Чугун и рычаги

Мой кошмарный сон

Вот и я теперь дошел до нужной литературной и философской – нет уж, скорее просто до литературной – кондиции и наконец-то решился написать о снах. Как говорится, созрела земляничка – давай, полезай теперь в лукошко, а моя «ягодка» кормиться одними ожиданиями до бесконечности не стала бы. (Я люблю землянику, и в варенье и свежей – странно, почему она мне ни разу не снилась?) Я задумчиво и по-доброму усмехнулся. Если браться за перо – в моем случае касаться пальцами кнопок клавиатуры (ручки, перья и карандаши – хоть и классика, но зачем забивать на прогресс) – короче, если браться за перо, то о каких снах писать? Я озабоченно прищурил один глаз. Кошмары? Ненавижу кошмары! Эта добыча не по охотничьим навыкам. Каторжный труд для меня переносить их. Я всегда тяжело засыпаю после кошмаров – долго ни на одном боку не могу дождаться сна, дышу так, словно меня душат удавкой, а уж сердце стучит, будто до этого бог знает сколько отпрыгал со скакалкой. Даже мои каждодневные молитвы перед сном – большой угол в моей душе отведен вере и набожности, поэтому молиться перед тем, как лечь в кровать, для меня так же естественно, как для бабочек иметь крылья. В общем, я в сомнениях: кошмар не то что хороший сон – им сколько интереса привлечешь? Я в замешательстве почесал щеку. Ладно, напишу про обычный сон!

***

У меня в ладони был зажат гладкий с немного вытянутым горлышком и сделанный из материала, вроде как напоминающего дерево, пузырек. Банальная вещь, и будь она, так сказать, знатного рода-племени, что-нибудь настолько изысканное и элитное, что хоть продай почку – все равно денег не хватит на покупку, то высыпал бы на голову читателю все свойства пузырька, какие есть. Я хоть и вдумчивый, но меня как будто черт с пути ума столкнул, напорол я такую горячку, что и теперь не возьму в толк, на что именно я потратил кровно заработанные рубли. Давай, попробуй найти кончик у этого «клубка». Может, мне его подарили, или я его нашел? Сам Бог от этого не убережет. Может, я его украл, а может, сделал своими руками? Ужас! Логические дыры размножаются так же быстро, как вши на шерсти крысы. Я озадаченно склонил голову набок.

Я всегда боялся необдуманных поступков – теперь же одной безрассудной эскападой стало больше: я зачем-то вынул пробку из пузырька – ох-ох, нечестно это, я даже не колебался. И вдруг к моему удивлению из пузырька повалил густой багровой струей… а вот тут надо попытать счастье с вариантами – был ли это туман, или пар, но может, и дым. Бог ли уберег, или я сам не промешкал – как говорится, на Бога надейся, но и сам не будь кисейной барышней, в общем, от испуга я машинально закрыл ладонью нос и рот и не успел вдохнуть дым. Каким-то чутьем, мужским не мужским – думаю, животным предчувствием, которое спало во мне до поры до времени, я с ужасом понял, что начнется сейчас настоящий ад, ведь это был яд. Моя желтая канарейка в клетке, стоящей на подоконнике, – благое дело молиться за душу маленького существа – уже преставилась, и, наверное, ее праотцы уже расплылись в улыбке и расправили крылья при встрече с ней. Мои щеки и ладонь сразу стали мокрыми от слез печали и горечи – этот ряд выдержит еще какое-нибудь описание эмоций от смерти близкого существа. Черт, не в ущерб любви к питомцу скажу: ух как меня на эмоции пробило – в горле ком стал и слезы душили. Я едва сдерживался, чтобы не закричать: нечем дышать, нечем дышать!

Вся моя небольшая комната за секунду потонула в смертоносном дыме. Я лихорадочно с чувством брезгливости отбросил пузырек как можно дальше от себя. Гори сарай – гори и хата, так я по привычке говорю, когда с прискорбием понимаю: всему уже конец и осталось разве только ноги уносить. Я точно ошалелый, задыхаясь и едва не теряя сознания, схватил шубу с сапогами – удивительно, что не упустил на фоне переживаний о мертвой канарейке и дыме мысль, что на улице голым лучше не появляться, – и, ловко одевшись на бегу, выбежал на улицу. Даже моя хромота с рождения не стала помехой – вот уж и правда, найди себе проблему не по зубам и сразу все твои болезни затмятся ею.

