Хроники Чёрного Нуменора: Тень Морремаров
Но его взгляд привлёк странный объект посреди этого запустения. В центре комнаты стояли стол и стул. И они были сделаны… изо льда. Это не была метафора. Кто-то, обладая невероятным мастерством или магией, вырезал их из цельного, идеально прозрачного монолита. Ледяная поверхность стола была гладкой, как зеркало, а ножки стула были выточены с изящными, почти эльфийскими завитками. От всей композиции веяло неестественным, леденящим холодом, и вокруг неё даже снег казался более хрустальным.
Балдурин медленно подошёл и сел на ледяной стул. Холод мгновенно просочился сквозь одежду, но он не встал. Он положил на ледяную столешницу сжатые в замок руки и уставился на них, погрузившись в раздумья. Мысли путались – о Камне, что лежал у него в кармане мёртвым грузом, о гондорских шпионах, о долгой дороге домой, о тайне, которую ему только предстояло разгадать.
Когда он наконец разжал пальцы, то увидел, что его ладони оставили на идеальной поверхности влажные отпечатки. И в центре одного из них, прямо там, где лежала его рука, в толщу льда был вморожен небольшой предмет.
Балдурин наклонился ближе. Это был амулет. Маленький, не больше монеты, отлитый из тусклого, тёмного металла, который казался старше самой крепости. На нём был выгравирован сложный, витиеватый символ, напоминающий одновременно и спираль, и око. Он не сиял, не пульсировал. Он просто был, притягивая взгляд своей древней, немой загадочностью.
Балдурин достал свой нуменорский клинок. Лезвие блеснуло в утреннем свете. Он прицелился и коротким, точным ударом рукояти разбил ледяную поверхность стола прямо вокруг амулета. Лёд рассыпался с мелодичным хрустальным звоном. Он подобрал находку. Металл был на удивление тёплым на ощупь, словно вобравшим в себя всё тепло его рук.
Сжав амулет в кулаке, он вдруг почувствовал… не силу, не прилив энергии. Нечто иное. Словно лёгкую, едва уловимую вибрацию, идущую из самого сердца металла. Ощущение было странным, но заметным – будто этот кусочек старого сплава был живым, дышащим, и теперь это дыхание поравнялось с ритмом его собственного сердца. «Интересная вещица, – мысленно отметил Балдурин. – Непонятная, но… полезная, возможно».
Он накинул через голову тонкий кожаный шнурок, на который был подвешен амулет, и спрятал его под одежду. Металл коснулся кожи – снова тот же лёгкий, согревающий трепет.
С волком по пятам он вышел из полуразрушенного помещения и отправился вдоль внешней стены крепости, держа путь на восток, в сторону горных перевалов. Когда он проходил мимо того самого места, где они когда-то, с таким трудом, забрасывали верёвку на стену, его взгляд на мгновение задержался на гладкой каменной поверхности. Мысленно он отметил с лёгкой иронией: «Простой и изящный проход был совсем рядом, за этими соснами. Но иногда прямой путь – действительно самый короткий. И самый поучительный».
К полудню, после нескольких часов утомительного пути по каменистым осыпям и замёрзшим ручьям, он добрался до цели – старой шахты. Она зияла в склоне горы чёрным, бездонным провалом, обрамлённым почерневшими, покосившимися балками. Вокруг шахты, на удивление, рос небольшой, но густой лес. Сосны и ели, прижимаясь друг к другу, пытались защититься от ветров, их ветви были густо усыпаны снегом, создавая неестественную, давящую тишину. Именно сюда, как они предполагали, скрылся гондорский шпион.
Балдурин на мгновение остановился, чтобы перевести дух. Он обернулся и взглянул назад, в сторону долины, где остался лагерь Фундина. Отсюда он был едва различим – крошечным пятнышком у подножия исполинских серых склонов. И ему показалось, совсем крошечная фигурка у того пятнышка машет рукой. Была ли это игра света, тень от пролетавшей птицы или ему действительно удалось разглядеть Кархарона или Арвина? Он не был уверен.
Всё равно. Он медленно, почти нехотя, поднял свою руку высоко над головой, задержал её так на несколько секунд – ясный, немой сигнал для тех, кто, возможно, смотрел на него с того берега долины: «Всё в порядке. Иду по плану».
Он опустил руку и повернулся к Волку, который сидел рядом, внимательно наблюдая за ним.
– Вперёд, малыш, – тихо сказал Балдурин. – Нас ждёт трудный путь.
Балдурин с волком покинули мрачное ущелье с шахтой и начали медленное, трудное восхождение к перевалу. Тропа, если её можно было так назвать, вилась по осыпающимся каменистым склонам, петляя между гигантских валунов. Воздух становился колючим, каждый вдох обжигал лёгкие холодом. Снег здесь лежал плотным, ноздреватым настом, и лишь карликовые сосны, похожие на скрюченные пальцы, цеплялись за жизнь в расщелинах.
