Комьюнити

– Не кэшем. Школьные взносы на Деньку закрыл, какие возможно.

– Марья, а если Гурвич от передоза умер? – тихо спросил Глеб.

– Да не по фиг ли, Глеба? – подчёркнуто-внятно спросила Кабуча. – Кругом же блудняк. Но лучше уж такой кобздец, чем никакая лабзда. Надеюсь, я понятно выразилась.

– Во всяком случае, я понял, – кивнул Глеб. – Ну, и согласен.

– Официально объявили – сердечный приступ. Никто не возражал. Дочка-то его, Орли, с которой ты трепался, – она возражала?

– Нет. Она смертью Гурвича особенно не напрягается.

– Ну и ты не напрягайся.

Глеб молчал, раздумывая.

– Как спокойно ты ко всему этому относишься, Мариша… Ну, был наркоманом основатель твоей компании… А другой основатель не смог его вылечить и обставил смерть товарища разными удобствами. В сиделки привёз дочку, чтобы избежать инсайда. В наркокурьеры определил верную сотрудницу. Похоронили красиво. Но что-то есть в этом бесчеловечное, не находишь?

– Иди сюда, – негромко велела Кабуча и пошлёпала ладонью по дивану рядом с собой.

Глеб сунул сигарету в пепельницу и пересел к Кабуче, утонув в кожаных подушках дивана. Мариша сразу привалилась к Глебу, целуя куда-то в ухо, и полезла рукой к пряжке ремня.

– Чё ты, чё ты, – зашептала она. – Фига ли загрузился… Наркота – это часть культуры айтишников. Они так сознание расширяют. Это их геморы. Глеба! Зая! За-я!

– Что? – отозвался Глеб.

– Стив Джобс назвал свой опыт кайфа одной из важнейших вещей своей жизни!

– Стив Джобс мирно умер от рака.

– В своём Пиндостане, а не в нашем Гондурасе.

Н-да, подумал Глеб. В России Джобс не создал бы никакого Apple, а до сих пор бы ещё оформлял договор аренды на гараж для сборки компьютеров. А Гурвич и Гермес ухитрились сделать «ДиКСи».

– Зая, встань к столу, – тихо попросила Мариша. – Я миньку хочу…

Глеб выбрался из объятий дивана, придерживая расстёгнутые брюки, и присел на кромку столешницы. Кабуча тоже сползла с дивана и опустилась перед Глебом на колени.

Глеб не соблазнял Кабучу. В первый раз у них всё получилось как-то само собой: под закат корпоратива они ушли сюда же, в кабинет, и пьяная Мариша вдруг зашептала всякую пошлятину – типа: «Доктор, померь мне температуру своим градусником!». По трезвости Глеб не вынес бы той лажи, которую Мариша считала любовным воркованием, но спьяну прокатило – и неожиданно зацепилось. Мариша искренне полагала, что нужно давать начальству, а Глеб хоть и смущался слегка, но был уверен, что подчинённые должны у него сосать.

Глеб поглаживал Маришу по голове и думал, что бесчеловечность смерти Льва Гурвича не в жестокости или несправедливости, а в некой компьютерности, в точности композиции и в отсутствии женских слёз. Никто Гурвича не оплакивал, ни Орли, ни Мариша. Наверное, если бы смерть Гурвича можно было проверить тестом Тьюринга, тест показал бы, что эта смерть – смерть-робот. Не конец человеческой жизни, а просто определённый этап в действии программы.

Тест Тьюринга – способ отличить человека от робота. Испытание проводится так. Тестирующий имеет двух собеседников, которых он не видит. Один из собеседников – человек, другой – робот. Тестирующий задаёт одинаковые вопросы и по разнице в ответах устанавливает, где робот. Хотя на самом деле тест Тьюринга выявляет у машины вовсе не разум, а лишь способность имитировать человека.

Что же машине не удаётся имитировать? Придерживая голову Мариши, Глеб подумал: компьютер не может понять – следовательно, имитировать – категорию женского. Он учтёт феномен деторождения, разделение людей на два пола, гендерные принципы поведения – и всё равно проколется, потому что машина не Мариша, она не сможет захотеть отсосать. Женщина – это то, что отличает мужчину от робота.

Глеб помнил, что Тьюринг разработал свой тест на основе старой игры, в которой ведущий угадывал, где мужчина, где женщина. Своего воображаемого робота Тьюринг усадил на место женщины. У него, у Алана Тьюринга, вообще были проблемы с этим вопросом…

Глеб понимал, что Мариша в данный момент очень старается, но решил, что сможет сделать сразу оба дела… Он тихонько взял со стола планшетник и в «ДиКСи-поиске» набрал «Алан Тьюринг».

Тьюринг прожил только сорок два года, но его идеи легли в основу всего софта современной цивилизации. Он был героем Второй мировой, потому что взломал неуязвимый код супермашины «Энигма», которая шифровала переговоры авиации и флота нацистов. А ещё Тьюринг был геем, его судили и в наказание обрекли на гормональные инъекции, которые должны были вернуть его к гетеросексуальности. Но на деле инъекции кастрировали Тьюринга, и у него выросла женская грудь. В 1952 году измученный Тьюринг пропитал цианистым калием яблоко и откусил кусочек.

