Колдун и Сыскарь

– Так это ведь с какой стороны посмотреть, – усмехнулся Григорий. – Кому и христианство игра. Или там магометанская вера. А кто-то за них кровь лить готов и жизни класть.

Если не хочешь быстро поссориться с малознакомым человеком, вспомнил Сыскарь старое правило, никогда не говори с ним о трёх вещах: о религии, о политике и о футболе. Три самые взрывоопасные темы. Вот же блин с чебурашкой, подумал он. Наверное, оттого в России и разлад вечный, что только об этом и талдычим, нервы себе портим. Мда. Перевести разговор? Нет, рано. Главное – не спорить, пусть вещает.

«Давай, давай, юноша, – думал в это же время Григорий, снова наполняя стаканы и нарезая ещё сала. – Ты меня подозреваешь и правильно делаешь. Разговорить хочешь, вдруг сболтну что во хмелю. Хе-хе. Надо признать, есть у тебя и талант сыскаря-ищейки, и хватка. Есть. Да только молод слишком, горяч, нетерпелив. А знаний нужных с умениями и опытом и вовсе нет. Это тебе не ворьё с грабителями-убийцами ловить. И не за чужими жёнами следить. Так что зря ты ко мне пришёл. Совсем зря. Очень скоро это поймёшь, но поздно будет. По-хорошему встать бы тебе сейчас и уйти… Нет, всё равно поздно. Нужно было вам обоим сразу уезжать, не оставаться в ту, первую ночь. Тогда, может быть, и уцелели бы. Нет, даже и не жалко мне вас, глупцов молодых. Да и с какой стати жалеть? Не вы первые, кто встал у меня на пути вольно или невольно, не вы и последние…»

– Ну, ради язычества нашего славянского доморощенного вряд ли кто у нас кровь проливать станет, – заявил Сыскарь самым безапелляционным тоном. – Это тебе не какой-нибудь там девятый или десятый век. И даже не девятнадцатый. А уж класть жизни – тем более.

– Как скажешь, – неожиданно легко согласился Григорий и поднял стакан. – Не настаиваю. Мне достаёт того, что я могу помочь людям, когда никто больше помочь не в силах. А уж как я это делаю – колдовством ли языческим либо молитвой православной или латинской – неважно.

– Хор-роший тост, – произнёс Сыскарь с чувством. – За своевременную помощь людям!

Они чокнулись и выпили.

Глава 8

Саундтрек из «Крёстного отца» назойливо лез в уши, прогоняя сон.

– Speak softly, love and hold me warm against your heart… – пел Энди Уильямс.

«О, господи, не надо говорить нежно люблю, замолчи, а?»

– I feel your words, the tender trembling moments start, – не унимался певец.

«Это точно, уже весь дрожу. Заткнись».

– We’re in a world, our very own.

– Sharing a love that only few have ever known, – резюмировала легенда американской эстрады.

«Всё. Достал»

Не открывая глаз, Андрей нащупал на стуле телефон и сбросил звонок.

Уф-ф…

«Стоп, чего это я. Кто звонил-то? Может, из больницы или Ирка из Москвы?» – немедленно подало голос чувство долга. И был этот голос понастойчивей тенора Энди Уильямса. Тот всего лишь спел песню о любви до самой смерти в фильме о смерти ради любви и о своеобразно понятом чувстве долга. После чего в качестве рингтона попал в сотовый телефон Сыскаря. А тут сам этот долг во всей своей красе. И никуда от него не деться.

Пришлось открывать глаза, садиться на постели и определяться. Со звонком, временем, пространством и самочувствием.

Лучше всего в обратной последовательности.

Самочувствие. Не фонтан, бывало и лучше. Но и не сказать, что полная долина Мегиддо. Жить можно. Хотя, конечно, рассольчика бы хлебнуть не помешало. Должен же быть у фермера Сашки рассольчик? Должен. И позавтракать. Необходимое это дело после обильных возлияний. Наполнить желудок едой, чтобы не требовал опохмелки. У колдуна-то выпито было не сильно много, но фермер Саша, который любезно предоставил Сыскарю ужин и ночлег, тоже в стороне не остался и угостил гостя как полагается. Хорошо хоть не очень поздно легли… Вот и с пространством определились и временем заодно. Он в доме фермера Саши, в гостиной, на диване. Время… Сыскарь посмотрел на часы – девять часов тридцать две минуты. Утра. Поздновато, но зато он выспался. А это главное. Главнее любого рассола и завтрака.

Он как раз успел принять душ, побриться и одеться, когда телефон запел снова.

– Сыскарёв на проводе, – сообщил он в трубку ровным голосом человека, готового ко всяким неожиданностям.

И они не замедлили последовать.

– Доброе утро! Андрей Владимирович? Это вас Владимир Борисович беспокоит. Врач.

– А! Здравствуйте, Владимир Борисович. Слушаю вас. Надеюсь, с Иваном всё в порядке?

– Более чем. Я поэтому и звоню. Мы говорили о том, что везти его в Москву вы сможете в лучшем случае завтра. Но динамика такова, что я склоняюсь к мысли даже о сегодняшнем дне. Давненько мне не попадались пациенты, на которых так быстро всё заживает.

– То есть можно забрать его уже сегодня?

– Об этом я и говорю. Если есть такое желание. Часам к двенадцати подъезжайте, я оформлю бумаги.

– Отлично, буду. Спасибо за хорошие новости.

– Не за что.

