Видение моря и неба мазки,
И общее их величие
Здесь застят лики девичии.
* * *
Ты могла бы со мной говорить лишь гекза?метром ровным,
Вместо матов-блинов обезличивать спичи цезурой,
Даже больше: «отнюдь» говорить с предыханьем альковным,
Водку пить, отставляя мизинчик изящно и выглядя дурой.
Ты в дорийском хитоне могла бы по дому слоняться устало,
Закрутив свои волосы в хитро-безумной прическе гетеры,
Но «отнюдей» и водки с отставленным пальчиком мало,
Чтобы Та?ис Афинской постичь политес и манеры.
* * *
Развиднелось. И всё на свете:
Трава, деревья и кусты, —
Мглы чёрной сбрасывая сети,
Вернуло зыбкие черты.
Ещё темно, ещё так пусто —
Ни жизни, ни движенья нет,
Но сердце согревает чувство,
Что приближается рассвет.
* * *
Ужасно гусеницей быть.
Когда опутывает кокон,
Не двигаться, не есть, не пить
В клубке из шёлковых волокон.
Не понимая для чего,
Терзаться мукою напрасной…
Не знать, что будет торжество
Полёта бабочкой прекрасной.
* * *
Столько нужно успеть,
Сделать нужно немало.
Ни к чему сожалеть
О звезде, что упала.
Нам от дел не присесть,
И дела те не тают.
Звёзд на небе не счесть,
Пусть себе опадают.
* * *
Какой хлопотливый ветер —
Всё что-то он по двору носит,
Накручивает и вертит…
Надеюсь, ещё не осень.
Сентябрь поначалу – скорее
Похож на плохое лето.
И осень нам станет милее,
Но лишь в декабре где-то.
* * *
Как-то в голове всё шло вразноску,