Когда мечты были большими

«Я не люблю, когда мне врут,
Но от правды я тоже устал.
Я пытался найти приют,
Говорят, что плохо искал.
И я не знаю, каков процент
Сумасшедших на данный час,
Но если верить глазам и ушам,
Больше в несколько раз».

Песня летела в темное небо позднего майского вечера.

Внизу, на лавке, пили пиво студенты и ржали как кони. В пятиэтажке напротив гас свет. Там бюргеры шли спать, жалуясь на пьянку под окнами.

Теплые весенние запахи смешивались в комнате 600 с легким алкогольным амбре.

Было девятое мая девяносто шестого.

Вика и Саша вернулись с праздничного салюта на площади Ленина. Там при каждом залпе орудий пьяные массы орали с надрывом «Ура-а-а!» и «О-о-о!», а сила эмоций определялась не только мощью и красотой залпов, но и степенью алкогольного опьянения. Это был праздник жизни для нескольких тысяч зрителей, яркая вспышка в серости будней. Вика и Саша стояли на граните у ног бронзового Ленина ростом в шесть метров, а вокруг, сколько хватало глаз, бурлило море: плечи, головы, вскинутые вверх руки. Когда последний залп сотряс окрестности и в черном небе над площадью лопнул красный огненный шар, Вика и Саша вернулись в общагу. Они шли по спящему Центральному парку, по главной аллее, мимо выключенных аттракционов и темных киосков «Мороженое», останавливались и целовались.

В общаге они время зря не теряли.

Сашины соседи по комнате разъехались по мамам и папам, поэтому на целых три дня комната была в их полном распоряжении. Три дня! Это не случайное стечение обстоятельств. Саша сам выковал свое счастье, зная о планах соседей. Он съездил к родителям, в дымный Новокузнецк, на прошлой неделе – когда здесь пили без просыху в честь Первомая и выбили дверь в туалете – а сегодня остался с Викой, жаркой девушкой из края бледных нефтяников. Только два раза в год, на летних и зимних каникулах, она летала на родину, в Нефтеюганск, и это было грустное время для них обоих. К счастью, сейчас они вместе. Впереди у них два дня для взрослой романтики.

В комнате номер 600 площадью пятнадцать квадратов, где жили трое студентов Новосибирского института народного хозяйства (НИНХа, Нархоза), этим вечером был идеальный порядок: пол вымыт, залежи грязной посуды вычищены, а местная рыжая живность спряталась от страшной, пахнущей смертью тряпки. Сразу видно – женщина в доме.

Интерьер не отличался изысканностью: стол, три кровати, шесть настенных полок (по две на брата), пять тумбочек (на двух из них, сдвинутых вместе, стояла двухкомфорочная плита под слоем темного жира), встроенный шкаф с тремя секциями, две из которых были выделены под гардероб, а третья – под кухонные нужды; старенький холодильник с треснувшей ручкой; черно-белый телек на подоконнике. На полу – три одеяла (синее, серое и коричневое), у входа – красный бабушкин коврик; бежевые шторы под шелк на окне. Все не первой свежести. Выцветшим и вышарканным обоям лет двадцать, не меньше. В них дырки и дырочки от нынешних и прежних хозяев. Пятна тоже присутствуют. Постеры с девушками и рокерами держатся на клее, скотче и зубной пасте.

В комнате выгородили прихожую, метр двадцать на метр двадцать. Спросите, где взяли стройматериалы? Где-то в общаге, в темное время суток, лучше не спрашивайте. Строительство стен стало местной традицией, с которой год за годом безуспешно боролась коменда. Еще больше ее злило, когда крали двери с временно пустующих комнат. На старой кровати с вытянутой до пола сеткой спать некомфортно, вот и клали под сетку дверь. Срезали лезвием номер комнаты, жирно выведенный черной краской, и скручивали замок. Дверь обезличивали. Если увидит ее коменда под сеткой и спросит, скажешь, что так было и знать ничего не знаю. Спрашивайте у тех, кто жил здесь раньше.

За три года Вика привыкла к общаге: к здешним красотам и пище, к людям и прочей живности, уже не чувствовала прежнего страха ночью, когда кто-то ломился в комнату (парни из блока напротив выпили и жаждут общения), – но жить здесь она бы не стала. Даже с Сашей, будь такая возможность. Три ночи – это романтика, три года – ужас местного быта. Один санузел чего стоит, не к столу будет сказано. В нем вечная сырость, часто нет света, а когда нет света, люди бьют мимо цели, в особенности по пьяни. Хочешь принять душ? Он один на общагу, вечером в него длинная очередь. На каждом этаже есть общая кухня, где никто не готовит. Там груды мусора, смрад страшный, бегают мыши и тараканы. Студенческая общага – не место для барышень-неженок. Когда-то, на заре их отношений, Саша чувствовал себя неловко, когда Вика сталкивалась с местными прелестями, но вскоре вытеснил это чувство. С милым и в шалаше рай. Вика любит его, а он без ума от нее. Он счастлив. Нет его вины в том, что он живет здесь, в этом хлеве. Были бы деньги – съехал бы в ту же секунду. Но денег нет, и фиг с ними. У него есть Вика, вот что главное.

