Последний день круиза

– Всё, Матвей?

– Да.

– Ты его закопал, – не спрашивает, а скорее утверждает Наташа.

Матвей тяжко переводит дыхание и отвечает:

– Нет, не закопал. Я его забетонировал… Бетон с замедлителем. Три тачки были в подвале. Замедлитель, чтобы бетон раньше времени не схватился… Но к утру застынет, будет монолит.

– Монолит, – глухим голосом повторяет Наташа… – Ты обо всём позаботился, молодец… Иди ко мне, быстрей!

Они обнимают друг друга, шепчут нежные слова… Потом пьют водку, коньяк, курят сигареты и сигары.

– Боже мой, боже, – причитает Наташа. —Это же грех, этот грех ложится на нас обоих… Но теперь мы вместе, навсегда, да, Матвеюшка?

– Конечно, Наташенька, любимая моя.

– Навсегда… Ты теперь мой навсегда… И всё же – грех. Убийство!

Луна сверкающей монетой висит в окне. Матвей встаёт с кровати и задёргивает чёрно-серые клетчатые шторы. Наташу знобит. Она вытирает слезы простыней и маленькой подушкой из цветных лоскутков. Постепенно успокаивается.

– А бетон надёжный?

Матвей смотрит на Наташу с лёгким удивлением:

– Да. Надёжный. А что?

Наташа испуганно говорит что-то несуразное:

– А… его… А он?..

– Он уже не восстанет, – с нервной усмешкой отвечает Матвей. – Он не выберется уже. Его уже нет.

Наташа пьёт прямо из горлышка бутылки дорогой коньяк. Потом переводит дыхание. Говорит:

– Ну понятно.. Матвей… А ведь сегодня полнолуние… Знаешь что… Почитай мне то стихотворение, как тогда, на балконе у Поляковых, когда мы познакомились. Линза тогда напился как свинья… Тьфу… Нехорошо о покойнике… Тоже ведь было полнолуние. Про полнолуние почитай. Пожалуйста.

Матвей, лёжа, подперев рукой голову, негромко декламирует:

Белая луна из обрывков снов…
И она ночью душной
Пугает и мучает.
Смутная вина из осколков слов…
Мне царапает душу
Углами колючими.

– А ну постой-ка… – говорит Наташа. – Скажи честно: это твоё стихотворение или ты тогда обманул меня? Наверное, хотел мне понравиться?

Наташа пытается улыбаться, но губы её не слушаются.

– Конечно, хотел понравиться, – отвечает Матвей. – Но я не обманул тебя. Да, сам сочинил. К одному спектаклю, но не для нашего ТЮЗа, а для другого театра. Но оно всё равно не понадобилось…

– Ну, читай дальше.

Матвей продолжает:

Быть или не быть?
Жить или не жить?
Может, и не надо плыть
Между тёмных скал?
Может, эту жизнь
Лучше отложить
И не видеть зла
Боевой оскал?

– Хватит, милый… Спасибо. Дальше не надо. И так на душе тяжко.

Наташа почти по-детски всхлипывает… потом вдруг напрягается, сверкает при лунном свете неприятной, злой улыбкой. Голос её наливается металлом:

– Бетон скоро схватится, говоришь… Знаешь, а он, Линза этот, муженёк мой… покойный… он другой могилы и не заслуживает. На нём самом крови, что того бетона в траншее! …Лежит, гадёныш, неподалёку… прости господи, нехорошо я сказала…

Матвей молча кивает.

– Всё, больше не хочу о нём… – продолжает Наташа. – Давай спать, мой хороший… Завтра тебе снова играть роль гастарбайтера… Притворяться работягой, говорить смешно… с каким-то смешным акцентом. Налей-ка мне водки или коньку, пожалуйста…

Они пьют прямо в постели, не закусывая. Щурятся на яркую, пробивающуюся сквозь щель занавески, луну. Наташа гладит Матвея по голове, нежно, по-матерински. Ласково говорит:

– Знаешь, и хорошо, что тебя уволили из этого дурацкого ТЮЗа, ну сколько можно зайчиков и буратин изображать… ты не Буратино, ты, скорее, Карабас-Барабас, волевой и сильный… Не мальчик… Не кукла! Знаешь что, – она оживляется, – я этот недострой продам, и уедем мы с тобой жить куда-нибудь в горы или на побережья… Подумай об этом, ладно? Ну что нас тут держит?.. И вообще – мы с тобой в этой жизни не артисты, а режиссёры. Будем режиссёрами своей жизни. Правда? По большому счёту. Согласен?

– Ну… я подумаю.

– Подумай, мой милый… Я люблю тебя больше всего на свете, мой Матвеюшка. А если захочешь, я сделаю тебя большим артистом в серьёзном театре. Здесь или за границей. Деньги у меня… у нас теперь есть деньги… Много. Любимый…

– Любимая… Люблю тебя, Наташенька, милая моя.

Матвей обнимает Наташу.

Наташа спит, обняв любимого мужчину. Во сне она нервно всхлипывает.

Матвей открывает глаза. Осторожно целует Наташу в щёку. Она лежит у него на руке. Матвей смотрит на женщину с нежностью, гладит её по волосам, снова целует. Она улыбается во сне.

Матвей вздыхает. Смотрит в потолок.

Матвей вспоминает. Одетый в гражданскую одежду полковник, сидя за служебным столом, протягивает Матвею фотографию Линзы и говорит:

– Решение о его ликвидации было принято, когда появилась информация о его переговорах с иностранцами о контрольном пакете акций. Речь идёт о заводе по производству оправ для очков. Оправы оправами, но предприятие в случае войны быстро конвертируется в завод по изготовлению пороха. Пороха. Сырьё, материалы – практически те же. Переналадка оборудования – несколько дней.

Полковник встаёт из-за стола. Матвей поднимается, начинает застёгивать гражданский пиджак.