Календарь закроет старый лист».
Он говорит, что не стоит печалиться относительно прошлого, относительно неудач и обид, которые мы приносим другим людям, реализуя собственные желания – все их беды останутся в прошлом (с переворотом листка календаря). В конечном итоге и они неизбежно отправятся на небо в голубом вагоне, но пока есть время необходимо наслаждаться жизнью, искать приключений во все нарастающей интенсивности жизни:
«Жить без приключений нам никак нельзя,
Эй, прибавь-ка ходу, машинист!»
Сильное, ударное предложение, как клич, как слоган – давайте веселиться, давайте получать удовольствие от жизни, не обращая внимания на других! Жить надо ради своего удовольствия.
«Скатертью, скатертью
Дальний путь стелется,
И упирается прямо в небосклон.
Каждому, каждому
В лучшее верится…
Катится, катится
Голубой вагон».
Снова и снова автор повторят – да, жизнь конечна, дорога упрется в небосклон, но пока вагон катится, он будет набирать ход, лучшее есть:
«Голубой вагон бежит, качается,
Скорый поезд набирает ход…
Ах, зачем же этот день кончается,
Пусть бы он тянулся целый год!»
Лирический герой четко противопоставляет радость бытия смерти, – с набором скорости поезда конечная точка все ближе, но тем нужнее, необходимее моменты удовольствия. Здесь мы можем услышать отголоски застольной песни Вальсингама из пушкинского «Пира во время чумы»:
«Итак, – хвала тебе, Чума,
Нам не страшна могилы тьма,
Нас не смутит твое призванье!
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьем дыханье, —
Быть может… полное Чумы!»
Лирический герой мечтает, чтобы наслаждения сопровождали его бытие сколь возможно долго (день радости растягивается на год – «пусть бы он тянулся целый год!»). Замечательная чёткая позиция, противопоставляющая безжалостной энтропии, экзистенциальному ужасу неизбежного конца, возможность, не обращая внимания на чувства и интересы окружающих, получать и длить удовольствие от жизни.
«Скатертью, скатертью
Дальний путь стелется,
И упирается прямо в небосклон.
Каждому, каждому
В лучшее верится…
Катится, катится
Голубой вагон».
Победоносное смирение.
Перед нами одно из самых мрачных, беспросветных, безысходных произведений русской литературы. Ничего удивительного, создавалось оно в эпоху тоталитарного угнетения, когда даже представить, что через несколько десятков лет наступит Перестройка, придут гласность, свобода слова, всерьёз было невозможно. Стихотворение написано в 1964 году Зинаидой Петровой. Для неё это произведение так и осталось вершиной, пиком, снова добраться до сияющих высот большой поэзии ей не пришлось. Как же случился этот прорыв, в сущности, у заурядной поэтессы. Генезис шедевров, при их различии, часто имеет общие черты. В данном контексте мы можем вспомнить и Иосифа Мандельштама, кто из декадентского манерного поэта, эпохой, силой обстоятельств был весь «переогромлен» в голос России и свободы, Блока, чей голос лирического поэта в эпоху войн и революций приобрёл эпическую силу в «Скифах» и «Двенадцати», Есенина, из поэта любви и природы, преображённого в последнего певца уходящей русской деревни…
Именно поэтому нельзя пройти мимо обстановки, в которой творила поэтесса. Страна вновь меняла курс, разворачивалась, как огромный неповоротливый лайнер, к более авторитарному правлению. Уже состоялся кровавый новочеркасский расстрел. Перемены витали в воздухе. 1964 – год разворота оттепели, год отстранения от власти Хрущёва. В этот роковой год беспросветность будущего, до того туманного, становится для поэтессы зримой. Крушение надежд пусть даже на ограниченную, но свободу, гениальное предвидение застоя – всё в этой колыбельной!
Вчитаемся в эти великие строфы.
«Спят усталые игрушки, книжки спят.
Одеяла и подушки ждут ребят.
Даже сказка спать ложится,
Что бы ночью нам присниться.
Ты ей пожелай:
Баю-бай.
Обязательно по дому в этот час
Тихо-тихо ходит дрема возле нас.
За окошком всё темнее,
Утро ночи мудренее.
Глазки закрывай,
Баю-бай».
Каким удивительным чутьем, какой силой откровения, пришло к ней это знание, это чувство времени?! После бурь революций, мировых войн, приходит время сна, – всё засыпает. Засыпай и ты. Потому что «за окошком всё темнее», нет отблеска света в сгущающейся тьме настоящего.
«В сказке можно покататься на луне.