Решение офицера

А нюанс заключался в том, что много лет назад блестящий юноша, потомок одного из знатнейших семейств Кастилии, согласился назваться именем галлийского крестьянина и принять постриг в том самом захудалом монастыре. Потому и не чувствовал себя герцог ущемленным, отчитываясь перед своим духовным наставником, якобы выходцем из подлого сословия.

Перед тем юношей была поставлена достойная задача – пробиться наверх и сделать все возможное для отдаления церкви от галлийского престола.

И с тех пор он упорно шел к поставленной цели, удивляя учителей умом и ревностным служением. Рьяно, не жалея сил, не считаясь с трудностями. До того момента, пока Кастилия и Островная империя не осознали, что, несмотря на различия в вере, главный противник у них один – поднимающая голову Галлия, которая все уверенней заявляла о себе как о центральной державе Европы. А осознав, разработали план изменения ситуации, уделив особое внимание укреплению реформистской церкви как важнейшему элементу разрушения конкурента. А теологические споры… да ладно, кого они волнуют, когда на кону такие ставки.

Обо всем этом монсеньор Руади прекрасно знал, и такой расклад его прекрасно устраивал, позволив уже откусить немалый кусок от галлийского пирога и даря реальную надежду на дальнейшую сытую перспективу.

Потому и отчет сейчас требовалось составить тщательно, не упуская мелочей, описывая перспективы усиления реформизма в старой и доброй Окситании. Соответственно, в это время беспокоить его запрещалось под страхом пасторского неудовольствия. За исключением, естественно, ситуаций чрезвычайных. К ним, разумеется, относилась и та, что заставила секретаря войти в кабинет. Доклад был краток.

– Ваше преосвященство, к вам молодая дама, представилась герцогиней де ла Гер.

Есть! Тончайшая, блестящая игра, что началась пять лет назад, вошла в завершающую стадию! Сколько положено трудов, сколько пролито крови, сколько принесено жертв… Если бы эта девочка, что сжимает в приемной кулачки, сверкает глазами и желает вот прямо здесь, прямо сейчас добиться высшей справедливости, если бы она только могла представить, что этот день был отмерен, просчитан и указан так давно. Пусть не конкретно сегодня – что значит плюс-минус несколько дней? Даже месяцев? Ей-богу, не важно.

Что же, игра вошла в решающую стадию, карты противника известны, дело за малым – красиво и грамотно разыграть концовку.

– Приглашайте!

И сразу, как только Лилиан вошла в кабинет…

– Герцогиня, как я рад вас видеть! – с широкой, искренней улыбкой умудренного годами человека герцог Руади встал из-за стола и семенящей походкой поспешил к гостье. Главное – не дать ей броситься в атаку, произнести обвинения, отмываться от которых придется долго.

– Вижу, вы получили мое письмо. Поверьте, оно было написано в минуту отчаянья, но теперь все будет хорошо – вдвоем мы решим все проблемы, сметем все преграды! Господи, как же вы повзрослели!

Голос хозяина кабинета обволакивал и успокаивал, словно говорил кто-то самый близкий, от которого немыслимо ждать даже не подлости – просто недоброго отношения. Чтобы он приказал убивать детей? Да никогда, именно он, этот добрый мудрец, на это не способен по самой сути своей!

А собеседник говорил, говорил… Не убеждал, не спорил, просто рассказывал. О ситуации в Окситании, лживом тулузском графе, окружившем себя продажными советниками. И, разумеется, о семействе де Безье, о гнусном мерзавце – старшем сыне, с которым Лилиан, к несчастью, пришлось столкнуться, и не раз. Ложь? Боже избави! Свидетелей полно, можно сказать – все баронство. Да вот вы и сами съездите в ближайший женский монастырь, спросите у сестры Джиннайн. Это мать того несчастного мальчика. По остальным же его художествам, да только пожелайте, к вам очередь свидетелей выстроится… И не по моему приказу, просто людям часто надо, чтобы кто-то выслушал их горе.

А разве бывает, чтобы такие звери у добрых людей вырастали? И верховный пастырь реформистской церкви в Монпелье, его преосвященство Руади продолжил рассказ.

Это еще не была вербовка. Да какая может быть вербовка… кого? Герцогини де ла Гер? Кем? Священником? Боже упаси. Просто привлечение юной высокородной магини даже и не к сотрудничеству, простому взаимодействию, определение общих интересов и целей.

