Штурмовик. Крылья войны

– А, так это вы будете тем летчиком, который изволил удариться головой. И как же это вас, батенька, угораздило?

– Я не специально! Меня заставили!

Кажется, студенческие приколы конца девяностых вызвали у уважаемого медработника легкую оторопь.

– Как?! Кто же это заставил вас стучаться головой?

– Да те муд… в смысле мужики, которые на «мессерах» нам на хвост сели! Пид… Паск… Су… Фу-у, то есть очень нехорошие люди! Вот я и хочу им должок вернуть. А то как-то нечестно получается.

– Что именно, мой драгоценный, по вашему мнению, нечестно?

– Честно будет, когда я им в жо… то есть в расположение войск десятка два «соток» доставлю. Лучше ФАБов, но могу и осколочных. Эрэсы… (Ай, укусить себя за язык, – эрэсы пока относятся к секретному оружию.) В смысле остальной боезапас тоже им же хотелось бы «принести». И поточнее эдак, чтобы процент поражения целей был повыше.

– Ну что же, с чувством юмора у вас все в порядке. А теперь покажите-ка язык. Так. Еще. Как можно длиннее. Голова больше не болит?

– Да она и раньше не очень-то болела. Башк… То есть голова сначала кружилась, но это уже давно прошло.

– Хорошо. Тэк-с. Следим за молоточком. Только глазами. Молодец. Стисните зубы – вот так сделайте.

– У меня же все почти зажило. Может, теперь можно отпустить?

– Отпустим-отпустим, непременно отпустим… Так, хорошо… Снимите пижаму… и рубаху тоже снимайте. Вы что же это, мой милый, такой худющий? Нет аппетита?

– Нет аппетита – без аппетита все летит. В смысле, что аппетит-то как раз присутствует в полной мере, а вот с его насыщением некоторые проблемы. Я, конечно, понимаю, что нам, как ранбольным каши положены, но как же хочется щец! Да с потрошками! Или «одно свиное отбивное»! Я даже на колбасу согласен. И на яишенку. Глазунью… Вот чтобы так шкварчала на сковородке… Еще чтобы желточек не перестоял – жиденький был. А мы его чуток посолим и с черным хлебушком! С мягоньким! И горбушечкой маслице подобрать!

– Как вы, молодой человек, вкусно рассказываете! Мне даже самому захотелось. Посмотрите-ка сюда. Теперь так. Веки придержите. Дайте-ка я сам. Хорошо. А со сном проблемы были?

– Да нет, не жалуюсь. И никогда не жаловался. Хотя нет – вру. Жаловался на то, что всегда не хватало. Тут вроде как уже отоспался.

– Сны вам какие снятся? Кошмары бывают? Неприятные сновидения, например?

– Сейчас нет, а вот раньше в школе, бывало, снилось, что у доски стою и сказать ничего не могу. И вот ведь урок знаю, а начать отвечать – как будто рот зашили. И учительница сердится. А ребята уже смеяться начинают.

– Хорошо… Так-так. Головой повращайте. Теперь в разные стороны. Теперь смотрим вот сюда… Ну что же, батенька. Вот что значит молодой организм.

– Выписываете? Да?

– Какой вы скорый, молодой человек. Пока я могу отметить положительную динамику, но лечение еще надо продолжить. Тем более к вам, мой драгоценный, еще есть претензии у хирурга.

В общем, мило мы так побеседовали. Мне тот Айболит весьма понравился. Вот не удивлюсь, если выяснится потом, что у него была богатейшая практика еще до революции.

– Скажите, а кто это приходил? – поинтересовался я потом у наших медиков.

– Да ты что, не знаешь? Это же сам ***** ский! Он, вообще, из центрального военного госпиталя! Его наш начальник иногда приглашает, как своего хорошего знакомого. У нас же такого специалиста просто нет.

– Бл… в смысле «блин»… А я человеку уши заливаю со своей яичницей! Ему же через пол-Москвы теперь добираться. Вы его хоть на дорожку покормили?

– Да ты чего! Он только чай у начальника попьет, и все. Говорит – не имею права вас объедать – я состою на полном довольствии у себя в клинике.

Как и обещал «профессор» (вот не удивлюсь, что он вообще-то академик), мы встретились еще пару раз. Очень мило беседовали на разные отвлеченные темы. Он меня приветствовал словами «Мой пылкий д’Артаньян», а я его звал «товарищ военврач». Доктор отмечал положительную тенденцию и благожелательно отзывался о своих коллегах из нашего госпиталя. Каждое следующее посещение было все короче и короче. При этом уважаемый военврач выглядел все более усталым.

