Черная повесть

Неподалеку что-то горело. Чёрный дым столбом поднимался вверх и рассеивался на небе, застилая его сплошной серой пеленой. Очевидно, это был наш вертолёт.

Немного посидев, я постепенно начал приходить в себя. Нога не переставала ныть. Я осторожно попытался её согнуть – нога сгибалась. Опершись левой рукой о землю, я поднялся и, стиснув зубы, сделал несколько шагов. Нога уверенно выдерживала мой вес, хотя каждое движение отдавалось в ней острой болью. Это меня немного успокоило. Перелома, вроде, не было. При переломе я, наверное, не смог бы даже и сдвинуться с места.

Я снова опустился на землю. Во мне стала стремительно нарастать тошнота. Голова закружилась и наполнилась свистящим гулом. Я изо всех сил сжал виски ладонями. Гул немного стих. И тут до меня, как сквозь ватную подушку, донеслось:

– Ребя-я-та-а-а! Есть кто-о-о?!

Я оторвал ладони от ушей и вскинул голову.

– Ребя-я-та-а-а!

Ваня Попов! Он был единственным, кто, не считая пилота, оставался в вертолете перед его крушением. Значит, он всё-таки успел спрыгнуть. Слава богу!

– Я здесь! – отозвался я, поразившись, как до неузнаваемости изменился мой голос. Он стал каким-то тонким и слабым.

– Димон, это ты? – снова раздался голос Вани.

– Я! – ответил я.

Спустя несколько минут, невдалеке послышался треск сучьев, и из гущи кустарника вылез Попов. Смотрелся он неважно: лицо расцарапано, куртка разорвана, брюки вымазаны грязью. Впрочем, чего пенять? Я, наверное, выглядел не лучше.

– Я думал, ты не успеешь, – произнёс я.

– Успел, – облегчённо проговорил он. – В последний момент. Ещё бы чуть-чуть, и…

– А Николай?

Ваня пожал плечами.

– Не знаю. Когда я выпрыгивал, он, вроде, ещё оставался в вертолёте. Ты, как, цел?

– Кажись, цел, – сказал я. – С ногой вот, только, непорядок.

– Идти можешь?

– Попробую.

С помощью Попова я поднялся с земли и, опершись о его плечо, направился вместе с ним к разбившемуся вертолёту.

– Ребята-а-а! – послышалось где-то невдалеке. – Вы где-е-е?!

– Это Лиля, – обрадовался я, узнав её голос, и отозвался: – Мы здесь!

– Иди к дыму! – прокричал Ваня.

Дойдя до груды искорёженного металла, в котором кое-где ещё продолжали плясать язычки огня, мы остановились.

– Николай! – позвал я.

В ответ ни звука.

– Николай! – ещё громче крикнул Попов.

Ответа снова не последовало. Мы решили обойти вертолёт кругом. То, что мы увидели на другой его стороне, заставило нас содрогнуться.

Тело Николая лежало возле сорванной с петель и погнувшейся двери кабины. Его буквально разорвало на куски. Даже как-то не верилось, что ещё полчаса назад эти горелые лохмотья были живым человеком, который двигался и разговаривал. В наши ноздри ударил препротивный запах палёного мяса. Я почувствовал, как мой желудок выворачивает наизнанку.

Сзади нас послышался шум. Мы обернулись. Из-за деревьев вышла Ширшова.

– Ой, мальчики, вы живы! Слава богу!

Желая предохранить её хрупкую девичью психику от столь ужасного зрелища, я остановил её жестом руки.

– Не ходи сюда! Тебе не надо это видеть!

Лиля вскрикнула, отпрянула и закрыла лицо руками. Мы с Ваней снова обогнули остов МИ-2 и сели на землю. Лиля расположилась рядом с нами.

Мы чувствовали себя совершенно обессиленными. Шок от пережитого давал о себе знать. Мы словно пребывали в какой-то прострации и не могли поверить, что всё случившееся действительно произошло. Обломки вертолёта догорали и продолжали испускать едкий, чёрный дым. Мы зачарованно смотрели на него, словно он уносил с собой в небеса частичку нашей жизни.

– Вот вы где! – раздалось сзади.

Мы повернули головы. К нам, прихрамывая, приближался Вишняков. На его лице виднелись ссадины и царапины. Одежда наполовину превратилась в лохмотья. Но он, тем не менее, был жив. И видя его живым, мы чуть не подпрыгнули от радости. Когда попадаешь в такую катастрофу, каждый выживший вместе с тобой человек представляется чуть ли не родным.

– Серёжка! – бросилась обнимать его Лиля. Из её глаз потекли слёзы. Картина и в самом деле была очень трогательная. Я почувствовал, что у меня тоже защипало в глазах.

Вишняков уселся рядом с нами. Отдышавшись, он спросил:

– А где остальные? Где Алан, где Юля?

– Мы их пока не видели, – сказала Ширшова.

– А где Николай?

Мы вздохнули и потупили глаза.

– Николай погиб, – тихо произнёс я и указал на дымящийся вертолёт. – Он оставался за штурвалом до самого конца.

Сергей нахмурился и помрачнел. Воцарилась скорбная тишина.

– Надо будет обязательно как-то помочь его семье, – проговорила Лиля и вдруг встрепенулась: – Ой, а чего это мы сидим? Нужно найти наших ребят! Может, им требуется помощь.

– Лиля права, – заметил Вишняков. – Если они ещё не пришли сюда, значит, с ними что-то случилось. Надо идти, пока не стемнело. Кроме этого, было бы неплохо найти рюкзаки. Ночевать нам, скорее всего, придется в лесу. А завтра, будем надеяться, нас найдут. Все могут ходить?

– Дима, может тебе лучше остаться здесь? – обратилась ко мне Ширшова.

При одной только мысли, что я останусь наедине с грудой искорёженного железа и обгоревшими человеческими останками, меня пробрала дрожь, и я решительно замотал головой:

– Нет. Я пойду вместе с вами. Нога у меня, конечно, болит. Но не настолько, чтобы я вообще не мог ходить.