В общем, богохульник Алан Тьюринг поставил робота на место женщины, сам превратился в женщину и, как Ева – первая женщина, – обрёл смерть от яблока. А плод с древа познания Еве подсунул дьявол, который потом надоумил Тьюринга создать компьютер – эту чуму человечества. Тот же самый дьявол, издеваясь, подсказал Стиву Джобсу и лейбл для Apple, главной фабрики компьютеров: яблоко, надкушенное доверчивой Евой и нечестивым Тьюрингом…

Кабуча давно уже смотрела на Глеба снизу вверх.

– Эй, мужик, тебе не кажется, что ты оборзел? – зло спросила она.

7

Глеб закрыл дверь за Маришей, задумчиво прошёлся по кабинету, остановился у тёмного окна, глядя на цепочку оранжевых огней вдоль Алтуфьевского шоссе, и закурил. Он всем был доволен. Ему тридцать восемь, у него престижная работа, перспектива. Его ничто не обременяет. Кабуча вот мечется, пытаясь вернуть молодость, а он доволен. Ни к чему былой гон за бабами, за драйвом, за успехом. Кто гонится, тот не догоняет.

Глеб сунул окурок в пепельницу, сел в кресло у стола, включил лампу и положил на колени планшетник. Он пообещал Марише, что подбросит её домой, и поэтому сейчас у него образовалось два свободных часа, пока Мариша доделывает свои дела. Глеб полистал новости, посмотрел обновления на интересных сайтах и отправил в Твиттер новое сообщение: «Уговаривал Захара Прилепина завести блог в „ДиКСи-нете“. Захар не хочет. Назвал „ДиКСи лакшери“». На самом деле Прилепин отказался вести блог в «ДиКСи-нете», потому что ему некогда, но Глеб понимал, что пользователям «ДиКСи» приятнее быть luxury. Потом Глеб перешёл к себе в комьюнити.

Тут тоже не появилось ничего особенного, только умник Kuporos поместил очередную ссылку: «Здесь всё, что написано о чуме по-русски». Глеб понял, что ему этот Kuporos неприятен. Человеку нечего сказать от себя, и он долбит собеседников ссылками. Но поскольку мониторинг доступен любому, у кого есть на это время, мониторингом шибко-то не самовыразишься, и Kuporos убивает разговор, вываливая сразу весь контент. Глеб пошёл по ссылке.

Это был грандиозный труд «Очерки истории чумы». Научный подвиг, наверное, дело жизни. Авторами были учёные-биологи Михаил и Надежда Супотницкие. Они описали чуму от времён филистимлян до конца двадцатого века. У этих Супотницких явно был литературный талант. Очерки назывались гулко и зловеще: «Чума в Лондоне – погибель благополучных», «Чума от дьявола», «Великий чумной излом», «Дремлющая чума»… Н-да, Глеб заказал бы такую книгу в OZONe…

Открывались не все очерки. Глеб начал рассматривать картинки в тех новеллах, что были доступны. И скоро он понял, что чума – это смертная казнь длиною в три дня. В старину от малярии и оспы умирал каждый пятый заразившийся, от холеры и тифа – каждый второй, от чумы – каждый. Чума была самой страшной болезнью для человека, а самой страшной болезнью для человечества на все времена стала чумная пандемия Чёрная Смерть.

Глеб вернулся к оглавлению и нашёл Чёрную Смерть. Этот сюжет авторы не стали скрывать. Время есть. Итак, жуткая Чёрная Смерть…

Она родилась примерно в 1320 году. В пустыне Гоби жестокая засуха выгнала из нор миллионы сурков-тарбаганов и крыс-пищух. В поисках пищи полчища грызунов двигались через кочевья монголов. Среди крыс и сурков началась эпизоотия. Для людей она превратилась в чуму. Из мёртвых просторов Гоби отощавшие лошади кочевников привезли в города зачумлённые монгольские кибитки с раздутыми трупами, на которых кишели чумные блохи.

Монголы тогда были владыками Евразии. Они правили от Адамова моста, что вёл с земли прямо в рай, до Боспора Киммерийского. Под халатами монголов чума проехала в ворота Великой Китайской стены. В жарких и влажных субтропиках чума обосновалась надолго, и через пятнадцать лет в Индии и Китае вымерла половина населения. Даже у самих монголов хан Ток-Темур и его сыновья вдруг покрылись бубонами и откочевали прямо к Тенгри, богу высокого синего неба.

Поведение чумы казалось осмысленным, словно ею и вправду управлял демон Абракадабра или сам сатана. Отожравшись в зарослях баньянов и бамбука, чума набрала сил для похода через горы, степи и пустыни – в Европу. Чуму понесли тумены, конные полки чингизидов.

