Оценить:
 Рейтинг: 0

Проблемы формирования лингвокультурной компетенции. Сборник научных статей. Выпуск 4

Год написания книги
2019
<< 1 2
На страницу:
2 из 2
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Хализев В. Е. Драма как род литературы. – М., 1986.

Бутук О. К., Сергеева Е. В.

Антитеза как принцип создания образа одаренной личности

(по роману Д. Рубиной «Почерк Леонардо»)

Роман Д. Рубиной «Почерк Леонардо» повествует о жизни одаренного человека, получившего свою способность предвидеть будущее не то от бога, не то от дьявола.

Поставить в центр художественного произведения героиню со сверхчеловеческими способностями – значит заведомо противопоставить ее окружающему миру. Именно эту цель преследует Д. Рубина в романе: выделить одаренного, показать его исключительность, непохожесть на других людей.

Одним из основных средств экспликации индивидуальности такой личности оказывается антитеза, которую мы вслед за О. С. Ахмановой будем понимать как «фигуру речи, состоящую в антонимировании сочетаемых слов» [Ахманова 1966: 47]. Более развернутое определение этого термина предложил Л. А. Новиков, который трактует антитезу как «прием противопоставления контрастных по своему характеру словесных образов, раскрывающих противоречивую сущность обозначаемого, несовместимость различных сторон предмета, явления или самих предметов и явлений» [Новиков 1988: 24].

Антитеза в романе носит концептуально двойственный характер: с одной стороны, это оппозиция «одаренный человек – обычный человек», с другой – это противоречия во внутреннем мире самой одаренной личности.

С первых страниц романа читатель начинает замечать, что главная героиня Анна оказывается обладательницей ярких, но в то же время тревожных, страннических глаз («…красивой она не была. Обычная внешность: нос как нос, лоб как лоб… Глаза были яркими, да. И тревожными, странническими…» [Рубина 2016: 31]). Это, несомненно, подчеркивает одновременно присущие ее характеру решительность и отчужденность, что происходит отчасти потому, что приведенные прилагательные в контексте воспринимаются почти как контекстуальные антонимы.

Несмотря на способность предвиденья, на футбольном матче Нюта (так героиню называли в детстве) «честно „болеет“, хотя всегда знает, с каким счетом закончится матч, и кому сейчас забьют гол, и кому судья назначит штрафной» [Рубина 2016: 106]. Употребление сложноподчиненного предложения с уступительным придаточным свидетельствует о том, что героиня, заранее понимая, каков будет исход матча, все равно остро переживает успехи и неудачи команды [Львов 1988: 55]. Таким образом, знание Анны противопоставляется ее внутреннему желанию быть в неведении и наслаждаться жизнью сиюминутно вместе с другими людьми.

Одаренность героини проявляется не только в способности к пророчеству, но и в физических и интеллектуальных умениях. Однако абсолютная талантливость организма Анны противопоставляется ее фатальной неспособности к музыке, что осмысляется рассказчиком как парадоксальное явление: «К музыке она была фатально неспособна – и это при абсолютной талантливости организма: фантастической координации и быстром, ярком, многовариантном уме» [Рубина 2016: 304]. Помимо того, что антонимичной парой в данном контексте являются слова «талантливость – неспособность», намеренно добавленные автором усилительные эпитеты абсолютный (совершенный, полный [Ожегов, Шведова 2006: 15]) и фатальный (предопределённый роком, загадочно-непонятный [Ожегов, Шведова 2006: 849]) также вступают между собой в оппозитивные отношения.

Следует отметить, что каждый жизненно важный выбор героини обусловлен ее мировосприятием: «В ней всегда поражала чистота реакции, беспримесное разделение мира на добро и зло, как будто она была первым человеком, еще не тронутым омерзительной и трагической историей человеческой морали» [Рубина 2016: 308 – 309]. В данном случае можно говорить о сюжетной антитезе, которая раскрывается на протяжении всего романного действия. Мир в восприятии героини оказывается разделен на две противоположности: добро и зло.