Они встретились на вечере первокурсника и сразу влюбились друг в друга. Сказка? Нет, так бывает. Они продолжили вечер в общаге и ночь провели вместе. Сначала они целовались и стягивали друг с друга одежду, делая это тихо (в комнате спали пятеро, трое из них – на полу), а дальше был секс. Скрипела койка, и Вика хватала воздух открытым ртом. Чувствуя близость финала, Саша не отставал. Теперь им было все равно, слышат ли их, видят ли. Если слышат и видят, пусть завидуют. В последний миг Вика крепко прижала его к себе, делая ему знак, и он ее понял.

Вика стала его первой женщиной, а он не был ее первым мужчиной. Когда он спрашивал, кто был тот счастливчик – из любопытства, а не из ревности – она мило отшучивалась, да и ладно. Меньше знаешь – крепче спишь. Прошлое не имеет значения. Они живут в настоящем.

Вика влюбилась в хиппи – так она говорила.

В тот памятный вечер Саша надел рваные джинсы и майку на выпуск. Этим он вызвал тихий гнев преподов и привлек внимание Вики. Она улыбнулась ему, а он – ей.

Он был рокером, а ей нравился рок.

Еще в школе, в пятнадцать лет, он вместе с друзьями создал рок-банду «Тяжелый урок» и все свободное время проводил в школьном подвале, где им выделили комнату для репетиций. Он играл на простенькой электрогитаре, купленной с рук, пел, и хотел посвятить жизнь музыке. Он был готов бросить учебу, если потребуется.

Тогда же он впервые влюбился по-взрослому.

Их группа играла в школе на дискотеке. Он заметил со сцены, что девушка из параллельного класса смотрит на него с восхищением. Это обстоятельство подвигло его на выпиливание такого длинного, быстрого и сложного соло, что он сам себе потом удивлялся – лучше, чем тогда, он, кажется, никогда не играл. Чувствуя на себе взгляд девушки, он был гитарным богом. После концерта он подошел к ней, и следующие одиннадцать месяцев они были вместе.

Через год, в девяносто третьем, он поступил в НИНХ, где встретил Вику.

Их встреча была не случайна. Соединились две части целого, сближавшиеся год за годом в пространственно-временном континууме. Мировоззрение и ценности – общие. Рок-музыка, пиво, секс в подъездах и лифтах – хобби. Если бы они жили в шестидесятых, то были бы хиппи. Жаль, то время ушло безвозвратно, вместе с детской наивностью и любовью. Нынешний мир – мир «1984» Оруэлла. В нем много злости и серости. В нем скучные роли и функции. Люди-роботы. Страх. Двоемыслие. Мало кто может вырваться. Только ЛЮДИ. Саша и Вика много говорили об этом. Любимой книгой Саши был роман Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки», и он хотел быть МакМерфи. Прочь от штампов! Нет правилам! Нет смирительным рубашкам!

Полпервого ночи.

Он поет под гитару, взбадриваясь коктейлем из пива и водки, а Вика ему подпевает, выкуривая сигарету за сигаретой. Водится за ней такая привычка под хмелем, так-то она не курит.

В соседней комнате спят, но это их не волнует.

Тем, кто ложится спать – спокойного сна.

Часть первая

Глава 1

– Рассказывайте, Дмитрий Олегович.

– Александр Александрович, вариантов несколько, – Дмитрий Белявский, широкоплечий пышущий здоровьем коммерческий директор ОАО «Мясная империя», раскрыл пластиковый скоросшиватель с кольцами.

Он сидел по левую руку от генерального. По правую руку сел финансовый директор, а рядом с ним – директор по производству.

Белявский протянул листы шефу.

– Вариант первый – «Мясные радости», второй – «Сибирские деликатесы», третий – «Мясные сказки», – сказал он увесистым баритоном. – Здесь предложения по дизайну.

Выслушав его, Беспалов быстро просмотрел варианты.

– Сами сделали? Или агентство? – спросил он, глядя в упор на Белявского.

– Агентство. – Тот выдержал пристальный взгляд шефа.

Было заметно, что он напряжен и чувствует себя неуютно.

– А сами? – Шеф не сводил с него взгляда. – Сколько стоит?

– Десять тысяч. Долларов.

На лице Виталия Костырева, финансового директора, мелькнула усмешка, оставшаяся незамеченной. Он сидел, свободно откинувшись на спинку кресла. Пусть распекают Белявского. Если бы он, Костырев, был генеральным, первое, что он сделал бы – уволил этого деятеля-демагога, бодро вещающего, но не смыслящего ни черта в своем деле.

– Десять тысяч долларов за это? – Беспалов взял лист и легким движением пальцев откинул его. – А если нам не понравится? Скажем так – уже не понравилось.

– Будут работать дальше. Стоимость от этого не изменится.

– А если мы сделаем что-то сами?

Белявский заерзал в кресле.

– Официальный заказ пока не подписывали. Ребята отправили им по почте задачу – они взяли в работу. Сами понимаете, если откажемся и не заплатим, это будет неправильно.

– Дмитрий Олегович, давайте с вами договоримся – впредь без договора ничего не заказываем. Вот что неправильно. А теперь вернемся в начало. Почему «Color city», а не Андрей? Он недостаточно квалифицирован? Откуда ценник?

– Александр Александрович, вы же знаете: штатного дизайнера у нас нет. Андрей может сделать что-то простое, он специалист по рекламе, а не дизайнер. Поэтому нам нужно определиться: или мы берем спеца в штат и платим энную сумму в месяц, или по мере необходимости заказываем в агентстве. Поверьте – собственный выйдет дороже, при прочих равных. Что касается стоимости, то это рыночная цена, у меня есть расчет.