Он сунул телефон в карман и отправился на кухню. Настроение заметно улучшилось. Торчать без дела в Кержачах ещё сутки Сыскарю не хотелось. То есть, не дай он Ивану и самому себе обещание оставить Светлану в покое до полного выздоровления друга, дела бы нашлись. Да ещё какие дела! Ого-го, а не дела! С огнём в крови и сладкими замираниями в сердце. Но… слово есть слово. Значит, что? Правильно. Нужно убраться от соблазна как можно скорее, а уж потом, когда все условия снова будут соблюдены, приступать к планомерной осаде любимой. Или, наоборот, лихому и безоглядному штурму. Как фишка ляжет.

Когда Сыскарь, уже подлечившись ядрёным огуречным рассольчиком, позавтракав яичницей с колбасой и запив это всё большой чашкой крепчайшего сладкого и горячего чая, а также попрощавшись с хозяином и его женой Ларисой, садился в машину, песня из «Крёстного отца» зазвучала в его кармане снова.

– Смольный слушает! – бодро откликнулся Сыскарь. Остатки похмельного синдрома после завтрака улетучились окончательно, и он был готов принимать мир так, как старался делать это всегда – без уныния и занудности.

– Простите… Кто? – удивлённо переспросил в трубке девичий голос.

– Не кто, а что, – пояснил Сыскарь. – Смольный институт благородных девиц. Позже – штаб большевиков, откуда они руководили Октябрьской революцией одна тысяча девятьсот семнадцатого года. Стыдно не знать историю своей страны, девушка.

– Я знаю историю, – сказала девушка. – Даже в школе её преподаю. Между прочим. Андрей, это вы?

– Ой, – сказал Сыскарь. – Света?

– Да, это я. Здравствуйте, Андрей.

– Здравствуйте, Света. Тысяча извинений, неудачная шутка, бывает.

– Раз шутите, значит, у вас хорошее настроение. Я угадала?

– В самую точку. А сейчас, когда вы позвонили и я вас слушаю, моё настроение и вовсе парит на крыльях… – он чуть не ляпнул – «любви», но вовремя прикусил язык. Этого ещё не хватало. Во-первых, пошло так, что дальше некуда, а во-вторых, не время. «Попридержи коней, Сыскарь», – сказал он себе, а в трубку промурлыкал: – В общем, рад слышать ваш голос. Чем могу помочь? Я в полном вашем распоряжении… – он глянул на часы, которые показывали без десяти одиннадцать, – целых сорок минут. А то и все пятьдесят! Вы где сейчас, дома? Могу подъехать.

– Я не дома, на остановке автобуса, на трассе, знаете?

– Э… кажется, да. Нет, вспомнил, точно знаю. А что вы там делаете?

– Вам звоню. Понимаете, я опоздала на автобус в райцентр, а следующий только через два часа. Вот и подумала, вдруг вы не откажетесь меня отвезти? Если, конечно, вам не очень трудно.

– Мне исключительно легко, Света. Легко и радостно. Уже мчусь, ждите. Буду через пять минут.

Он отключился, завёл двигатель и, не оглядываясь по сторонам, повел кроссовер к выезду из Кержачей. Счастье само плыло в руки, и в душе Сыскаря разливалась песня: «Speak softly, love and hold me warm against your heart…»

На длительные и сложные колдовские операции всегда уходит неимоверное количество сил. Слишком много обстоятельств следует учесть, а затем изменить. Начиная от прочтения ближайшего наиболее вероятного будущего интересующих тебя людей и заканчивая направлением этого будущего в нужное тебе русло. Каковое направление требует в свою очередь проведения соответствующих обрядов и произнесения тщательно подобранных заклинаний. Древних, могущественных и очень-очень опасных. Но что ему, живущему на свете без четверти тысячу лет, любая опасность? Смешно. Опасней тех сущностей и сил, с которыми он когда-то связался ради достижения своей цели, ради мечты и ради любви, просто не существует ни в одном из миров. Говоря современным языком, с такой опасной крышей, как у него, можно чувствовать себя в безопасности. Парадокс, но жизнь сплошь и рядом состоит из парадоксов. Разумеется, в безопасности можно себя чувствовать лишь до определённой степени. Пару-тройку раз за эти столетия находились те, кто был способен бросить ему настоящий вызов, без дураков. Люди, обладающие знаниями, ресурсами и, главное, железной несокрушимой волей. В результате он всё равно брал верх, но победа всегда обходилась очень дорого. И очень больно. К тому же победы эти были относительны. Будь иначе, он давно бы уже завершил свой долгий путь, полный любви, ставшей ненавистью, и ненависти, превратившейся в неутолённую страсть.

Силы, да. Энергия. Её никогда не бывает слишком много. А уж в таких случаях, как этот, – тем более. Возможно, следовало поступить проще – сразу убить обоих? Ещё в первый вечер, когда они стояли на дороге над упавшим оленем. Нет, это могло вызвать слишком много подозрений, часть из которых наверняка свалилась бы на него – человека с поддельным паспортом и выдуманной биографией. Начали бы копать, проверять, и что тогда? Снова бежать, прятаться, менять личину? А как же Светлана? Нет, нужно всё сделать чисто. Так, чтобы ни у кого не возникло ни малейших сомнений в естественном ходе событий. Один умер, задранный диким зверем. Бывает. Леса же кругом. Второй исчез без следа. Что может быть естественней? В какой-то передаче по радио он слышал о том, что в одной Москве пропадают тысячи людей в год, и каждый десятый из них – безвозвратно, с концами, без всякой надежды на малейшие сведения о том, что и как с ним произошло. Не говоря уже обо всей России. Так что одним больше, одним меньше – без разницы. А уж он постарается сделать так, чтобы и впрямь не нашли. Ни при каких условиях. Что же касается сил и энергии, то мы их сейчас восстановим. Не впервой.