И, совпадение это или нет, удачу здесь не заподозришь – и какая это удача: мертвая канарейка и дым, убивающий все живое, нет, за такой удачей я в очередь не встану, – шел снегопад. В поту и слезах, застилающих глаза, чуть живой, с поминутной отдышкой и диким сумбуром в мыслях и эмоциях я побежал… нет, понесся, как фотон света от солнца к Земле… нет – полетел, как боеприпас из гранатомета… что перебирать метафоры – просто быстро побежал по улице.

А потом вокруг поднялся ветер, и если тема зимы намечена в истории, то, считай, ни шагу в сторону от классики: ветер был обжигающим, ледяным, и сухим – все в целом как из года в год, даже некому пожаловаться, что ничего не меняется. Неистовый ветер, и не пытайся идти против его порывов, в этот бой лучше не вступать со своей слабой защитой, налетел на три дерева с покрытыми снегом ветвями, которые стояли в один ряд впереди меня. О, вот тебе и жертвы без возможности позвать на помощь. Ветер в одно мгновение сорвал с деревьев их снежную глазурь и, закрутив ее спиралью, понес вдоль по улице, постепенно устилаемой багровым дымом.

Кость

Сегодня мой рыжий кот Бублик отрыгнул кость. Я испуганно помрачнел. Бублик – отпрыск безродных кошек: что мама, что папа у него – оба с первого дня в подворотнях прожили. Однако я люблю его, да и вообще всех кошек, не за титул или, наоборот, низкое происхождение (мне есть кого выбрать объектом нелюбви, ненависти и даже брезгливости – это те, кто богаче и успешнее меня, – банкротства на каждый день их жизни!). Впрочем, найдись на Бублике хотя бы аристократической шерсти клок, я сделал бы это солью всей истории. Однако давайте с котом разбираться. Я немного подавлено выдохнул.

…А еще Бублик в белую полоску! Подумал о белых полосках кота, и как-то на сердце стало светлее – практически белым-бело! Вот так новость – отрыгнутая кость! Я недоуменно и мрачно цокнул языком. Казалось бы, отрыгнуть кость не такая трагедия, как, например, отдать добытые непосильной работой деньги телефонным мошенникам – меня однажды поймали на удочку, и я теперь боюсь повторения истории. Конечно, неприятный осадок останется и ни на одно дело потом рука с желанием и светлым настроем не поднимется, но ведь проблема тут в том, что я кота до этого никакими костями не кормил и в принципе не подумал бы кормить. У меня непочатый край недоумений и сомнений. Вдруг это какая-то лишняя кость из кошачьего скелета, однако Бублик мне не расскажет об этом.

Неожиданно буквально на моих глазах кость уменьшилась, сжалась гармошкой и, вспыхнув словно заискрившая розетка, превратилась в шаровидный мутноватый алмаз. Дальше – от потрясения я упал на колени (ай-ай, ой-ой, бедные мои суставы в коленях, это единственное, что всегда болит в моем теле сильнее всего). Дальше – пораженный, я долго не мог моргнуть; дальше – от озадаченности – я прикрыл ладонью рот. А «дальше» будет? Да, дальше – я схватил алмаз и… Нет, стоп! Откуда вдруг такая безрассудная поспешность при моей-то осторожности и сдержанности? Никак одно с другим не согласуется.

Я хитро прищурился и с любопытством повертел алмаз в руке, а он был таким же твердым, как и обычный алмаз, и ничто не выдавало в нем того факта, что прежде он был костью. Пошевелись, мысль в голове: куда потратить такое богатство? В ломбард! Точно! Владельцы ломбардов – люди хоть и всеядные (в основной своей массе; большинство не отвечает за меньшинство), и я даже сразу не вспомню, чем они могут побрезговать, – однако приглянется ли им мой алмаз? Что же, может, и выйдет толк из идеи о ломбарде, и я в итоге наснимаю самых лучших «сливок». Я воодушевился, улыбнулся, положил алмаз в глубокий, с молнией, карман своей черной рубашки и вышел из дома.