При нашей последней беседе я не удержался от того, чтобы предложить ему недельки две отдохнуть на природе – побегать на лыжах, отоспаться… Да и откормиться бы ему не мешало. На что он грустно усмехнулся и сообщил, что обязательно так и сделает, но после Войны. И еще сообщил по секрету, что всегда предпочитал коньки.

Нашими новыми соседями стали два танкиста. Один из-под Волоколамска, где он участвовал в боях, а другого перевели из полевого лазарета откуда-то из-под Тулы.

Димке Лихолету повезло – когда в его легкий танчик прилетела болванка, он успел выскочить из горящей машины. Его механик так и остался навсегда «в броне» возле крошечной деревушки под Волоколамском.

Второй танкач – Васька – подхватил простуду в составе маршевой колонны, когда шел к фронту. Ни остановиться, ни сдать взвод, ни просто обратиться в медпункт он не мог. Лечился народными методами – «наркомовскими», благо бойцы ему еще понемножку отливали на вторую пайку. На этом его беды не закончились. Как-то, спрыгивая с машины, Василий умудрился повредить стопу. На первой же большой остановке комбат, видя качающегося взводного с красной мордой, решил его сначала расстрелять, потом хотел сдать в трибунал. Когда разобрались, то Ваську отправили в медпункт, а к нам попал с подозрением на воспаление легких и перелом. Дохал он постоянно. Всё как положено – сухой трескучий кашель. Если не воспаление легких, то бронхит парень точно заработал. Вдобавок к костяной ноге.

Димка, держа на перевязи руку, прошитую шальным осколком, теперь составил компанию Паше в игре в шахматы. Из-за того, что у него были обожжены ноги, в качестве низа больничного одеяния ему выдали короткие (обрезанные) синие пижамные брюки. Он заявил, что теперь снова стал юным пионером, поскольку такие короткие штаны носил только в пионерском лагере, а на его улице одевать шорты было «западло». МедФедоровну и врачей на обходе приветствовал дурашливым пионерским салютом здоровой рукой. Если его куда-либо отправляли – на перевязки или на процедуры, то неизменно отвечал: «Всегда готов!»

Однажды МедФедоровна зашла в нашу палату с каким-то небольшим ящичком.

– Так, сынки, – строгим тоном произнесла она, оглядывая население нашей палаты. Обычно после такого вступления следовал разнос за нарушение правил нахождения в лечебном заведении. Особенно доставалось Пашке за курение в помещении. Но тут последовало неожиданное продолжение.

– Вам посылки прислали.

Какие еще посылки? От кого? Почему нам всем? Видимо, у моих соседей тоже возникла масса вопросов по этому поводу. Так что не я один «не догоняю ситуевину».

– Ребятишки собрали посылки для армии. Так что принимайте и угощайтесь. Не забудьте ответ написать.

Оказалось, что в это время существовала такая практика. Народ в тылу – пацанята, тетушки, рабочий люд, мужики, оставшиеся в деревне, – на свои кровные собирали посылки. Вышитые кисеты, теплые вещи, портсигары, сласти, курево и еще много разнообразных мелочей, которые вроде были и не очень нужны, но как-то согревали чем-то теплым и участливым. Собирали трудовые бригады, собирали пионерские отряды, деревни… Просто так, как своим. На посылке, вот как на нашей, обычно писалось: «В Красную армию. Бойцам и командирам». И еще вкладывалось письмо с напутствием. Обычно писалось что-нибудь типа «бейте врагов». Нам же в этот раз прислали пожелание выздоровления и скорейшего возвращения в строй. И как только узнали, что посылка будет направлена в госпиталь? Видимо, об этом тоже была надпись, но мы ее не увидели.

Как потом оказалось, посылок было несколько. Ребята из солдатских палат получили вязаные носки, носовые платки, мед в деревянном туеске приличного размера и холщовый мешочек с настоящими кедровыми орешками. Я еще с видом знатока сообщил парням, что оболочки орехов тоже вещь хорошая. А если сделать настой (на горячей воде, а совсем не на том, о чем вы подумали, хотя мне нравится направление ваших рассуждений), то будет очень пользительно для внутренностей.

Нашей палате достались папиросы «Казбек» и какие-то плиточки, завернутые в коричневатую бумагу. Как оказалось, это был шоколад. Попытку тут же слопать все сладенькое жестко пресек хозяйственный Пашка. Он разделил поровну пачки папирос и плитки шоколада на четверых. Мои слабые возражения, что я типа некурящий, были встречены винтообразным движением указательного пальца у виска. Меня, как особо тупого, поставили в известность, что нам просто неслыханно повезло, что курево и шоколад стали своего рода валютой и что всегда пригодится. И что все это надо завернуть, отложить в тумбочки и беречь от возможного расхищения как зеницу ока.

