Девяносто третий

Вслед ему безмолвно качнулась, но устояла «Пизанская башня».

«Долой советскую власть!» – гласил основной плакат. Второстепенные призывали позор на головы большинства народных избранников, а также персонально Хасбулатова, Руцкого и Зорькина[4 - Руслан Хасбулатов, Александр Руцкой и Валерий Зорькин – в сентябре 1993 г. соответственно – председатель Верховного Совета, вице-президент РФ и председатель Конституционного суда. Хасбулатов и Руцкой активно выступали против курса Ельцина, а Зорькина сторонники президента обвиняли в симпатиях к оппозиции.]. Пикетчиков, которые держали их на палках или просто переминались с ноги на ногу, было человек одиннадцать-двенадцать. Мэрия позволила им отвести душу возле своего крыльца. Надо отдать ей должное, в таком праве она вообще никому не отказывала.

– Подпишитесь за роспуск съезда[5 - Съезд народных депутатов России – высший орган государственной власти. Согласно конституции, имел право принять к рассмотрению любой вопрос, включая внесение изменений в саму конституцию.] и Верховного Совета, – дернула Алексея за рукав какая-то женщина.

Глаза ее горели, как огни пожарищ.

– Извините, я журналист, – ответил он.

– Тогда напишите статью про нас!

Пробормотав в ответ что-то неразборчивое, он деликатно отодвинулся в сторонку. Чуть поодаль от пикета виднелись знакомые личности. Огненно-рыжей растительностью на лице выделялся депутат Харченко. К тем, кто заслуживал позора, он не относился, так как входил в состав демократической фракции. Местом приложения его сил был городской Совет. Харченко рассуждал, кажется, об организации массовых мероприятий. Алексей уловил концовку его речи.

–…элементарно подтягиваются студенты, элементарно за пиво. Столько, сколько нужно, и всё! Проблемы с массовкой я вообще не вижу, – чеканил он, помогая себе правой рукой.

Его собеседник миролюбиво улыбался. Был он тоже из горсовета, но предпочитал молчать, нежели говорить.

Алексей зашел обратно в купеческий особняк и позвонил с вахты в редакцию.

– Тридцать строчек на вторую полосу, – ответила на его просьбу ответственный секретарь Светлана Анатольевна. – Больше дать не могу.

– Плюс фото? – жизнерадостно подхватил он.

– Лёша, ну куда я это втисну? – застонала она.

– За счет постановлений, а? Ну ведь живая жизнь…

– Уговорил. Но ни строчкой больше!

Воротившись к месту действия, Алексей живо подкатился к знакомому фотографу Васькину.

– Для «Привратника» снимаешь?

– И для «Вечорки» тоже, – без тени радости реагировал Васькин, наводя объектив на женщину с горящими глазами.

– И для нас снимешь?

– Тариф помнишь? – спросил Васькин, фиксируя очередное мгновение.

Алексей подтвердил, что помнит.

– Фото завтра будет. Позвонишь с утра.

– А кто с тобой от «Вечорки»?

Васькин мотнул головой куда-то в пространство. Алексей повернулся в указанную им сторону и увидел Марину. Они были знакомы по нескольким общим посиделкам в редакциях и у коллег на дому. В отличие от него, Марина летом окончила журфак и сразу влилась в состав «Вечернего города». Выкрашенная под ослепительную блондинку, она немного настороженно смотрела на происходящее. Как будто ее выкрасили не так, как ей хотелось. Или как будто размышляла о чем-то постороннем, решил Алексей.

На приветствие Марина отозвалась чуть рассеянно, словно подтвердив его версию.

– Поздравляю с повышением! – сказал он.

– С каким повышением? – не поняла она.

– Разве не ты завотделом расследований? В выходных данных опечатка?

– А, это… Пока только планы, я в отделе одна. Поживем – увидим.

– Но планы-то грандиозные?

– Более чем.

– И основания есть? Колись.

Марина улыбнулась, хотя без энтузиазма.

– Вроде есть. Пышкин нашел новых инвесторов. Какие-то бывшие комсомольцы, ныне миллионеры. Торгуют с Чили. Или с Аргентиной.

– Ого! Чем торгуют?

– Понятия не имею.

– А где сидите?

– Там же. Гостиница «Ливерпуль».

– Памятник старины. Зарплаты хотя бы ничего?

Марина озвучила цифры. Алексей тихонько свистнул.

– Мне сначала меньше платили.

– Твой шеф непрактичный.

– Кто сказал?

– Пышкин так говорит. Но вообще по-доброму к нему относится.

– А к тебе?

Подвох не удался. Марина посмотрела вдаль сквозь собеседника и по-прежнему ровно ответила:

– У нас отношения чисто служебные.

«Чили с Аргентиной… Однако! Умеет коллега Пышкин договариваться, не поспоришь». Переваривая полученные сведения, Алексей вошел в главный подъезд огромного желтоватого дома на площади. Дом начинали строить в имперском стиле в конце сороковых, но после развенчания культа личности проект радикально упростили, борясь с архитектурными излишествами. Размах, невзирая на это, ощущался. В здание целиком влезали обе ветви областной власти, и не только они.

Выйдя из кабины лифта на шестом этаже, Алексей свернул в правое крыло. Минуя апартаменты губернатора, он покосился на двустворчатую дверь с табличкой. Поверх пластика блестела искусственная позолота. В коридоре с высоченным потолком было пусто и тихо. Глава региона, возможно, куда-то уехал или проводил совещание. В обоих случаях Алексею ничего не светило, ибо личный пресс-секретарь Якова Александровича, Маргарита Викторовна, безотлучно находилась при его особе. В любое другое время дозвониться ей в кабинет было практически невозможно.

Яков Александрович слыл народным губернатором, и это определение в целом соотносилось с его имиджем. Роста он был среднего, внешности неброской, изяществом манер не отличался. Во власть пришел без выборов, по указу президента. Зато именем народа клялся постоянно, даже позволяя себе ругать отдельных молодых министров правительства России. Если верить местным социологам, народу такой стиль руководства нравился. Впрочем, если верить им же, в последнее время губернаторский рейтинг застопорился. Клятвы клятвами, но обещанного улучшения жизни не происходило…