неВойна

– Уезжаю я. А ты остаешься.

– Ты надолго? – спросил Сережа охрипшим голосом, отчаянно пытаясь убедить себя, что на этот раз он ошибся, что предчувствие его обмануло, что никакой беды не случится. Но он уже знал, что это случилось, что беда уже здесь, рядом, в этой комнате. И что ничего нельзя изменить.

– Ты уже взрослый мальчик, – мягко сказал отец. – Ты должен меня понять.

– Нет, нет, не уезжай! – закричал Сережа. – Вы с мамой помиритесь! Я ей скажу!

– Послушай, мама тоже уехала. Вернее, переехала. Она будет тебя навещать. А жить ты будешь у дедушки с бабушкой. Тебе ведь там нравится?

Сережа растерянно моргал мокрыми ресницами. Он снова ничего не понимал. Ведь еще утром папа сидел в школе, записывал на листочке фамилии учителей. Зачем?

– Папа, почему ты от меня уезжаешь? Что я такого сделал? – он обхватил отца за ноги и зарыдал.

Он чувствовал запах отца, его вещей. Казалось, он хотел навсегда запомнить его, сохранить, впитать.

– Папа, ты ведь приедешь, правда?

– Да, да, приеду. А сейчас мне пора.

Отец подхватил сумку. Сережа вдруг застыл.

Конечно! Значит, они больше не поедут летом к морю, как он мечтал. Он вспомнил вчерашний туман. Ему вдруг показалось, что все вокруг исчезло – отец, его сумка, разбросанные по полу вещи, портфель с учебниками, письменный стол с зеленой лампой, – все растворилось в тумане. Он снова, как тогда у реки, стоял и дрожал, не зная, куда идти. Время остановилось.

Рука отца опустилась ему на плечо.

– Обед на плите. Сам разогреешь? А вечером дед за тобой заедет.

Щелкнул дверной замок. Сережа остался один.

С подоконника на него молча смотрели солдаты. Он вдруг представил, что все они настоящие, ждут его команды, а он, командир, сидит перед ними и размазывает слезы по щекам. Он поднялся и произнес, как не раз слышал на занятиях в части:

– Вольно! Разойдись!

И пошел в ванную – умываться.

* * *

Суп он есть не стал, убрал в холодильник. Долго жевал холодную котлету. Есть не хотелось. Хотелось закрыть глаза и заснуть, чтобы, когда проснешься, все стало по-прежнему. Он бродил по пустой квартире, пытаясь представить себе завтрашний день. Но ничего не получалось.

На улице стемнело, зажглись фонари. Заработал лифт. Люди возвращались домой. Он давно научился угадывать по звуку, на какой этаж поднимается кабина. Он сидел на полу в прихожей и прислушивался. Лифт загудел. Сережа слышал, как он спустился вниз, потом потянулся наверх. Сережа замер. И лифт дотянул. Он распахнул дверь. Из лифта вышел дед.

– Дедушка!

Он рванул к деду и прижался к нему изо всех сил.

* * *

– Ба, а ты не знаешь, из-за чего папа с мамой поссорились?

– Не знаю, милый. Бог им судья.

– А они помирятся?

– Захотели бы, так давно б помирились. А из черепков обратно горшок не склеишь. Ты на них-то не больно смотри, свой ум наживай.

– Почему же они меня оставили? Чем я их обидел?

– Ты тут ни при чем. Каждый, вишь, себя больше любит.

– А дедушка говорит, что меня папа очень любит.

– А ты его любишь?

– Очень. Он к нам приедет? Он обещал!

– Эвона! Обещал…

Она приоткрыла сковороду, и последние слова потонули в шипении масла:

– Нет у него ни стыда, ни совести.

* * *

Мама приехала в следующую субботу. Вслед за ней в дом вошел неизвестный Сереже человек. Он протянул влажную руку:

– Дядя Виталий.

Его усы шевелились как живые. Сереже стало неприятно. Руку он украдкой вытер об штаны.

Сели за столом на кухне. Было как-то странно видеть рядом с мамой не отца, а чужого человека.

– Где папа? – громко спросил Сережа.

– Разве ты не знаешь? – мать пристально посмотрела на сына. – Он уехал.

– Когда он приедет?

– Он теперь живет далеко и не сможет приехать, – спокойно сказала мать.

– Я могу поехать к нему? – в его голосе звенел вызов.

Мать удивленно посмотрела на сына.

– Тебе учиться надо, а не цыганствовать, прости господи, – бабушка поставила на стол чашки. – Ты-то, Наталья, где теперь жить будешь? – обратилась она к дочери.

– У нас. Вещи Виталик уже перевез. Да, – она ласково взглянула на Сережу, – ты можешь как-нибудь приехать к нам в воскресенье.

– Мне и здесь хорошо, – буркнул он, не поднимая глаз.