Мама

– Опускаем, – скомандовал Вячеслав.

Они опустили его прямо на пол, у стены. Слава принялся расстегивать набрякшую от крови рубаху, в конечном итоге просто порвал ее. Борик открыл глаза. Взгляд его был мутным, словно подернулся утренним туманом. Он открыл было рот, силясь что-то сказать, но получился только хрип.

– Молчи, Боренька, – жалобно попросил француз. – Тебе нельзя сейчас говорить.

– А потом он не сможет, – безжалостно отрубил Слава, осмотрев рану. – Пуля неудачно вошла, плюс потеря крови дикая. Кроме того, у него еще плечо прострелено. – Если еще минут двадцать-тридцать протянет – считай, повезло. Хотя лучше бы ему сейчас помереть. Мучений меньше.

Анри побледнел как простыня. Скулы его напряглись, но в глазах блестел ужас. «НЕТ!» – кричали глаза его, душа его вопила. Но сам сутенер молчал, только поигрывал желваками да зубами скрипел.

– Тебя, – прохрипел Борик.

– Что? – встрепенулся Анри.

– Убить тебя… Григорянц велел… Змий едет…

Борик снова захрипел, потом закашлялся, от чего лицо его побелело и судорожно сморщилось.

– скоро… здесь… и остальных тоже… я…

Борик снова закашлялся.

– Занять оборону, – тихо, но уверенно приказала Юлия.

– Двое на правую лестницу, – принялся распоряжаться старший патрульный. – Двое на левую. Остальные за мной, на балкон. Как только выйдут из машин – стрелять на поражение.

Он вдруг сбился и робко поглядел на Юлию Владимировну. Та кивнула и старший продолжил:

– Ни один уйти не должен. Прищепа!

– Слушаю, – отозвался один из патрульных.

– Задержись. Дай сигнал по общей связи. По всем патрулям. Пусть будут наготове. В столкновения на улице не вступать, но всячески содействовать продвижению общественно-опасных элементов в нашем направлении. Вопросы?

– От кого распоряжение? – в лоб спросил Прищепа.

– От президента, – коротко ответил старший и вновь покосился на Юлию Владимировну.

Та снова молча кивнула.

– Исполнять, – приказал старший.

Гараж наполнился топотом и лязгом. Но уже через тридцать секунд, а то и того меньше, снова установилась тишина. И в этой тишине прохрипел мертвый голос Борика:

– …понял, что главное… чтобы жизнь продолжалась…

– Эй, гражданские, – позвал сверху старший. – Вы на балкон поднимитесь. Или сидите там, чтоб вас не видно и не слышно было.

37

Змий подъехал к Дому Правительства и притормозил. Что-то странное во всем этом. Мало того, что остановивший их патруль купился на отмазку – мол, они посольство от своего босса к их президенту, – мало, что отпустили, так еще и любезно указали на Дом Правительства. И помянули некоего посла на мотоцикле, который тоже, видать, от Григорянца ехал.

Не то чтобы Змий считал, что эти кроткие овечки, пропагандирующие конституционное право, могут пойти на какую-то хитрость, нет. Максимум связать и в кутузку посадить, но никак не разыгрывать сложные комбинации. Однако что-то подсказывало, что во всем этом кроется какой-то подвох.

Потому у съезда в гараж дома правительства он остановил машину и попросил сидящего рядом бритоголового:

– Митя, ты сходи-ка в гараж, погляди, все ли тихо.

Бритоголовый Митя кивнул, хлопнул дверцей и исчез в темном провале ворот гаража. Вернулся через минуту вполне довольный:

– Все тихо. И этот там.

– Который «этот», Митя?

– Барбос, которого ты подстрелил. Ну, за которым по лесу бегали. Я не смотрел близко, но валяется как неживой.

И тут Змий дал маху. Забыв про свои подозрения, предчувствия и ощущения, чувствуя скорую победу, он врубил передачу и въехал в гараж.

38

Они въехали одна за другой. Три машины, три черных джипа. Остановились, постояли какое-то мгновение, словно ожидая подвоха. Потом распахнулась водительская дверь переднего джипа. И следом за ней пооткрывались все остальные дверцы, делая машины похожими чем-то на вспугнутых ежей.

Братки вышли из машин. Их было двенадцать. Двенадцать похожих друг на друга бритоголовых крепких мужиков. И первый, старший видимо, сразу пошел к поваленному мотоциклу. Остановился на секунду, глянул на залитое кровью сиденье и двинулся дальше. И остальные шли следом.

И когда идущие последними бритоголовые отошли от своих джипов метров на пять, раздалась короткая, как выстрел, команда:

– Пли!

Если бы Борик был жив, он порадовался бы за патрульные службы сумасшедшей бабы. В отличие от братков Григорянца они не палили впустую, кто во что горазд, а стреляли прицельно, четко, слаженно. Пули градом обрушились на растерявшихся бандюков, и через считанные секунды бритоголовые лежали на земле. Патрульные спускались с лестниц и с балкона, неторопливо подходили к упавшим телам. Настороженные, оружие на изготовку.

Наконец старший расслабился. Опустил пистолет и улыбнулся:

– Вы имеете право хранить молчание, – сообщил он трупам и повернулся к своим. – Ладно сработано, ребята. Молодцы.

Молодцы тоже заулыбались, расслабились. Тут же пошли воспоминания кто, как и по кому шарахнул. За всей этой возней не сразу заметили, как один из мертвых, казалось бы, братков подскочил и бросился к выходу.

Змий, оправдывая свое ползуче-вертлявое прозвище, может быть, и улизнул бы, если…

С балкона шарахнула автоматная очередь. Прошла по ногам, словно подкосив Змия. Тот пролетел вперед, перевернулся как-то странно и повалился на спину.

39

Жанна легко спрыгнула с балкона, вскинула автомат. И подошла ближе. Патрульные смотрели на нее молча, с уважением. Президентша с жалостью, впрочем, последнего никто не заметил.

Автоматчица тем временем подошла к корчащемуся на асфальте Змию. Тот катался, пытаясь поджать под себя простреленные ноги, и повторял, словно заезженная пластинка:

– Больно как. Господи, как больно. Больно как…

Жанна вскинула автомат.