Война Кланов. Медведь 1

По радио играет какая-то классическая музыка то ли Бах, то ли Моцарт. Я переключаю на другую волну. Вскоре выныривает знакомое село. Только что-то изменилось… Что-то не так. Может во взглядах редких людей, может в горланящем воронье, которые тучами носятся над селом. Пахнет чем-то горелым.

Я подъезжаю к дому Александра. Аккуратный домик, крашенный красным суриком, утопает в кустах сирени. Зеленый забор гармонирует с листьями и почти не отличим от общей массы. Калитка слегка покачивается на ветру.

Странно.

Тётя Маша имеет маленький пунктик– всегда закрывает её и завязывает на веревку с какими-то мешочками. Ну, каждый сходит с ума по-своему, поэтому я предпочитаю не замечать таких странностей. Всё же тётка она мировая. А сейчас веревка валяется на земле…

Коричневые ступени скрипят под моим весом. Я стучу в тяжелую дверь. Тишина, никакого шевеления в доме. Повторный стук приносит тот же результат. Никого нет дома – зря только приехал.

– Парень! Ты к Марии, что ль? – окликает меня женский голос.

– Да я больше к Сашке. Не подскажите, они ушли куда-то? – оборачиваюсь я на голос.

Благообразная старушка, о таких принято говорить «кумушка». Они занимают скамеечки у подъездов, когда начинает пригревать солнце. К резиновым галошам храбро жмется черно-белый кобелек, недоверчиво повиливающий хвостом.

– Ой, парень! Тут такое ночью-то было-о-о. Марию-то волки покусали, на «Скорой» увезли. И Сашка-то куда-то подевался. И пожар и волки! Ой, что-то неладное творится. Никак конец света приходит?

– Какой пожар?

– Дык повернисся, вон же один остов от храма остался. Ой, что будет-то. И воронье откуда-то взялось.

Я поворачиваюсь вслед за указующим пальцем. Так вот откуда тянет горелым. Между почерневших балок сгоревшего храма бродят люди. Крыша провалилась вовнутрь, бревенчатая стена рассыпалась как спички из коробка. Так сгорел первый в России храм Уара, где близкие могли отмолить "непрощаемых" грешников: самоубийц, бандитов, проституток и наркоманов. Над пожарищем и кружится огромная крикливая стая. Птицы словно сами тушили пожар – такими черными кажутся на фоне голубого неба.

– А куда повезли тётю Машу?

– Дык это, в Шую-то и повезли. У нас-то не лечат такие раны, а у нее всё тело исполосовано. И откуда только взялись, проклятущие! – старушка грозит в сторону леса сухоньким кулачком.

– Что ж, спасибо! Поеду обратно, а то хотел в гости напроситься, но заеду как-нибудь потом, – я сбегаю со ступенек и сажусь в машину.

– Мож, передать чего надо? – кидает мне в спину старушка.

Похоже, что она рада любому собеседнику. Цуцик осмеливается тявкнуть на заведенную машину.

– Да нет, ничего не надо, я позже заскочу. Ещё раз спасибо!

Собака провожает тявканьем до околицы и, закрутив хвост бубликом, гордо бежит обратно. Непонятное что-то творится. Если Александр пропал, то он может быть у Михаила Ивановича. Я помню, как подвозил этого мощного мужчину до «Медвежьего» – решаю заскочить, всё одно по пути. Может, он что-нибудь знает. Эх, лучше бы я в миг «прозрения» крутанул руль и съехал в обочину…

Музыка, мелькание белых полос, зелень последних дней весны – всё настраивает на спокойствие. Мозги понемногу размягчаются, отдыхают. Может, именно поэтому я и подумал об Иваныче…

В «Медвежьем» тоже никого нет дома, только насмешливо пялится сверху разноцветный дракон. Дом у Иваныча большой, солидный, под стать хозяину. Красные стены сверкают свежей краской. Перекопанный палисадник по краям украшают зеленые кусты смородины. Я кидаю камешки в оконное стекло и уже почти собираюсь уезжать, когда из соседнего дома выходит девушка. Высокая, статная, симпатичная – настоящая русская красавица. Правда домашний халат вместо сарафана немного портит впечатление, зато прибавляет сексуальности.

– Здрасте! Не подскажите, где могут быть хозяева?

– А зачем они вам? – спрашивает девушка низким грудным голосом. У меня даже мурашки появляются на коже от такого звучания. Ей бы песни петь, тягучие, да длинные – со сцены бы не выпускали.