С другой стороны – какая разница? Иное название, но в нем ли дело? Не сейчас, позже, может быть много позже, но эта девушка будет делать то, что нужно новой, действительно истинной церкви. А названия – оставим их теоретикам. Нам без надобности, нам суть важна.

Глава I

– Что может быть лучше хорошей погоды?

– Плохая погода, мой друг.

    И. Морозов

Сержант Тома вел группу по зимнему лесу. Мелкий нескончаемый дождь, от которого давно уже не спасали насквозь промокшие плащи, промокший заплечный мешок с промокшим провиантом. По-зимнему стылый сырой воздух, пропитанный запахом прелой листвы, дурманил голову. Висящие на перевязи тесаки и колчаны, которые за время пути, казалось, утроили свой вес, гнули к земле уставшие плечи. В руках луки, точнее – длинные палки, которые, упаси Господи, нельзя использовать вместо посоха. Командир за этим следит особо – если у кого обнаружит затиры от земли, загоняет так, что демоны прослезятся.

– Лук – ваше главное оружие, ваша защита и спасение в лесу! – так он говорил в начале обучения. Тогда это казалось новым, увлекательным делом – им сказали, что будут учить самой интересной из охот – охоте на людей!

Три месяца назад полицейский сержант Ажан вывел свой взвод из города на учения. К этому солдаты были привычны – пройти по лесу пару-тройку десятков километров для разведчиков труда не составляло. Но в тот раз все было не так.

Во-первых, Ажан ехал на телеге, в которой лежал какой-то груз, прикрытый мешковиной. А, во-вторых, рядом с ним сидела – …Прекрасная Марта! Та самая трактирщица, что держала в городе несколько таверн, в одной из которых Тома любил проводить редкие свободные вечера. Увидеть ее в расположении разведчиков – такое невозможно было представить в самых сказочных снах.

Но это было! Телега ехала к городским воротам, и обалдевший взвод топал за ней. За городом свернули на тропу, что вела к стрельбищу – большой поляне у подножия высокого холма.

Марта вышла перед кое-как построившимся взводом, уперла руки в бока, бросила насмешливый взгляд и обратилась к солдатам неожиданно громким голосом:

– Ну что, орлы, считаете себя великими бойцами? Похвально! Тогда шаг вперед, кто может поразить три мишени на расстоянии двадцати метров за десять секунд. Нет таких? Так будут! Ваш командир попросил научить, и провалиться мне на этом месте, если через три месяца кто-то из вас не научится. Впрочем, я вижу гнусные ухмылки на ваших гнусных рожах. Жан, будь добр, поставь три мишени на пятьдесят шагов.

Пока командир бегал устанавливать мишени, Марта взяла в руки лук, а стрелы на островной манер воткнула перед собой в землю.

– Ну что, мужчины, смотрите!

Три стрелы вылетели с невероятной скоростью, и когда первая вошла в мишень, третья уже уходила с тетивы.

Солдаты мастерство лучницы оценили, желание смеяться над этой женщиной пропало навсегда.

Началась учеба. Каждый день по часу Марта учила их своему страшному искусству. Вначале стреляли медленно на пять метров, потом на десять, потом двадцать. Дальше, как сказал Ажан, не надо – в их деле этого расстояния достаточно. Только после того как попадания стали уверенными, темп стрельбы стал возрастать.

А кроме этого, взвод учился ходить по лесу бесшумно, не оставляя следов, читать эти самые следы, сродниться с лесом, стать его частью, словно хитрые и жестокие лисы. Словно безжалостные волки, умеющие как загонять добычу, так и уходить из самых тщательно организованных облав. Раньше разведчики учились другому. Их дело – просочиться в охраняемый лагерь, устроить диверсию, взять «языка» и вернуться к своим.

Взводу Тома предстояло бороться с такими группами. И самым тяжелым в этом ремесле оказалось научиться терпению. Разбойники сами определяют, когда и как им нападать, какими тропами уходить. У них тысяча дорог. У бойцов Тома будет только одна, и ошибаться в выборе нельзя – каждая такая ошибка обернется новыми разграбленными караванами, убитыми людьми, которые так надеялись на сержанта и его солдат.

