– Дальше иди одна, а я постою, – сказал он. – А то меня Овечкин приревнует.
Глава 18
Градусов
Прозвенел звонок. Служкин, как статуя, врезался в плотную кучу девятого «вэ», толпившегося у двери кабинета. Распихав орущую зондеркоманду, он молча отпер замок и взялся за ручку. Ручка была мокрая. Вокруг восторженно заржали.
– Это не мы харкнули на ручку! Мы не знаем кто! – закричали сразу с нескольких сторон.
В кабинете Служкин положил журнал на свой стол и долго, тщательно вытирал ладонь тряпкой, испачканной в мелу, – чтобы видели все. Потом посмотрел на часы. От урока прошла минута сорок секунд. Значит, остаётся ещё сорок три минуты двадцать секунд.
Заложив руки за спину, как американский полицейский, Служкин стоял у доски и ждал тишины. В общем-то, это ожидание было не более чем жестом доброй воли, ритуалом. Для зондеркоманды этот ритуал был китайской церемонией. Зондеркоманда гомонила. Служкин выждал положенную минуту.
– Ти-ха!! Рты закрыть! Урок начинается! – заорал он.
Он двинулся вдоль парт, глядя в потолок. Не расцепляя рук за спиной, на пределе своих акустических возможностей, он начал:
– Открыли! Тетради! Записываем! Тему! Урока! Машиностроительный! Комплекс!
Кто-то действительно открыл тетрадь, но шум лишь увеличился: Служкин говорил громко, и девятиклассникам приходилось перекрикивать его, чтобы слышать друг друга. Служкин, надсаживаясь, гнал голый конспект, потому что рассказывать или объяснять что-либо было невозможно. Интонации Служкина были такие, что после каждой фразы хотелось крикнуть «ура!».
Пять минут… Десять… Пятнадцать… Диктовка конспекта – это ещё цветочки. А вот что начнётся при проверке домашнего задания!.. Двадцать минут. Время. Служкин прощально посмотрел в окно.
– Так, а теперь вспомним прошлый урок. Вопрос: какие основные отрасли производства в нефтехимическом комплексе?
Гам как на вокзале. И тогда Служкин нырнул в омут с головой.
– Сколько можно орать!!! – орал он. – У вас четверть заканчивается!!! Одни двойки!!! И никто слушать не желает!!!
Пока Служкин неистовствовал, на первой парте рыжий и носатый Градусов азартно рассказывал соседу:
– …а у него тоже на «липе», но синие. Я его спрашиваю: ты, дурак, где брал? Он такой: на балке. Я ему: ну ты ваще!..
После общей морали Служкина полагалось найти и растерзать жертву. Служкин бухнул классным журналом по парте перед Градусовым.
– Помолчи!!! – взревел он. – Я битый час добиваюсь тишины, а ты рта не закрывал!!! Ты лучше меня географию знаешь, да?!! Давай отвечай, какие основные отрасли нефтехимического комплекса?!!
– Я это… – соображал Градусов. – Я болел на прошлом уроке…
– Встань, я стою перед тобой! – грохотал Служкин.
Градусов неохотно совершил странное телодвижение, перекосившись в полустоячем-полулежачем положении.
– Раз на том уроке не был, так на этом слушать должен!!!
– Да ч-щ-що ваша география… – презрительно прошипел Градусов, постепенно приходя в себя после первого замешательства. – Слушал я!..
– Это не моя география, а твоя география! – теснил Служкин. – Я свою географию десять лет назад всю выучил! Чего ты слушал, чего ты знаешь по географии, чтобы мне тут шипеть? Только что я про Тюменскую область говорил – назови мне хоть главный город там!..
– Эта… Моск… – опять сбился Градусов.
– Два!!! – торжествующе рявкнул Служкин.
– Вам же хуже, – хмыкнул Градусов, валясь обратно за парту. – Всё равно исправлять будете…
– Там посмотрим! – Служкин яростно распахнул классный журнал. – Фамилия твоя?
Из-за своей фамилии Градусов уже устраивал шоу, и Служкин должен был помнить, как зовут этого рыжего, но в пылу схватки не вспомнил. Однако не стоило обращаться за помощью к Градусову. Это был тактический просчёт. И теперь Служкин уже не мог одолеть Градусова, хоть оторви ему рыжую башку. Градусов приосанился.
– Забыл я фамилию, – ухмыльнулся он.
– Как его фамилия? – обратился Служкин к классу.
И это был второй тактический просчёт, потому что в конфликт ввязывалась вся зондеркоманда.
– Ергин! – закричали Служкину. – Баскакова! Черезвысокозабороногопередерищенко! Воробьёв! Шварценеггер!
– Это я Шв-в… В-воробьёв, не ставьте двойку!..
– Ладно, я сам дознаюсь, – заверил Служкин, распахивая журнал. – Агафонов, ставлю два!
– Вороб… Так, ясно. Горохов!
– Горохов он! Горохов! – заорали с задних парт.
– Горохов в больнице лежит! – закричали девицы. – Чего не признаешься, Градусов?.. Ой!
– Кор-ровы безрогие! – злобно прорычал Градусов девицам.
– Теперь дневник, – выведя в журнале двойку, велел Служкин.
– Дома забыл, – хмуро заявил Градусов и бросил на парту свой портфель-ранец с надписями и катафотами. – Обыщите, если не верите.
– Не верю, – согласился Служкин.
Отступать ему было поздно – гонор сшибся с гонором. Служкин двумя пальцами поднял открытый ранец за нижний уголок и высыпал на пол всё его содержимое.
– Нифига себе! – завопил Градусов. – Собирайте мне теперь!..
Служкин носком ботинка откинул пару учебников.
– Тетради нет, учебника нет, дневника и того нет, – брезгливо сказал он. – Иди домой за дневником, иначе не отдам портфель.
Он демонстративно бросил градусовский ранец на свой стол.
– Т-щ-що это я пойду, мне и тут хорошо, – кривился Градусов, растекаясь по парте, как тесто.
Служкин обошёл его и взял за ухо.