В создании противоречивого образа Анны используются не только отдельные лексические единицы, но и фразеологизмы: «Она вообще имела обыкновение пропадать. Знаете, поговорка такая есть: „как в воду канула“… Вот она и канула в конце концов… в воду… <…> Главное что: она же ненавидела все эти звонки, письма, телеграммы… Всю жизнь сваливалась на голову, когда хотела» [Рубина 2016: 380 – 381].

Героиня изображается человеком, способным внезапно бесследно исчезнуть [Ожегов, Шведова 2006: 264] и так же внезапно появиться [Федоров 2008: 596].

Противоречивые особенности личности героини с самого детства вызывали неоднозначную реакцию окружающих: «Анатолий действительно поначалу не мог смириться, что девочка, мгновенно запоминавшая наизусть любой текст, никак не может научиться складывать буквы» [Рубина 2016: 69].

Следует отметить: помимо того, что девочка при рождении была одарена чем-то большим, чем нужно человеку для счастья (что подразумевает необходимость меньших способностей обычным людям), сама природа решила выделить героиню, наделив Анну «зеркальным» зрением («Она читает справа налево…» [Рубина 2016: 70]) и «сделав» из нее левшу, впоследствии переученную и получившую научное название «амбидекстр» (человек, одинаково хорошо владеющий правой и левой рукой [Дудьев 2008: 20]):

«Тело у нее было безумно талантливое. И сумасшедшая реакция: при обеих занятых руках успевала поймать падающий стакан и поставить на место. Мне один знакомый, он физиолог, объяснял, что это люди такие, переученные левши: у них другое распределение функций в полушариях мозга. Название есть научное: ам-би-декст-ры. И, мол, недавно австралийские исследователи выявили, что такие люди быстрее оценивают ситуацию и быстрее принимают решения, и в спорте, и просто в жизни» [Рубина 2016: 31].

В данном контексте актуализируется оппозиция «одинаковые – другие», и Анна становится противопоставленной большей части обыкновенных людей не только на сверхчеловеческом, но и на генетическом уровне.

Визуальное восприятие мира у героини тоже представлено не таким, как у всех: «Все, что у других плоское, она видела объемным. Вязание запуталось, цепочка там какая-нибудь – она видит нитку в клубке, мгновенно распутывает» [Рубина 2016: 267]. Одаренность Анны проявляется не только в знании будущего, но и в способности увидеть «картинку жизни» во всех измерениях, что оказывается недоступным глазу непохожих на нее людей: все, что для других было сложным, для Анны являлось простым.

Однако наибольшие противоречия представлены в характеристиках героини со стороны общества. С одной стороны, Анна изображается чудовищем, сивиллой, странным существом, черной злобной ведьмой, от которой исходит смерть; с другой – героиня уподобляется ангелу, улыбке Создателя, надежде на будущую жизнь.

Неоднозначное отношение окружающих к человеку, заранее знающему развитие чужих судеб, обусловлено всеобщим неведением, от какой именно силы получен этот хрупкий, но опасный и даже жутковатый дар: «Это не божий промысел, а дьяволовы забавы. Это он, леворукий, наплодил своих последышей…» [Рубина 2016: 82].

Однако, несмотря на владение неимоверной силой, Анна оказывается способной (в отличие от большинства людей) отказаться от всех выгод своего изумительного дара, чем вызывает безмерное удивление и восхищение у повествователя:

«Я пытаюсь понять, откуда у Тебя взялись силы уже в юности отказаться от всех выгод своего изумительного дара, отвернуться от того, чем десятки людей на Твоем месте распорядились бы изрядной торговой хваткой. Кинулись бы показывать на публике ярмарочные чудеса в передвижном балагане: в конце концов, почему бы не заработать на чтении чужих мыслей, или на советах – как обойти и обжулить провидение, или просто в поисках пропавшего кошелька» [Рубина 2016: 463].