Попыток написать письмо в ответ нашим дарителям я даже не предпринимал. Среди личных вещей и небольшой пачки документов у меня нашлась потрепанная синяя книжечка «КУЛП» («Курс учебно-летной подготовки»). Как только в ней встретил «эксплоатация» вместо «эксплуатация», сразу решил, что объемы деловой переписки будут значительно сокращены. Хотя странно – читаешь «Красную звезду» или «Правду» – язык и орфография очень похожи на наши. Только вместо твердого знака апострофы ставят на французский манер. Плюс ко всему еще обстоятельство – чем писать. Как-то в своей реальности потребовалось чертить тушью. Это был самый черный день в моей жизни во всех отношениях (тушь вдобавок плохо отмывалась). А здесь все писали пером, которое периодически макали в чернильницы. Боюсь, что это незамысловатое действо вызовет не только смех окружающих, но и некоторое подозрение. Хотя бы в том, что я не до конца выздоровел.

Написание ответного послания в небольшое село под далеким Новосибирском взял на себя Паша. А мы помогали советами.

Ну а меня ожидала военно-врачебная комиссия. Судя по всему, списать могли «вчистую», и это не радовало. Раны на ногах затянулись. Почти. Осталась легкая хромота на левую. Перелома ребер не обнаружили изначально – просто сильный ушиб. Может, там и было что-то еще, но врачам это в глаза не бросилось, значит, внимания обращать не будут. Оставалась только голова – как говорил врач в кино «…предмет темный и изучению не подлежащий». Томограф еще не изобрели, так что можно будет попытаться обмануть строгую комиссию. Башку и ножки мне разбинтовали, швы сняли. Шрам остался на краю лба и над ухом. Голова не болела, головокружений больше не было, тошнота предательской волной «из глубины души» не поднималась. Вроде как обошлось с башкой-то? Отлежался и снова в бой? Держать удар я всегда умел. Но когда никто не видел – пытался ровненько ходить по одной дощечке половицы. Вроде даже добился успеха и мог пройти десять шагов с закрытыми глазами ровненько и без боковых кренов и рысканья по курсу.

Все равно трясся. Когда открывал дверь маленького зала, куда меня сумрачным декабрьским вечером пригласили для осмотра, даже руки дрожали.

«Мандраж прекратить! Начинаем работать» – так говорил наш тренер. Вдох – резкий выдох, еще разок. Голову запрокинуть – помассировать шейный отдел до хруста – вернулись. Плечи – покрутить, покачать, бросить – расслабить. Руки опустить, встряхнуть. Теперь сконцентрироваться – собрать внутреннее тепло под солнечным сплетением. Тихонечко, пока усталые дяденьки и тетеньки в белых халатах разбирают бумаги на столе, выдыхаем – «а-а-о-о-у-м-м!» Все собралось в верхней части живота чуть ниже солнечного сплетения. Держим внутреннюю энергию. Еще немного… Кто-то устало подал команду – «раздевайтесь». Все, можно распускать энергии по каналам. Аж мурашки по спине, животу и по рукам побежали. Класс! Ощущения как перед выходом «на ковер». «Работаем!»

…У меня получилось! Движения были точные, быстрые и четкие. Нос пальцами достал, вытянутые руки не дрожали. По «дорожке» почти пробежал. На стуле с ручкой меня раскручивали и заставили еще раз пройти по дорожке: ничего – все тип-топ! Заметил удовлетворение в глазах невропатолога и, чисто из хулиганства, сделал «колесо». А вы сами попробуйте не в спортзале, а на ограниченной площади. Тут работает и глазомер, и координация движения и силовая – мышечная функционалка. Справки от «ухо-горло-носа» и окулиста к делу приобщили. Спасибо прежнему владельцу тела: у меня теперь нос – целый, не сломанный и зрение – единица. Ноги посмотрели, ребра проверили… Проверили давление и пульс. Тонометр у них забавный – в виде U-образной трубки со ртутью. Попросили поприседать и поотжиматься. Сделано – не вопрос! Потом снова мерили давление и пульс. Как у космонавта – 120 на 80 и 65.

Стою в трех шагах перед строгими врачами. Тяну улыбку, как Гагарин. А внутри – мышонок под плинтус забился и дрожит.

– Комиссия в составе… принимает консолидированное решение… – В груди – «бух-бух», в голове «тук-тук». Улыбаемся! Держать лицо! Не дать дрожать коленкам!

ПРИЗНАТЬ ГОДНЫМ!

«…с принятием решения о продолжении летной практики комиссией при запасной учебной эскадрилье, в которую направить младшего лейтенанта Журавлева А. И. после прохождения курса лечения» – так было написано в «Заключении», полученном мной на руки.

«И-й-е-э-э-з-З!»