День сурка для попадана, или Окольцованный временем

– Какой город? Нету здесь никакого города.

Мужик ответил, и стал смотреть снизу-вверх, преданно, словно пес.

Антон улыбнулся. – Ну спасибо братец, ступай куда следовал.

Выдал Антон, вышло действительно несколько по-барски

– И тебя спаси Бог, боярин! – Мужичок шустро вскочил на телегу стеганул лошадь и быстро стал удаляться.

– Ну пусть будет боярин – подумал Антон, глядя как резво удаляется местный поселянин.

Углубившись несколько в рощу в указанном мужичком направлении. Он неожиданно увидел следы боя верней бойни. Впрочем, сразу этого нельзя было разобрать, но дорога в данном месте представляла собой уже не просто укатанную пыль, а развороченную в обе стороны от дороги пыль, здесь явно недавно топталось много людей и телег. Дальше от дороги видны были следы примятой травы, туда явно что-то тащили. И не так давно. Антон пошёл по этим следам, и дальше в зарослях кустарника, отведя рукой ветки кустов…

Вздрогнул, упершись взглядом в широко открытые глаза трупа, лежащего на груде еще других трупов. Машинально отпрянув, уселся на траву, обхватив руками колени. Вот только трупов еще и не хватало для полного счастья! Впрочем, он снова поднялся и заглянул в заросли. Мертвец лежащий с верху был молодой парень, светлый, раскосоглазый, с небольшой кудрявистой бородкой. Одетый в узкие полотняные штаны – бомж, что ли? – и окровавленную на груди русскую рубаху с вышивкой, парень лежал на спине, головой от дороге.

Антон Андреевич покачал головой и присвистнул. Однако, чем дальше – тем веселее и веселее. Это кто же интересно бомжей замочил? Ни фига себе, номер. В полицию не мешало бы заявить, да только ведь сам крайним окажешься, дело то пришьют, он же в данной местности пришлый, вот возьмут и предъявят, что он их всех и порешил.

С минуту подумав, он решил все-таки пойти по дороге в ту сторону, куда изначально двигался, дорожка-то явно должна была вывести если не к деревне, то уж к более оживленному шоссе – точно. Чего еще делать-то? Никого вокруг нет, не сидеть же сиднем, да еще рядом с трупами, не дай Бог, кто появится и застанут его на месте преступления, тогда точно не отвертеться, нет надо отсюда быстренько линять.

Выйдя из рощицы, попал на развилку, одна дорога, больше наезженная круто поворачивала на юг, а другая перпендикулярная первой менее заметная шла вдоль рощи на запад. Антон пошагал по дороге через лук, ярко-зеленый, играющий летними красками, с желтыми шариками одуванчиков, где в траве трещали кузнечики. Позвякивая колокольчиками, на лугу в дали паслось стадо низкорослых коров.

Прошагав по дороге через луг, Антон впереди, за редкими деревьями по обочине дороги, увидел замаячившие крыши домов.

Подойдя по ближе, он даже присвистнул, ни чего себе деревенька. То, что он увидел домами можно было назвать с большой натяжкой, избы, это название больше соответствовало открывшимся глазам Антона строениям.

Поискав глазами то что хоть как бы подходило на магазин или почту и таковых не обнаружив, он направился к первой попавшейся избе – маленькой, вросшей в землю, без трубы – из тех, что назывались курными. На крытой старой соломой и дерном крыше избенки росло несколько маленьких березок, во дворе, огороженном покосившимся плетнем, лениво валялась в пыли тощая хрюшка. Рядом с ней, спиной к нему, нагнувшись, стояла старуха, одетая в какие-то невообразимые лохмотья, и деловито орудовала широким ножом в деревянном корыте. Видно, крошила какое-то крошево, нечто напоминающее комбикорм.

– Бабушка, не подскажете, где здесь у вас сельсовет находится?

Оглянувшись, старуха тут же пала ниц.

Покачав головой, Антон развернулся, сделал пару шагов медленно присел на траву в тени довольно большой рябины, упершись спиной в дерево, устало прикрыл глаза.

– Ну мать вашу, да что же это такое, кого не спросишь все в ноги валятся, а на вопрос внятно не отвечают, дурдом прямо какой-то. Надоело ему все это – до чертиков!

Долго ли, коротко ли он так просидел и не скажешь, время как-то не естественно растянулось, то ли реально, то ли в его ощущениях, часов на руке не было.

Потянувшись взглядом к запястью левой руки, вспомнил, что он давно перестал брать часы на сплав, привычка такая, из опыта, обязательно он их или утопит, или замочит.

Антон усмехнулся про себя, и достал из кармана мобильник. Уж там-то часы есть! Бросил взгляд на дисплей и удивился: показывающие время цифры, постоянно меняясь, мельтешили перед глазами. Ну вот, еще и это…

А вокруг него уже бегала ребятня, одетая с такой же вызывающей бедностью, как и прочие селяне, собравшиеся чуть подальше и с опасением разглядывавшие Антона. Подняв голову, тот махнул им рукой:

– Да что вы там прячетесь? Не съем.

Но к нему никто не подходил. Они всё вертелись неподалеку, но не подходили. Стояли, смотрели, негромко переговаривались друг с другом, словно бы что-то решая.

Более отдаленно от ребятни стояли старые седобородые деды и рядышком чуть поодаль местные бабы, которых, впрочем, было совсем мало. Старики время от времени недовольно переминаясь с ноги на ногу посматривали на солнце, словно бы проверяя время – видно, появление его отвлекло их от какого-то важного дела, а возможно просто тянули время, чего-то дожидаясь.