Поэтому и шла сейчас группа в учебный выход измотанная, промокшая и злая, но твердо намеренная выполнить поставленную задачу – дойти до одного из лесных озер, обследовать берег и найти следы недавней стоянки, при этом не оставив своих. Привычное уже дело. Настолько привычное, что последние месяцы все разговоры в его взводе начинались с сакраментальной фразы: «Идем мы, замотанные». Впрочем, последнее слово чаще заменялось другим – более соленым, точнее описывающим истинное состояние бойцов.

А где-то сзади – Ажан. Смотрит следы, оставленные группой, слушает – хрустнет ли под ногами ветка, прозвучит ли чей-то голос, проклявший не к месту пришедшуюся кочку. А на следующий день проведет «разбор полетов». Какое отношение полеты имеют к хождению по лесу и на какие части их надо разбирать – солдатам было абсолютно непонятно, но задавать вопросы никто не решался. Всем хватило истории, когда кто-то из солдат поинтересовался, зачем им знать, где зимуют раки. В ответ командир на потеху горожанам устроил десятикилометровый кросс вокруг города, после чего выстроил взвод и спросил, у кого еще остались вопросы по поводу зимовья раков. Среди измотанных бойцов интересующихся не нашлось.

Все эти мысли, отвлекая от усталости, крутились в голове Тома, не мешая тем не менее делать свое дело – определять направление движения. Поскольку заблудиться в диком лесу, среди нагромождений упавших от времени деревьев и зарослей лезущего в глаза кустарника, да еще под низкими дождевыми тучами, напрочь затянувшими небо, было делом пустяковым, не расслабиться хоть на мгновение.

Наверное, благодаря этой собранности или в силу уже выработанной привычки обращать в лесу внимание на все необычное, сержант отметил мутную воду в одной из луж. Прошел зверь? Возможно. На плотном слое опавшей листвы следы не отпечатались. Значит, надо осмотреться. Вообще-то похоже на звериную тропу. Прошел кабан или олень? Надо проверить. Расширим поиск – командир учил, что оставлять за спиной неизвестность смертельно опасно.

Вскоре все разъяснилось. Метрах в двухстах от лужи обнаружился сломанный сучок. На высоте лица человека, он смотрел вверх. Так ломают только люди. А кто в дождь может идти по зимнему лесу, где нет даже тропинок – лишь звериные тропы? Девочка с пирожками для любимой бабушки? Высокая такая девочка. Судя по сучку – ростом со здорового мужика.

Ситуация интересная, но лучше подождать командира.

Ажан подошел через четверть часа.

– Что случилось? Почему остановка? – шепотом спросил командир.

В ответ сержант показал на лужу и сломанный сучок.

– Молодцы, – Ажан похвалил все так же шепотом – лес не любит громких разговоров. – Расширить поиск, должны быть еще следы.

И они нашлись. Шли двое мужчин, особо и не скрываясь – просто тропа, а это оказалась именно нахоженная тропа, в основном проходила под деревьями, где опавшая листва не давала отпечататься следам. Но пользовались ей часто.

– Четверо, натянуть луки и за мной на пределе видимости, и не дай бог наследите! – Ажан показал крепкий кулак. – Остальным укрыться в стороне, выставить наблюдение, себя без команды не обнаруживать ни при каких обстоятельствах.

И началось преследование. Без беготни, осторожно, внимательно вглядываясь вперед. Главное – не обнаружив себя, понять, кто и зачем гуляет под зимним дождем с риском намочить ноги и получить насморк.

Выручил опыт пограничья и предельная внимательность. Лесные путешественники понадеялись на дождь, глушащий звуки, а может, просто расслабились, но державшийся в стороне от тропы Ажан услышал хруст ветки и едва успел залечь. У его солдат было больше времени, и они не подвели, мгновенно слившись с лесным пейзажем.

Мимо прошли двое мужчин. Типичные крестьяне в дешевых кожаных куртках, старых шляпах, впрочем, надежно защищавших от дождя, и коротких сапогах, в которых удобно пробираться звериными тропами. Вооружены большими ножами, скорее похожими на тесаки. По лесу шли привычно, но совершенно беспечно, словно по своему огороду. Да, старались не оставлять следов, но при этом болтали о каких-то своих делах. Словно кто-то приказал им соблюдать осторожность, но забыл объяснить зачем.