– У нас проектируется маленькое дельце, – хмуро сказал Петруша и слегка побледнел.
– Оно обмозговано партией? – осведомился Верхолётов почтительно.
Петруша опять чуть-чуть сконфузился и по привычке пожал худенькими плечами.
– Нет, оно задумано одним лицом за свой страх и совесть!
На его щеках выступил слабый румянец.
– У-гу, – поддакнул Верхолётов, сжав губы трубкой. – И я могу понадобиться на это дело? – спросил он затем.
А Петруша весь точно воспламенился. Стукнув себя в грудь кулаком, со слезами на глазах и с дрожью в голосе он выкрикнул:
– Не всё же нам быть кисейными барышнями революции! Люди гибнут, жертвуют собой, а мы… мы…
Он не договорил, задохнувшись, и пошёл прочь от Верхолётова, застыдившись выползших из глаз слёз.
– К чёрту кисейные мармелады! – думал он. – К чёрту!
Домой возвратился он возбуждённый, как и всегда в эти последние дни, точно ужаленный самыми невероятными замыслами, поминутно загораясь необузданною грёзою. Два дня, однако, он боролся с соблазном, видимо, каким-то инстинктом чувствуя смертельную опасность. Но боролся не напряжённо. Сердце в эти минуты мечтаний билось так благородно, а молодая грудь так непреодолимо рвалась к самой кипучей жизни и к самым невероятным приключениям, что отнестись к задуманному критически прямо-таки не приходило в голову.
Инстинкт замолчал, испепелённый пылкостью фантазии. Петруша решился действовать и послал к Верхолётову с горничной Наташей записку следующего содержания:
«В борьбе обретёшь ты право своё».
«Дорогой товарищ! Приходи сегодня ко мне в семь часов вечера попить чайку. Один на один я изложу тебе некоторый замысел одного лица, если в твоих жилах кровь, а не клюквенный морс. Жду!
Твой П.Б.»
Отправив письмо, он долго бродил у себя в комнате, возбуждённо потирая холодеющие ладони. В его голову толкалось:
«А ведь это начало самого настоящего заговора? Значит, я заговорщик? Да?».
И румянец вспыхивал на его щеках. Наполовину – от удовольствия, наполовину – от жуткости.
Наташа вернулась с ответом не скоро, и Петруша, весь сгорев от ожиданий, вырвал из её рук ответную записку, едва не свихнув ей пальцы. Вот что писал в ответ Верхолётов своему другу:
«Пролетарии всех стран, объединяйтесь!»
«Товарищ! Ты знаешь, что я принципиально против всяких бурных выступов. Придти же к тебе пить чай не могу, так как отозван на шоколад к Образцовым. Понятно, мою записку предай пламени.
Твой Т.В.»
«Трус, – подумал Петруша, дочитав до конца записку Верхолётова, – шоколад Бормана, а не сознательный гражданин!»
И в его глазах выступили слёзы досады, беспомощности и тоски.