Но на круглом коврике для обуви, который лежал у самой двери, меня встретил неожиданный гость – очень пушистый (шерсть хорошо смотрится на животном и плохо – на мебели) кот пепельного цвета. Он, похоже, не один камин исследовал, судя по его окраске. Кот спокойно сидел на коврике и равнодушно смотрел на меня немигающими желтыми, как сердцевина нарциссов, глазами. Я умиленно и восхищенно развел руками. Гладить бездомных котов это не та привычка, что может покрыть человека – и главное меня – позором. То есть никто не схватит меня за плечи и не скажет сердито: «Ага, пойман на месте преступления – получай по полной!» Пока в моих руках не побывает кот, я не смогу успокоиться: много не нагуляю и не нахожусь – просто зациклюсь на этой идее и все!

Без всякого сомнения я назвал бы кота гуру невозмутимости. Спросите у меня, кто может показать пример истинного спокойствия? Так ведь вот он – кот, сидящий у моей двери, он и покажет, как вести себя так, чтобы казаться всем неживым. Кот ни лапой не дернул, ни усов не ощетинил, ни пушистым хвостом, прижатым к лапам, не шевельнул, тем более не мяукнул. С подобным поведением в семье котов он, вероятно, выглядит белой вороной.

Я захотел погладить кота, медленно приблизился к нему и нагнулся – что, и теперь ни на миллиметр не дернулись кошачьи нервы? – поразительное безразличие! И едва кончики моих пальцев погрузились в мягкую шерсть животного, кота вдруг окутал тусклый зеленоватый свет, и он весь превратился в серый кошачий лоток в виде – ну? возникла призрачная догадка, в виде кого? – в виде кошки. Я негромко взвизгнул обескураженно и испуганно; растерялся настолько, что, неуклюже и самым неудачным образом привалившись спиной к двери, больно ударился копчиком о ручку. Я много молитв знаю, но из-за водоворота ума не одной не мог вспомнить – плохой из меня верующий.

При чем тут мой Бублик? А как я его теперь буду гладить?!

Пока что на этом конец.

Вросший ноготь

Этой осенью мне опять сделали операцию: удалили вросший ноготь на большом пальце правой ноги. Я считаю, эта гадость – незаслуженное проклятие на мою голову. Не знаю, и дай Бог пробыть в неведении всю оставшуюся жизнь, на какое время решилась моя проблема. Хочется верить, что навсегда, и я не сочту за труд и помолюсь, чтобы так и случилось, в каждом храме города. Я угрюмо блеснул глазами и почувствовал, как внутренние серьезность и озабоченность проявились на моем лице. Однако относительно здоровья своего пальца я не чемпион что-либо с уверенностью загадывать. Не надо спешить с выводами, говоря, мол, не стоит драматизировать, вросший ноготь это не смертельная болезнь и это звучит не так кошмарно, как, например, рак или ампутация по самое горло. И верно, здесь трудно вставить свое «но» наперекор этой мысли, однако в моем случае все работает иначе.

Признаюсь честно: я потерян и смущен (я помял пальцы рук и потер глаз – смущение не прошло, и себя не нашел), ведь складывается впечатление, что мой большой палец на ноге поцеловал чуть ли не сам дьявол. Да не попасть мне в грешный бан Бога за это! Аминь. Аминь! Я бы и к иконе приложился, будь я в церкви. Я то по неуклюжести отдавлю палец, хотя и не маленький ребенок, чтобы начинать знакомиться с миром с первым неудачным шагом, то по недосмотру ударюсь им обо что-нибудь. Я парень осмотрительный, вдумчивый и немного впечатлительный, и тем не менее ни одно из этих качеств не может уберечь меня от подобных казусов. Травмы – наше все!

