Моего ума дело

оставлено в начале.

И «Я люблю тебя!» –

оставлено в конце.

1985

Не правда ли, это не прямой плагиат, но все же стихотворение написано, что называется, под впечатлением.

Впрочем, в литературе это дело распространенное. Стащил же Федор Сологуб стихотворение «Пчелка» у Зинаиды Гиппиус. Известно его собственное высказывание: «…не хорошо тому, у кого берут, и недурно тому, кто берет». Он же впоследствии напишет: «Я когда что-нибудь воровал – никогда печатно не указывал источников… И забавно, что меня не могли уличить в плагиате».

Главный вопрос, видимо, заключается в том, что переделка должна превосходить переделываемое по силе. Иначе она и бессмысленна, и постыдна.

* * *

Зашел к поэту Евгению Каминскому в журнал «Звезда». В коридоре встречает меня заведующий поэтическим отделом Алексей Пурин и извиняющимся тоном произносит:

– Здравствуйте, тезка, вот, знаете ли, никак до стихов вашей жены руки не доходят, так рукописей много.

Со своей женой, поэтессой Еленой Жабинковской, мы расстались уж года два назад. Естественно, об этом мало кто знал. Отменный повод для шутки:

– Вы так медленно читаете рукописи, что за это время я уже развестись с Жабинковской успел.

Кажется, его это искренне огорчило. После этого он еще несколько раз подходил ко мне и спрашивал, неужели это случилось, пока он держал у себя ее подборку. Может быть, это произошло раньше?

– Конечно, раньше. Но разве мог я не пошутить по этому поводу, – ответил я.

* * *

Шумно отметила свой пятидесятилетний юбилей редакция журнала «Нева» в Доме Журналистов на Невском. Блины с икрой, перепела на вертеле… Народу – тьма: от Ивана Сабило до Александра Кушнера, от Галины Гампер до Владимира Алексеева.

– Привет, как жизнь, – ко мне, сквозь толпу жующих литераторов протискивается прозаик Павел Крусанов. Я делаю шаг навстречу, приветливо улыбаясь.

– Ты что же, пост не соблюдаешь? – брезгливо показывает он на мою закуску. – Нехорошо. Не по-русски.

«Может, он шутит», – думаю я, но, заметив в его руке сиротливую дольку зеленого яблока, понимаю, что отнюдь.

– А водка в твоей рюмке, – спрашиваю, – с постом не диссонирует?

– Нет, – говорит серьезно, – она ведь из чего сделана? Из чистого зерна! Хлебная она, а значит – постная.

…А через полгода журнал с треском выставили из родных пенат на окраину, в помещение, где даже нет телефонов. Справедливости ради, следует сказать, что потом им все же дали приличный полуподвал на Фонтанке.

* * *

Лучший (после Чуковского) детский поэт XX века в одном из своих интервью сказал, что терпеть не может маленьких. Это нормально. Это даже закономерно… «Танцует тот, кто не танцует», – написал об этом когда-то Александр Кушнер.

Правда, перевалив за девятый десяток, Сергей Михалков заявил, что и стариков не любит. Говорят, когда кто-то упрекнул его в том, что он написал плохие слова для гимна, то ответ получил такой: «Зато ты будешь слушать их каждый раз стоя». Хороший ответ.

Целая эпоха за спиной. Неслабый путь от чернорабочего до главы Союза писателей. Можно по-разному относиться и к нему, и к его отпрыскам. Все мы неотвратимо «едем, едем, едем в далекие края…». Теперь вот уехал и сам Михалков, большой художник и крупный человек.

А давным-давно, в 1942 году он написал такие стихи про «десятилетнего человека»:

Крест-накрест белые полоски

На окнах съежившихся хат.

Родные тонкие березки

Тревожно смотрят на закат.

И пес на теплом пепелище,

До глаз испачканный в золе.

Он целый день кого-то ищет

И не находит на селе.

Накинув драный зипунишко,

По огородам, без дорог,

Спешит, торопится парнишка

По солнцу, прямо на восток.

Никто в далекую дорогу

Его теплее не одел,

Никто не обнял у порога

И вслед ему не поглядел,

В нетопленой, разбитой бане,

Ночь скоротавши, как зверек,

Как долго он своим дыханьем

Озябших рук согреть не мог!

Но по щеке его ни разу

Не проложила путь слеза,

Должно быть, слишком много сразу