В конце девятнадцатого века русский археолог Хвольсон нашёл страшный след того броска Чёрной Смерти на другой край континента. На берегу озера Иссык-Куль Хвольсон раскопал кладбище христиан-несториан, беглых еретиков, которые прятали в облачных горах Тянь-Шаня мощи евангелиста Матфея. Судя по датам на могильных камнях, несториане полегли в 1339 году. Ими чума пообедала на пути к цели – к Европе.

В 1346 году Чёрная Смерть пришла на Ахтубу, двойник Волги, в цветущий город Сарай-аль-Джедид, столицу Золотой Орды. Умолкли муэдзины на минаретах, гной потёк по арыкам, и только шайтан мог дышать в смраде мёртвых бань и караван-сараев. Татары и монголы лежали по дворцам и дуванам огромными грудами, беки вперемежку с рабами, и русские летописцы записали: «не бысть кому погребати их».

Потом ордынский хан Джанибек привёз чуму в Крым. Хан осадил генуэзскую колонию Каффа, нынешнюю Феодосию. Генуэзцы стойко защищались. С моря флот обеспечивал их припасами. Победа хану Джанибеку не светила. Но крысы, пожирающие убитых, не видели разницы между осаждающими и осаждёнными. Они шныряли туда-сюда из лагеря татар в цитадель генуэзцев и переносили заразу. Войска хана ослабли от чумы настолько, что Джанибек снял осаду и ушёл от Каффы ни с чем. А генуэзцы тоже не захотели оставаться в зачумлённой крепости, сели на свои галеры и угребли в Геную.

По Чёрному морю плыл флот Чёрной Смерти. Он протиснулся в щель Босфора и выпустил чуму на Константинополь, который тогда был вотчиной итальянских торговых республик. Паруса генуэзцев ещё не потерялись в сиянии Мраморного моря, а в огромном городе уже забили чумные колокола и задымили чумные костры. Чёрная Смерть унесёт три четверти жителей Константинополя и даже византийского принца Андроника.

Чумной флот, начиная умирать, скользнул сквозь Дарданеллы и рассыпался в архипелагах Эгейского моря. Чума выкосит Александрию Египетскую и волшебные Афины, раскатится по Балканам. Генуэзцы, изжариваясь и сгнивая заживо, мазнули смертью по Кипру. Здесь с мором совпал удар цунами, и обезумевшие от бедствий киприоты-христиане во всём обвинили мусульман. Христиане достали ножи и перерезали служителей дьявола, а потом победители легли и умерли.

Ничего не соображая от чумы, генуэзские галеры лезли в гавани Сицилии, как больные собаки в дом: тыкались в Таормину, Катанию, Сиракузы. Дурная слава уже опередила беглецов из Каффы – их гнали отовсюду. Они отползли, а чума осталась. Остров охватила паника. Герцог Джованни укрылся от эпидемии в замке Святого Андрея – и вскоре умер. Тогда на Сицилии началась гражданская война.

Генуэзцы всё-таки добрались до родины – до Генуи. Но отцы и дети моряков встретили зачумлённые галеры ливнем горящих стрел и камнями, летящими из катапульт, что были установлены на причалах. Горожане отгоняли чумной флот обратно в море. Генуя отсрочила чуму на два месяца, но потом зачумлённые моряки всё же найдут, где им сойти с галер, и проберутся в город по просёлочным дорогам.

Преданный и проклятый чумной флот не мог плавать вечно, а люди надеялись на чудо и не хотели издохнуть на плаву. Зачумлённые корабли крались вдоль побережий, ища пристанища, и разносили чуму по цветущему Средиземноморью. От больших и малых гаваней, из гостеприимных бухт Чёрная Смерть двинулась вглубь континента.

Это была небывалая чума, которая брала неприступные крепости и многолюдные города, которая пробиралась и в самые суровые обители, и в прекрасные дворцы. Чума катила по дорогам Европы сбитые королевские короны. В Арагоне умерла королева Элеонора, в Париже – королева Жанна Бургундская, в Наварре – королева Иоанна II. Испанский король Альфонс XI осаждал цитадель Гибралтара – и за один день сгнил в своём походном шатре. В Бордо из ликующей толпы чума бросила букет британской принцессе Джоанне, которая ехала на свадьбу с принцем Педро Кастильским, и юная принцесса обвенчалась с могилой, надев саван вместо фаты.

Европа истолковала чуму как божий гнев. Священники говорили, что небеса разозлились на последнюю моду – на башмаки с длинными и загнутыми носками. Чуму сочли всадником Апокалипсиса, у которого «конь блед» и которому имя – Смерть. Шведский король Магнус II, босой, сам возглавлял покаянный крестный ход.

С мольбами защитить от чумы в Рим со всех концов Европы кинулось два миллиона паломников. Они приносили деньги, а уносили заразу. В живых из этих паломников остался только каждый десятый, и папа Климент VI особой буллой обязал ангелов отправлять в рай всех, кто умер на римской дороге. Сам папа в это время сидел в новом дворце в Авиньоне между двумя жаровнями, где тлели благовония, и сжимал в кулаке волшебный изумруд, отгоняющий чуму. Персону папы охранял лучший французский врач Ги де Шолиак, который сказал честно: медицина бессильна, всё в руках божьих, аминь.