Как я уже сказал, моя история с пальцем повторилась. Я грустно и нарочито откашлялся. В прошлом году эта напасть с ним мне кровь портила; в позапрошлом году я также себе места не находил. И в позапозапрошлом носился с ним как курица с яйцом. И все было без того результата, на который я надеялся, а хотелось мне одного: устранить причину моих мучений – противный ноготь – и больше о ней никогда не вспоминать. Ох, до чего же наивным я был в ту пору или, вернее, даже не наивным – людей за наивность чересчур не осудишь – я, скорее, относился к тем, кто о своих недугах мало что знает.

С детства я наизусть заучил нехитрую мысль: патовая ситуация сама собой не рассосется. Ей нельзя погрозить пальцем и сердито сказать: «А ну-ка, давай сейчас же рассасывайся!» Зато она вполне способна усугубиться. Так вышло и у меня. Похоже, я случайно занес инфекцию в ранку, которая образовалась из-за того, что часть ногтя сильно вросла в мягкую ткань пальца, отчего она начала гноиться и кровоточить. Меня всего передернуло от отвращения и брезгливости.

Всего за пару дней палец стал похож черт разберет на что: он посинел, словно его в пузырек с чернилами опустили; распух так, будто на нем пчелы всем ульем проверяли, насколько их жала остры. Фу! Но это еще не вся мерзкая тошнотворная картина: по правому краю ногтя, от верхнего его угла до основания, налипла широкая длинная коричневая корка запекшейся крови и гноя. На ощупь она была бугристой и отвердела настолько, что не удавалось ее сковырнуть. Предупреждаю: я, конечно, себя образцом для подражания не делаю, хотя понимаю, что сложно удержаться и не заразиться дурным примером! Я с мазохистским удовольствием надавливал на корку, и из-под нее проступали крупные белые капли густого гноя. Я злобно ухмыльнулся.

Я пошел удалять вросший ноготь в больницу – разумеется, а какое еще место лучше всего подходит для этого тонкого и серьезного дела? Хотя я не люблю больницы и всегда лечусь дома собственноручно. Это моя привычка, на битву с которой я никогда не откликнусь. Больница недалеко от моего дома: пять – десять минут, никуда не сворачивая, – и ты уже на больничной территории. К слову сказать, там исхитрились целую оглоблю – многоэтажный дом – прилепить самым безболезненным, то есть без ущерба для больницы, образом. Ловкими же оказались застройщики – и «наших» не обидели, и «ваших» не оставили в минусе.

Меня принял хирург – мужчина средних лет. Я хотел бы его описать, ведь с набором безликих обобщений скучно и неинтересно плыть по течению истории, однако без добровольного согласия мужчины я даже знаком препинания не изображу его портрет. Я с сожалением пожал плечами. Впрочем, без боя я так просто не сдамся и одну особенность мужчины выведу словами: у него золотые руки – он умеет безболезненно делать уколы. Я к нему уже пару раз обращался по поводу пальца, потому и даю ему такую оценку. Я боюсь уколов и боли, которую мне надо переносить, потому стараюсь лечить себя менее жестоким способом: пью микстуры и таблетки, ведь прекрасно, когда есть из чего выбирать.

Меня привели в маленькую совершенно белую и чистую настолько, что куда ни поставь босую ногу, нигде не испачкаешься, хирургическую палату. Я был расслаблен так, словно набил перед этим рот горстью успокоительного; непринужден и хладнокровен, будто самое ответственное и жуткое осталось давно позади, тогда как кульминация всего действия, так сказать, еще махала мне рукой впереди. Я снял ботинок, потом носок, с чувством безмятежности на сердце и каменным лицом устроился на хирургическом столе и стал ждать операцию. Мало мне было сюрпризов со вросшим ногтем, так вот тебе напоследок еще одна подгнившая вишенка на несвежем торте: хирург, осмотрев желтый ноготь на ноге, огорошил меня новостью: возможно, у меня грибок. Своей обувью я ни с кем по доброте душевной не делился, бегать босиком я также не навострился, в целом слово «чистоплотность» для меня не просто кучка букв, за которыми не стоит никакого значения, – и теперь хочу спросить: откуда мне эта напасть? Я, вероятно, сейчас попаду в ловушку противоречия: мне собирались делать укол – так как же я еще не упал в обморок от этой мысли? А вот так – смирился и не упал! Я удивленно взмахиваю рукой. Чудеса какие-то!