– Спасибо, – просто ответила она.
Глеб молча указал на свою машину – тёмно-синий удлинённый «Лексус RX 350». Глеб купил тачку уже хорошего класса, но всё ещё не новую, а подержанную, зато 2007 года и с пробегом всего в семьдесят тысяч. Настоящий уровень «премиум» будет следующим шагом. Глеб не сомневался, что сделает его.
Орли не изображала из себя светскую даму, привыкшую ездить с водителем, а села на переднее сиденье. Глеб начал выводить машину со стоянки у входа на кладбище, глядя справа от руля в экран камеры заднего обзора.
– Орли – это по-французски? – спросил он.
– По-французски – Ор-ли, ударение на последний слог. А у меня еврейское имя. Означает «мой свет». Так меня звал отец. Но по паспорту я не Орли Львовна Гурвич, а Ольга Николаевна Телегина.
Глеб медленно и осторожно ехал по Средней Калитниковской улице, плотно обставленной машинами с обеих сторон.
– Необычно, – сказал он. – А как мне вас звать – Орли или Оля?
– Как вам нравится.
– Это тест! – тревожно-шутливо всполошился Глеб. – Я должен справиться! Я буду звать вас Орли!
– Вы прошли на второй уровень, – улыбнулась Орли.
– Может быть, тогда выпьем кофе?
– Хорошо бы. А то я замёрзла. Где предлагаете приземлиться?
– Вообще-то, здесь я ориентируюсь не ахти…
Орли достала айфон, и краем глаза Глеб заметил на его экране ало-фиолетовые отблески портала «ДиКСи». Очевидно, Орли включила навигатор. Однажды Гермес по секрету поведал Глебу, что «ДиКСи» откупил какой-то сервис GPS-навигации, но это оказалось невыгодно, и услуга на рынок не попала. Видимо, Орли как дочка Гурвича этой услугой всё же пользовалась.
– Совсем рядом есть ресторан «Старая Гавана», – сообщила Орли. – Это на Талалихина. Сворачивайте сейчас налево.
Ресторан Глеба смутил. Советская двухэтажная коробка с высоким вторым этажом была превращена в какую-то расписную залепуху с аркадой понизу и панно слева: кирпичи, скала, маяк. Попытка обрести индивидуальность казалась мучительной. Зато парковка пустовала.
Глеб и Орли расположились у окна в зале, тесно заставленном столами и вычурными стульями. Всё вокруг было перечно-пунцовое и горчично-жёлтое. Дизайн надрывался от Латинской Америки: раскрашенные мадонны в нишах, деревянная галерея по верху стены, горшки с тропическими растениями, ещё одно панно, теперь с собором Сан-Кристобаль. Официанты в синих рубашках и с алыми галстуками походили на злых пуэрториканцев, торгующих вразнос марихуаной.
– А у вас кофе кубинский есть? – спросила Орли.
– М-м… – замялся официант. – Извините, сейчас нет.
– Ну, тогда два двойных эспрессо.
Глеб потихоньку разглядывал Орли. Искусно потёртые джинсы Lee, угги, толстый белый свитер ручной вязки.
– Зачем рестораны в лобовую выдают себя за часть другого мира? – спросила Орли и закурила тонкую сигарету Vogue. – Какая тут Гавана, кто поверит? Другое дело, если бы весело обыграли кубинскую тему. Салат «Борода Фиделя». Дайкири «Карибский кризис». Печёный кролик по-че-геварски.
– А у вас неплохое настроение для сегодняшней погоды, – усмехнулся Глеб.
Орли всё поняла, сощурилась и метнула в Глеба тёмный взгляд.
– Мы скорбящие, но мы не лохи, – спокойно сказала она.
– Э-э… «Большой Лебовски»? – опознал цитату Глеб.
– Вы прошли на третий уровень.
Глеб смотрел на Орли, и она ему всё больше нравилась. У неё были весёлые глаза и яркие, какие-то чёрно-красные губы.
– Отца я впервые увидела полгода назад, – сообщила Орли. – Он уже сильно болел, и понятно было, что скоро конец. Да, я не горюю. Потому что смерть была ожидаема, и я почти не знаю этого человека, пусть даже он меня и зачал. У меня и отчество от деда по маме.
– То есть у вас мать и отец жили порознь? Поэтому Оля и Орли?
– Я не из Москвы, – сказала Орли. – Из города Омутнинска, это под Кировом. Мать – школьная учительница. В восемьдесят пятом году к нам в город приезжал стройотряд из МИФИ. Студенты и аспиранты, в том числе и Лев Гурвич. Строили какой-то ангар. Мама подрабатывала на кухне и познакомилась с моим будущим отцом. Лето закончилось, Лев Гурвич уехал и забыл о маме. А я родилась в апреле восемьдесят шестого.
Глебу всё стало ясно. У него самого была такая же история, только на десять лет раньше, и вместо обаятельного еврея-математика и московского аспиранта был лихой ростовский казак и комсомольский лидер. А потом в городе Апатиты родился он, Глеб Тяженко.
– Отец вам помогал?
Орли засмеялась:
– Знаете, Глеб, если бы он помогал матери, я бы перестала его уважать. Ну, этим он будто бы признал свою вину. А он ни фига не признавал. Понравилась ему моя мать, вятская девчонка, – он и спал с ней, кто тут в чём виноват? Мать была гордая, не просила помощи – он ничего и не делал для неё. Он жил в своё удовольствие.
– За чужой счёт.
– Да уж конечно, ага, – скептически сморщилась Орли. – За свой счёт он жил. Просто он брал, если давали. Но ни у кого не отнимал.
Официант принёс кофе.
– А он вообще знал про вас?
– Ни сном ни духом. Святой человек!
– Вы чудесная дочь, Орли, – сказал Глеб и опустил взгляд в чашку.
– Не-е, я ещё та оторва, – гордо ответила Орли.
– А как в Москву вы попали? Поступили куда-то?
– Отучилась я у себя там, в Кирове. Я, кстати, тоже журналист, как и вы, Глеб. А сюда… Н-ну, в общем, я нашла, к кому переехать в Москву. Я, конечно, родину люблю, но там полная жопа, мертвяк. Уж поверьте мне.
По её лицу заметался румянец. Глеб понял, каким образом Орли устроилась в столице. Ничего нового: постель. Глеб и сам не отказался бы заполучить такую девушку в любовницы. Но Орли – дочь одного босса и знакомая другого. Лучше не рисковать.
– В Москве жить невозможно… – сказал Глеб то, что говорят всегда, когда чувствуют какую-то вину за то, что живут в Москве. – Пробки, экология…
– Тогда садитесь в свой «лексус» и стартуйте в дивный город Омутнинск, – понимающе усмехнулась Орли. – Чего не уезжаете-то?
За окном на тусклую улицу посыпался дождик. Белые полосы снежных газонов начало мелко дырявить чёрной рябью.
– А отец вам и в Москве не помогал, да? – переменил тему Глеб.
– Сама справилась, – мрачно хмыкнула Орли. – Правда, конечно, вкалывать пришлось не по-детски. Я, наверное, на двадцать изданий поработала. Сначала фрилансером, потом пехотой в штате, а потом доросла до колумниста в «Метро» и в «Независьке». Меня почти позвали на «Дождь», но тут отец нашёлся…