Таким образом, одним из наиболее важных средств, используемых в романе Д. Рубиной для создания образа одаренной личности, становится антитеза, заключающаяся в противопоставлении, доводимом до антонимического характера, контрастных по своему характеру словесных образов. В оппозитивные отношения вступают единицы, характеризующие противоречивое мироощущение самой героини, а также неоднозначное отношение к ней других персонажей, тем самым противопоставляющие ее «другой» части человечества.

Литература

Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. – М., 1966.

Дудьев В. П. Психомоторика: Словарь-справочник. – М., 2008.

Новиков Л. А. Русская антонимия и ее лексикографическое описание // Львов М. Р. Словарь антонимов русского языка. – М., 1988.

Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. – М., 2006. – 944 с.

Рубина Д. Почерк Леонардо. – М., 2016.

Федоров А. И. Фразеологический словарь русского литературного языка. – М., 2008.

Галустьян Л. С., Сергеева Е. В.

Мотивированность употребления сниженной лексики в современном художественном тексте (на материале повести Владимира Сорокина «День опричника»)

Основной функцией художественного дискурса является эмоциональное и эстетическое воздействие на читателя. Традиционный подход к анализу художественного текста предполагает изучение лексических единиц, грамматических категорий и стилистических средств, употребляемых в нем. К их числу относятся и пейоративы. В произведениях художественной литературы авторы употребляют стилистически сниженную (пейоративную) лексику с целью показать читателю картину мира героев и определенную социальную среду, а также создать особую экспрессивность. Под пейоративами понимаются слова или словосочетания, выражающие негативную оценку чего-либо или кого-либо, неодобрение, порицание, иронию или презрение.

В повести В. Сорокина «День опричника» рассказчик употребляет большое количество стилистически сниженных лексических единиц.

Теперь пора точку ставить. Поднимаю дубину:

– На колени, сиволапые! <…> Падает челядь на колени.

В данном контексте автор употребляет устаревшее отрицательное оценочное прилагательное «сиволапый». Сиволапый, -ая, -ое. 1. Устар. Неуклюжий, неловкий. 2. Пренебр. Грубый, плохо воспитанный; свойственное неотесанному, плохо воспитанному человеку.

Сиволапый за морду резаную схватился, сквозь пальцы – кровушка пробрызгивает. <…> Выкатываются китайцы с мордами перекошенными.

В этом примере существительное «морда» намеренно используется автором с целью охарактеризовать внешний облик одного из слуг в первом случае и китайцев во втором, причем в сочетании с оценочным прилагательным «перекошенный». Ср.: Морда, -ы; ж. 2. Грубо. = Лицо (1 зн.). 3. Бранно. О ком-либо, вызвавшем неудовольствие, раздражение, гнев [Кузнецов 2008].

Аналогичные номинации лица употребляет автор и в других фрагментах текста.

Федька стоит с подносом. Рожа его, как всегда с утра, помята и нелепа. <…> На то зиянье токмо две рожи поместятся: Цветова да Зильбермана!

Рожа, -и.; ж. Грубо. 1. = Лицо. 2. Безобразное, неприятное лицо; человек с таким лицом [Кузнецов 2008].

– Здравы будьте, Андрей Данилович. Коростылев тревожит, – оживает голос старого дьяка из Посольского Приказа, и сразу же возле мобилы в воздухе возникает усато-озабоченное рыло его.

Рыло, -а; ср.2. Грубо. Лицо (обычно некрасивое, неприятное). О человеке с неприятной или некрасивой внешностью. [Кузнецов 2008].

В речи повествователя в слове «рыло» актуализируется не просто значение «О человеке с неприятной или некрасивой внешностью», а созначение «человек, к которому относятся отрицательно, с пренебрежением». Именно так воспринимает персонажа рассказчик.

<…> «Заветных сказок» почитывал. Авось, опомнится, дубина.

Лексема «дубина» в этом высказывании обретает отрицательную коннотацию, так речь идет о конкретном лице. Вероятно, оно употреблено одновременно в двух значениях: «О высоком, долговязом человеке» (разг.-сниж.)


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 2
На страницу:
2 из 2