Антон решил больше не подходить к ним – ну их к черту, придурков, слыхал всякие россказни про деревенских, но чтоб такое…

Он достал из ножен свои походный тесак, не плохих таких размеров, из кармашка в ножнах достал небольшое точильное устройство и стал затачивать нож. Это его несколько успокоило. Монотонная работа отвлекла от окружающей действительности. Он сидел и бездумно водил точилом по лезвию ножа.

Эти его действия несколько насторожило местных селян, и они наконец прекратили свое совещание и вроде бы пришли к какому-то решению. Отделившись от остальных, опираясь на посохи, к сидевшему у плетня Антону отправились два старика в накинутых на плечи шерстяных покрывалах. Он взирал на них с олимпийским спокойствием – знал уже, что тут все с придурью. Лечебница, что ли, какая? О! Тут его вдруг осенило – секта! Сейчас начнут зубы заговаривать.

Подойдя ближе, старики поклонились. Антон, поднявшись с земли, – тоже в ответ им кивнул головой.

– Будь здрав боярин? – поприветствовал один из дедов, с косматой окладистой бородою.

– И вам не хворать, – в тон ему отвечал Антон, подумав добавил – как вы тут поживаете?

– Да покуда живы, батюшка. – Старики снова поклонились. – Что ж ты пешком-то, боярин, аль несчастье какое приключилось, нечто коня украли?

Антон вспомнил о куче убиенных в лесу, и ему показалось, что дедок этот над ним прикалывается.

– Украли, украли, дедушки, да не одного, а несколько – С притворной грустью Антон покачал головой. – И в землю закопали, и надпись написали – савсем гарачий, белий-белий.

– А, так там и белый конь-то был? Ужо, тиун наш Иван Прохорыч таково то сыщет, нет у нас в округе белых то. – Оба старика заискивающе-просительно закивали заглядывая ему в глаза:

– Ты уж, батюшка, не сразу взыщи за коников-то, может, и сыщутся еще, ну а как не сыщутся, уж всяко заплатим виру какую боярин наш Сил Магарыч присудит.

Старики еще о чем-то переговорили друг с другом, а Антон, не слушая больше их – надоела ему до чертиков вся эта дурацкая беседа, – попросил отвести его в дом с телефоном.

– В дом? – переспросили деды. – А – пожалуй.

Старик с косматой бородой, поклонившись, гостеприимно показал руками на соседнюю избу – такую же маленькую и неприглядную, как и остальные. Потянувшись, Антон направился вслед за ним, не обращая больше никакого внимания на остальных. Он не слышал, как другой дед – с бородой длинной, осанистой, – подойдя к ждущим его односельчанам, сказал тихонько:

– Шпынь это. – Старик покосился в сторону избы, в которой только что скрылся Антон. – Эй, Прошка. – Он подозвал одного из пробегавших мимо пацанов. – Беги до усадьбы боярина, покличь тиуна. Скажешь – страшный тать у нас объявился, надо б его схватить да попытать хорошенько. Сами бы мол схватили, да по закону надобно, мол с его на то разрешения, и с его, тиунова, ведома. Беги, да смотри не перепутай.

– Не спутаю, дедко Мудреян. – Пацан усвистал – только пятки в пыли засверкали.

В избе Строгана – так звали косматого деда – оказалось как-то сумрачно и прохладно. Не смотря на то что на улице вовсю сияло солнце, маленькие оконца едва рассеивали тьму, плохо пропуская солнечные лучи, зато хорошо пропускали ветер. Свежестью тянуло и от земляного пола.

– Молочка, господине или бражки плеснуть?

Антон качнул головой.

– Нет бражки не надо, жарко нынче, с нее развести может.

А сам подумал, не хватало еще местной бурды пить, траванешься еще.

Дед Строган вытащил из-за потухшего очага крынку. – Звиняй, что сам прислуживаю – все мои в поле. Да и не только мои – все наши в поле, посевная ныне боярин. Ты пей, господине, – топленое.

Он плеснул из крынки в большую деревянную кружку, такое впечатление – обгрызенную по краям. Налитая жидкость густо-желтоватого цвета не вызвала у Антона приступа аппетита, однако, чтобы не обижать хозяина, он отпил глоток… и едва не изрыгнул обратно. Редкостная гадость! он передернул плечами и, вежливо поблагодарив деда за угощение, принялся обозревать внутреннее убранство избы, надо сказать, довольно скудное. Не было ни телевизора, ни холодильника, ни даже электрической лампы, даже керосинки – и той не было.

Свет проникал сквозь узкие маленькие оконца, а в углу, под иконой, разглядел что-то вроде лучины, воткнутой в железный поставец. Мебель тоже оставляла желать лучшего – дубовый стол, вдоль стен – длинные лавки из толстых досок, очаг – топившаяся по-черному печь, рядом с печью – небрежно прислоненная к стене прялка с куделью. Черно-белых фотографий в деревянных больших рамках – неизбежной принадлежности любой крестьянской избы – и тех не было! Просто каменный век какой-то. Староверы? Нет, скорее все-таки сектанты…

Этакие и прирезать могут, может как раз они тех бедолаг бомжей и прирезали, нет с этими ухо востро надо держать, нельзя тут у них расслабляться. По такой нищете естественно выйдешь разбойничать на дорогу. Но для меня это оправдание слабое, не хотелось бы стать ихним спонсором. Антона все больше и больше охватывало беспокойство.