Огненные чайки

– Обязательно, – успокоил я её, погладив по голове. – Уж если побывала у тебя в руках, значит, непременно прилетит опять, чтобы не огорчать тебя. А там и до журавля недалеко.

– Какого журавля? – удивилась Машенька.

– Какого? Большого, с длинным клювом. Красивого очень. Вот какого.

– Неужели и он может прилететь?

– Может. Встретишь ты своего журавля. Обязательно встретишь. Всё у тебя впереди. А теперь засыпай.

Дочка ещё долго лежала с открытыми глазами. И я даже не заметил, как она уснула.

Уж не знаю, всё ли она поняла из нашего разговора. Может, поняла, но по-своему.

И, возможно, снилось ей, что стоит она под тем самым деревом, с которого на неё упала вчерашняя синица, стоит и ждёт, когда на неё свалится, наконец, журавль. Большой и красивый. И даже держится за голову ручками в тёплых мохнатых варежках, чтобы было не очень больно.

Соловей

Неподалёку от одного посёлка жил Соловей. Жил и радовался жизни – и об этом пел. Пел он для Соловьихи, которую очень любил. И в песне своей выражал любовь к ней.

А что может быть приятнее песни о любви, любви высокой и чистой, где каждый звук полон нежности, щемящего восторга и светлой искренности? Такую песню можно слушать бесконечно.

Соловьиха очень любила эти песни и была благодарна своему избраннику. Чарующие звуки нежной трели кружили ей голову, полонили сердце, и вся она находилась во власти певца, перед талантом которого даже тишина была бессильна оставаться тишиной и в паузах наполняла воздух соловьиной трелью. И песня казалась непрерывной, и некуда было деться от неё.

И вот однажды любитель певчих птиц поймал Соловья. Это сделать оказалось нетрудно такому опытному ловчему. Он был не злой по натуре, любил природу и птиц, хорошо знал их повадки и собрал большую коллекцию лесных певцов.

Он понимал, что соловьиная песня могущественна и очаровывает не только слушателя, но и самого певца, который забывает об осторожности и весь находится во власти своей песни. Оттого она и прекрасна.

Итак, Соловей был пойман и посажен в клетку. В такую же, каких оказалось довольно много в большой комнате, где проживал ловчий. В этих клетках находились Клёст, Дрозд, Снегирь, Иволга, Синица, Пеночка, Чиж, Малиновка, знакомые Соловью по родному лесу. Были здесь и заморские птицы – Канарейка и Попугай.

Все они прыгали, суетились, свистели на разные лады. А Соловью было не до того. Тесная клетка не давала простора, а стены комнаты ограждали его от привычного дуновения тёплого ветерка, шёпота листьев, а главное – от той, кого он любил и кому посвящал свои песни. Соловей робко съёжился и замер, прижавшись к тонким металлическим прутьям клетки.

Его лесные знакомые сразу же заметили нового пленника. Поначалу они пытались заговорить с ним, но Соловей или молчал, или отвечал рассеянно и односложно. И лесные птицы отступились от него.

– Ишь ты, какой гордый! – окончательно заключил Дрозд, который считал себя самым умным из певчих птиц.

С этого момента все старались не обращать на Соловья внимания. Однако, посвистывая и пощёлкивая наперебой, они как бы пытались раззадорить его и приобщить к участию в общем концерте. И действительно, не век же сидеть молча, когда есть возможность показать свои способности?

Но время шло, а Соловей упорно молчал. Он думал о своей подруге, и острая тоска по ней сжимала маленькое сердце. Ему не было никакого дела не только до окружающих, но даже до еды и питья. Он по-прежнему сидел неподвижно, уткнувшись в дно клетки клювом, и лишь иногда встряхивался и поднимался, чтобы размять затёкшие лапки.

Клетка его располагалась между клетками Попугая и Канарейки, которые никогда не видели соловьёв, и поэтому им не терпелось поскорее узнать, что же представляет собой грустный пленник.

– Ты бы хоть поел чего-нибудь, – участливо предложила Соловью Канарейка. – Ведь так можно и ноги протянуть.

Соловей лишь вздохнул.

– Смотри, как остальные птицы радуются пище, – поддержал Канарейку Попугай. – Ведь надо же есть, чтобы жить.

– Да, – печально отозвался Соловей, – надо есть, чтобы жить, но не жить, чтобы есть. Зачем мне такая жизнь?

К разговору прислушались другие птицы. А Дрозд, услышавший ответ Соловья, воскликнул:

– Так что же, я, по-твоему, живу для того, чтобы есть? Чем ты лучше меня? Глядите-ка, какой гордый – есть не хочет. Ну и не ешь! Нам больше достанется.

Соловей вздохнул и умолк. Но как ни старались разговорить его Попугай с Канарейкой, ничего у них не получалось.

«Странная птица, – размышлял Попугай, – не ест, не поёт. И зачем только понадобилась она хозяину? Да хоть бы вид какой был, а то так себе – серенькая замухрышка».

Однажды к хозяину пришёл товарищ. Ловчий показывал ему птиц и рассказывал о каждой что-нибудь интересное. И вот они остановились у клетки с Соловьём.

– А это пополнение моей коллекции, – не без гордости сказал хозяин. – Смотри, какой красавец! Только не поёт. Не знаю, что делать с ним.

– А почему не поёт? – поинтересовался гость.

– Да, наверное, потому, что одинок. Жаль мне его. Вот добуду Соловьиху и тогда, возможно, услышу его пение. А пока потерпеть надо. Так ли? – тронул он ласково клетку пальцем.

Но Соловей ничего не ответил. Да и что он мог ответить, зная, что человек не поймёт его?

А Попугай заинтересовался услышанным разговором и, когда люди ушли, спросил у Соловья:

– Это правда, что ты поёшь только для Соловьихи?

Соловей внимательно посмотрел на Попугая и, вздохнув, кивнул головой.

– Ты очень любишь её? – спросила Канарейка.

– Да, – ответил Соловей.

– Наверное, она очень красива, – предположил Попугай, – раз для неё слагают и поют песни.

– Очень, – выдохнул Соловей. – Она красивее всех птиц на свете и, конечно же, лучше меня.

– Да, красота достойна воспевания, – подтвердил Попугай. – Хоть бы одним глазком посмотреть на твою подругу.

– Увы, это невозможно, – сказала Канарейка. – По крайней мере, пока. Вот если хозяин поймает её, то увидим.

– Лучше бы этого не произошло! – воскликнул Соловей. – Я не вынесу. Пусть уж я один пропаду здесь.

– Так-то оно так, – заметила Канарейка. – Только ведь хозяину не прикажешь не делать того, что он замыслил.

Время шло, но Соловьиха не появлялась. Да и откуда было знать Попугаю с Канарейкой, что поймать Соловьиху намного труднее, чем Соловья. Она не поёт и потому никогда не забывает об осторожности. Наконец у них лопнуло терпение.

– Знаешь что, – сказала как-то Попугаю Канарейка. – Не могу я видеть, как этот бедняга чахнет. Как бы помочь ему?

– Что же тут сделаешь? – отозвался Попугай.

– Тебя хозяин выпускает из клетки. Ты можешь быть какое-то время свободным. К тому же форточка открыта.

– Неужели ты думаешь, что я могу отправиться на поиски Соловьихи? Где найдёшь её? Она же откликается лишь на соловьиное пение. Я не могу ему подражать, так как никогда его не слышал.