кабины. – Мне взлетать надо! Да закройте ж дверь! Канат отвязали от дерева?

Последний из забравшихся в гондолу солдат раздвинул створки-гармошки, и в салоне стало темнее. Пол качнулся: дирижабль начал взлетать. Мне в руки сунули фляжку, я сделал несколько глотков тепловатой воды с неприятным земляным привкусом, потом Влас по приказу Миры схватил меня под мышки и поставил на ноги.

– Назад его отведите, – велел вышедший из кабины Чак. – Там лежанка.

Снаружи донеслись приглушенные выстрелы.

– Баллон мне пробьют! А, мутафага вам всем в глотку, зачем я в это ввязался?! – Коротышка бросился обратно, на ходу вопя: – Стреляйте по ним! От же солдатня тупая!