Её припухшие глаза выдают недавние слезы. Она подходит к своему забору, чтобы лучше слышать. Я тоже подскакиваю поближе этаким заигрывающим петушком.

– Друга своего ищу, он может быть у Иваныча. Дома его не оказалось, боюсь, что снова попадет в какую-нибудь передрягу и без меня, – я улыбаюсь во все свои тридцать два зуба.

Легкий флирт никогда не повредит. Да и с этими экзаменами и контрольными вообще успел забыть, как пахнет особа противоположного пола. Девушка красива именно той русской красотой, о которой так любят мечтать иностранцы. Русые волосы, большие карие глаза, высокая грудь и пухлые губы.

– А как вашего друга зовут? Может, я помогу? Вы мне, а я вам, – улыбается в ответ девушка.

Ух! Какие зубы, какие ямочки! Маленький, но успех!

Надо бы вспомнить все азы охмурения. Может, утром я буду накормлен блинчиками с медом в благодарность за чудесную ночь. Отцу расскажу, как принял на грудь в Мугреево и остался там ночевать. Всё равно Александра сейчас не найду, а тётку его навещу завтра. Но шанс выгулять «маленького Женьку» тоже упускать нельзя.

– Александр Алешин, но вряд ли он вам известен, – судя по помрачневшему лицу девушки, мой друг ей знаком. И знакомство у них вряд ли хорошее.

– Да, знаю. Он был здесь недавно, но они все вместе уехали. Развяжите, пожалуйста, верёвку на заборе, я расскажу, где его найти.

– Вы тоже, как и тётя Маша, верите в эти суеверия? – спрашиваю я, пока развязываю знакомую веревочку.

– Да, скоро и ты поверишь!

Верёвка не успела упасть на землю, как девушка со всей силы толкает дощатую калитку. Я отлетаю прочь, дурацки взмахнув руками, но выкрикнувшая странные слова ловит меня за кисть. Предплечье взрывается острой болью.

– Ай, бл… – вырывается у меня.

– Стой!!! – грохочет сзади.

Я смотрю, как девушка впивается в руку огромными зубами, в три раза длиннее обычных. От неожиданности я застываю на месте. Как же на это реагировать?

Подлетевший темноволосый парень с размаху бьет девушку в лоб. Она опрокидывается навзничь. Полы халатика разлетаются в стороны, открывают крепкие, гладкие ноги и показывают кружевную вязь тонких трусиков.

– Федя, он же друг охотника! – вместе с кровавыми брызгами выплескивается девичий крик.

– Дура! Куда ты лезешь? Он человек! – парень встает над ней, кулаки в бешенстве сжимаются так сильно, что если ему подсунуть грецкие орехи, то ведер десять бы точно наколол.

Я в недоумении смотрю на свою руку. Круглые следы от зубов наполняются темной кровью. Она капает на подорожник и скатывается пыльными шариками с зелени листов. Первый шок уходит в сторону, и огонь заполняет дырки вместе с буроватой жидкостью. Жестко оборванные нервы пульсируют раскаленными иголками, сеточка вен вокруг укуса темнеет и прорезается на фоне белой кожи темной паутинкой.

– Я хотела как лучше! Феденька! Ты живой! Я так рада! – девушка кидается обнимать парня, но тот отталкивает её.

– Да живой я! Горе ты моё! Быстро в дом и размачивай листья! – командует парень.

Его скуластое лицо исцарапано, одежда висит лохмотьями и запылена до такой степени, словно ею протирали дорожный асфальт. Карман клетчатой безрукавки болтается на последнем стежке, нескольких пуговиц не хватает.

– Пойдем! Рану обработаем! – он тянет меня за собой.

Выкрашенный желтой краской дом провожает нас взглядами окон. Чистенькие сени встречают легким запахом луговых трав, иван-чая и ромашки. С кухни доносится стеклянный звон сдвигаемой посуды.

Руку ломит неимоверно. Кажется, что её отпиливают старой ржавой пилой.

Медленно и с садистским наслаждением…

Паутина чернеющих пульсирующих вен поднимается к плечу, также захватывает пальцы. «Я отравлен!» – мысли ползут как-то отрешенно, вяло, перед глазами стоят огромные клыки девушки.

Если бы не ватные ноги, то я кинулся бы прочь из этого места. Кусающая девушка, командующий побитый парень. Всё это так странно. И черная сеточка на руке идет от раны к телу. В голове катаются раскаленные утюги, разглаживают мысли, обжигают краями кости черепа…