Чем черт не шутит

– А тебе не все равно? – довольно прочавкал Малинин. – Ты что, не православный?

– А при чем тут это? – удивился я.

– Раз в Московии живешь, следовательно – православный, – поставил диагноз Малинин. – Вне зависимости от возраста, расы, пола и вероисповедания.

– Да ну?

– Вот тебе и «да ну». Это, между прочим, новая концепция построения здорового гражданского общества. Газеты читать нужно, Каштаков! А ты, небось, только фильмы смотришь. Порнуху разную да боевики.

– Я джаз слушаю.

– Тоже не лучше! Джаз – это чуждая нам культура.

– Нам – это кому?

– Нам – это православным москвитянам.

– Я вообще-то не о том спрашивал. Я хотел узнать, какая связь между православием и сортом мяса?

– А, ну так православному-то все равно, что жрать. Если, конечно, не пост.

– А в пост свинину нельзя?

– В пост чего-то там точно нельзя. Только что именно, я не в курсе. Вон, – кивнул он на часовню, – сходи, у попа спроси.

– Может, в другой раз. Сейчас не актуально.

Я взял шаурму поудобнее и откусил маленький кусочек. На вкус оказалось очень даже неплохо. Намного лучше, чем можно было ожидать. Должно быть, полковника Малинина в том ларьке действительно знали. В смысле, знали, кто он такой. И готовили ему особую шаурму. Полковничью.

– А что, у вас в комитете буфета нет?

– Почему это нет? Есть буфет. Хороший.

– Так чего же вы шаурмой питаетесь?

– Да, ты знаешь, в буфете этом еда, конечно, вкусная, да только очень уж пресная. Живот ею набиваешь, а не наедаешься. Понимаешь? Вкуса жизни не чувствуется.

Чтобы полковник Малинин как следует вкус жизни почувствовал, нужно будет как-нибудь угостить его шаурмой или хот-догом из ларька, где его не знают. Интересно, что он тогда скажет?

Малинин расправился с шаурмой, вытер губы салфеткой и довольно икнул.

– Ну, пойдем, что ли, пройдемся? – предложил он. – Что это ты ешь медленно?

– Зуб болит, – соврал я.

И откусил еще небольшой кусочек. Исключительно ради полковника Малинина.

– Понимаю, – кивнул он. – Зубы – дело противное. Я вот слыхал, что у ежика всю жизнь новые зубы растут. Старые выпадают, а новые растут. Почему у человека не так? А, Каштаков?

– Наверное, потому что у человека мозг больше, – сказал я первое, что пришло в голову.

– А при чем тут мозг? – не понял Малинин.

– Много ресурсов на себя оттягивает. На зубы уже не остается.

Подумав, Малинин кивнул.

– Убедительно.

Мы шли по усеянной палой листвой аллее и беседовали, как старые добрые приятели.

Приятелями мы с Малининым не были, но знали друг друга достаточно давно для того, чтобы говорить о всякой чепухе. Говорить ни о чем, это, между прочим, целое искусство. Попробуйте как-нибудь – сами убедитесь.

Но, как правило, наши пустопорожние беседы надолго не затягивались. Если мы встречались, то исключительно по делу, чтобы обменяться информацией. И после нескольких вводных фраз переходили к сути вопроса. А сегодня Малинин говорил и говорил, говорил и говорил, говорил и говорил… Сначала я подумал, что таким образом он извиняется за свое опоздание. Но потом сообразил – это он деликатно дает мне возможность с шаурмой управиться. Пришлось быстро доедать не сказать, что совсем уж невкусный, но крайне недиетический продукт. И, как только я кинул салфетку в урну, Малинин сразу перешел к делу:

– Ну, так что там у тебя, Каштаков?

Словно вспомнив вдруг, что мы вышли на аллею не ради того, чтобы насладиться красотами ранней осени, и даже не ради того, чтобы вкусить полковничью шаурму, я сунул руку во внутренний карман пиджака. Но – замер. Картинно. Всем своим видом изображая нерешительность и сомнение.

– А что я получу взамен?

– Ты еще ничего не показал, – недовольно буркнул Малинин.

– Но я хотя бы сказал, что у меня есть, – напомнил я. – Фотография подозреваемого. А что у вас?

– Вкусная конфета. Такой вариант тебя устраивает?

– Не совсем.

– Я расскажу тебе про Хуупов.

– Это уже интересно.

Я достал из кармана конверт и торжественно вручил его чекисту.

Малинин нетерпеливо выдернул фотографию из конверта.

Я его не обманул – это действительно была фотография подозреваемого. Только не та, с которой Гамигин в данный момент пытался восстановить его внешность, а немного другая. На фотографии подозреваемый стоял лицом к камере. Вот только лица его не было видно из-за широкого козырька бейсболки.

– И что это за фигня?

– Это, господин полковник, не фигня, а фотография с места преступления. Человек сей очень внимательно наблюдал за тем, как небезызвестный всем нам, ныне покойный вор по кличке Макак увел видеокамеру у мирно вкушавшей московские блины четы Хуупов. Так что, смею предположить, это либо сам заказчик, либо, что более вероятно, его представитель.

Малинин внимательно посмотрел на фотографию, хмыкнул и помахал ею, как веером.

– Ну, и кто это такой?

– А это уж вы сами выясните.