Человек за спиной

– А на углу Столярного никто не ждал нашего любителя поздних моционов?

– Извозчик уверяет, что нет. Высадил Владыкина и сам удивился, зачем тот на Мещанскую пожаловал. Но ему-то что? Получил свои копейки, развернулся и укатил.

– Какие же дальнейшие планы у сыскной полиции? Что мне доложить его сиятельству?

Козлов потрогал стреловидный ус.

– Чего греха таить, при Иване Дмитриевиче Путилине[9 - Первый начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга, легендарный сыщик.] дела обстояли получше. К сожалению, беда у него со здоровьем, пребывает в долгосрочном отпуске… Все силы бросаем на розыск посыльного.

Стук в дверь помешал продолжению беседы.

– Ваше превосходительство, дозволите? – вчерашний надзиратель, переодетый в штатское и теперь имевший вид вылитого конторщика, деликатно шагнул в кабинет.

Его глаза излучали нескрываемую радость.

– Взяли мальчишку!

Мнимому посыльному недавно стукнуло четырнадцать. Он был щуплым и невысоким даже по сравнению со сверстниками, одет наподобие подмастерья, обут в стоптанные башмаки и, кажется, не умывался сегодня. Его живые, темные глаза бегали туда-сюда, ни на ком и ни на чем не задерживаясь. На ум Платонову пришло сравнение с воробьем, подбирающим крошки перед хлебной лавкой.

Узрев перед собой Козлова в мундире, с шашкой на боку, мальчишка втянул голову в плечи, будто хотел спрятаться. Надзиратель Трубников, сообщивший начальству о задержании, развеял его иллюзии в прах.

– По уложению о наказаниях уголовных и исправительных, тебе каторга полагается. Знаешь об этом? – взял он быка за рога.

Задержанный шмыгнул носом.

– Помилуйте, барин…

– Судью будешь просить. Может, годик скостит.

– За что ж меня?

– За соучастие в убийстве. Как сообщник пойдешь.

Для скорейшего достижения результата опытный Трубников слукавил: мальчишке можно было вменить в вину не соучастие, а лишь пособничество. Впрочем, и за него закон предусматривал реальный срок, без скидки на возраст. Хотя в данном случае модный ныне суд присяжных мог и оправдать обвиняемого.

Этих нюансов страдалец не знал, поэтому в непритворном ужасе начал креститься.

– Какое такое убийство? Что вы, барин?

– Большого человека убили, генеральского звания. Ты помогал душегубу.

– Да что вы… Я только передал…

Растирая слезы по немытому лицу, Лёшка (так звали задержанного) выложил всё, что знал. Он добывал себе пропитание, крутясь возле французского ресторан «Донон», где столовалась самая чистая и денежная публика. Услуги посыльного были частенько востребованы завсегдатаями фешенебельного заведения, и благодарили, бывало, не жадничая. Лёшкин отец, каменщик, умер в позапрошлом году, перед этим страшно помучавшись, так как сорвался со строительных лесов. Мать подалась в прачки. В общем, не ахти какая удивительная житейская история.

Лёшку, по его словам, в пятницу, где-то ближе к девяти вечера, подозвал прилично одетый молодой господин и предложил заработать. Адрес оказался знакомый – там же, на Мойке. Надо было через швейцара передать запечатанный конверт, а на словах добавить, что Петра Константиновича просят спуститься, для него есть устное послание. Владыкину же следовало сказать, что друзья ждут его на углу Столярного переулка и Малой Мещанской улицы.

«Смотри, не напутай. Уши оборву!» – строго предупредил господин, выдав полтинник серебром. От такого, доселе невиданного им вознаграждения Лёшка полетел чертомётом. Исполнил всё, как было велено, и вернулся к ресторану. Наниматель похвалил его, подкинул еще гривенник и уехал на извозчике.

Пособника отыскали, шерстя всех подобных ему малолеток петербургского «дна». Сдал его приятель, перед которым Лёшка неосторожно похвалился полтинником. Поднят он был, действительно, с тюфяка в затрапезной каморке у Сенного рынка.

– На конверте что было? – рявкнул Трубников, куя железо, пока горячо.

– Ничего, – торопливо заверил Лёшка.

– Извозчик ждал этого человека? – вмешался Платонов.

Лёшка искательно поглядел на Трубникова, затем на Козлова. В Григории Денисовиче он, очевидно, не признал значительной персоны. Надзиратель кивнул: дозволяю, мол, говори.

– Нет, подкатил потом. Я видел.

– Опиши его.

– Худой такой, высокий.

– Бритый?

– Бороды не носит, да, – зачастил мальчишка. – Усы были.

– Как у него? – Платонов указал пальцем на Козлова.

– Не, маленькие, тоненькие.

– Глаза какого цвета?

– Серые.

– Точно? Не врешь?

– Господом Богом клянусь, спасителем нашим Иисусом Христом и пресвятой Богородицей! Чтоб мне провалиться! – несчастный Лёшка опять перекрестился.

Когда из допросной комнаты, устроенной на первом этаже, поднялись обратно в кабинет, помощник обер-полицмейстера выглядел озабоченным и несколько сконфуженным.

– Банальное убийство с целью грабежа… – как бы размышляя вслух, промолвил Григорий Денисович.

– Ох, лучше молчите! Что-то совсем скверное на наши головы падает, – Александр Александрович скорчил гримасу, как от приступа мигрени. – А мне к Федору Федоровичу в полдень идти, уже назначено.

– Итак, в деле не меньше трех сообщников?

Министр императорского двора и уделов также не испытал радости от услышанного. Григорий Денисович представил ему свой доклад в том же особняке на Фонтанке, где утром в субботу узнал об убийстве.

– Да, не считая мальчишку, разумеется. Он, по сути, тоже жертва, – заметил Платонов.

– Вы уверены?

– Сначала я подумал, что возле «Донона» орудовал человек из трактира Силантьева. Рост, комплекция, усики… Но глаза не подделать и не заменить. У того, кто днем встречался с Владыкиным, они ярко-голубые. Половой видел его близко и не мог ошибиться. Значит, налицо двое с усиками плюс непосредственный убийца, напомнивший свидетелям цыгана. Первый о чем-то разговаривал, второй выманил из дома, третий зарезал. В ресторан, между прочим, второй злоумышленник не заходил, там его не видели. Берегся, ожидал парнишку на набережной.

Граф Адлерберг пошуршал бумагами, отодвигая их на край необъятного стола. Двумя пальцами за тонкую ручку взял фарфоровую чашку с подноса, отхлебнул свежезаваренного яванского кофе, густой аромат которого сразу поплыл по кабинету.