Балдурин шёл, утопая по колено в снегу, его плащ развевался на пронизывающем ветру. Волк же двигался легко и грациозно, его мощные лапы не проваливались, а его белая шкура сливалась с окружающим пейзажем, делая его похожим на дух гор. Глядя на его уверенные, пружинистые движения, на его мощную спину, Балдурину в голову пришла незатейливая мысль. «А ведь он не меньше пони… И сил у него, пожалуй, больше».
Остановившись на небольшом плато, Балдурин окликнул зверя.
– Эй, постой. Я подумал, что ты можешь помочь мне забраться на гору!
Волк остановился, повернул свою массивную голову и посмотрел на Балдурина с таким выражением, в котором смешались удивление, недоумение и крупица оскорблённого достоинства. Он был проводником и союзником, а не вьючным животным. Но, почёсывая за ухом, он, кажется, из любопытства решил подчиниться. Он подошёл и замер, позволив Балдурину неуклюже вскарабкаться себе на спину.
Это длилось ровно три секунды. Едва Балдурин попытался устроиться поудобнее, волк, не рыча и не проявляя злобы, резко тряхнул всем телом, подобно собаке, сбрасывающей воду. Балдурин, не ожидавший такой реакции, с лёгким возгласом полетел с его спины и шлёпнулся в глубокий сугроб.
Он лежал, отряхивая лицо от снега, и слышал, как рядом раздался тихий, хриплый звук, больше похожий на волчий смех. Затем к его лицу приблизилась огромная, влажная морда. Волк ткнулся в его щеку холодным носом и коротко, почти нежно, облизнул его щёку, будто говоря: «Ладно, прощаю. Но больше не пробуй».
Балдурин, отплёвываясь от снега, с лёгкой ухмылкой поднялся на ноги.
– Понял, понял. Гордый ты зверь. Пойдём своим ходом.
Они шли часами. Солнце, бледное и холодное, скрылось за вершинами, уступив место синим, густеющим сумеркам. Тени удлинялись, сливались, превращаясь в единую фиолетовую мглу. Когда они наконец достигли седловины перевала, уже вовсю темнело. Снег под ногами отливал синевой, а на востоке загорались первые, яркие звёзды.
Именно с этой высоты открывался вид на узкую полоску берега внизу. И то, что увидел Балдурин, заставило его кровь похолодеть.
Внизу, у самого среза воды, стояла их «Морская Крыса». Знакомый, потрёпанный силуэт. Но теперь к её борту был ошвартован второй корабль. Он был больше, стройнее, с высокими мачтами и аккуратными парусами, убранными сейчас. На его флагштоке, едва различимый в сумерках, полоскался тёмный стяг. Балдурин не видел деталей, но по строгой, военной форме корпуса и оснастки сомнений не оставалось – это был корабль Гондора.
Вокруг обоих судов, на берегу, сновали огоньки. Факелы. Два – на палубе «Морской Крысы». Ещё два – на корабле гондорцев. И несколько других двигались по берегу, как будто прочёсывая местность.
Холодный ком сжался под сердцем Балдурина. Его друзья… Он резко обернулся, его взгляд полетел назад, через уже тёмную долину, к тому месту, где они расстались с Кархароном и Арвином. И там, в самой дальней точке, у подножия горы, он увидел то, что искал, и то, чего боялся. Два крошечных, но отчётливых огонька. Они двигались прямо к той самой шахте, откуда они с Кархароном когда-то вырвались, объятые пламенем и паутиной.
В это самое время по каменистой тропе у подножия тех же гор, куда смотрел Балдурин, брели Кархарон и Арвин. Старый контрабандист, чтобы скрасить путь и подбодрить приунывшего юношу, вёл неторопливую беседу.
– …а вот видишь ту дыру в склоне? – Кархарон указал своим мечом в сторону чёрного провала шахты, видневшегося в сумерках. – Так вот, мы с кэпом там не просто так были. Целое приключение было, рассказывать – не пересказать!
Арвин, хромая, с интересом посмотрел на него.
– И что же там было?
– А было там настоящее паучье царство! – Кархарон раздул щёки, его глаза заблестели в наступающих сумерках. – Представь себе – спускаемся мы с Балдурином на этой вагонетке, летим в кромешную тьму, а там – зал, огромный, как тронный зал у короля Умбарского! И весь он… весь затянут паутиной. Толстой, как канат, липкой, и воняет, будто тысяча мокрых носков в закрытой бочке!
Он сделал драматическую паузу, наслаждаясь вниманием Арвина.
– И оттуда, из этой тьмы, выползают они. Пауки. Чёрные, как сажа, и размером… размером с доброго быка! Глаза у них горят, как угли в печи, а клыки – так тебе и скажу – с мой кортик! Один так прямо на нас с Балдурином кинулся! Я уж думал, конец, сейчас нас, как мух, в коконы завернут и на обед припасут!
– И что же вы? – с замиранием сердца спросил Арвин.
– А мы не промах! – Кархарон хлопнул себя по груди. – Балдурин, он, конечно, учёный муж, но в драке – ого-го! Мечом своим так и сверкает! А я… а я не растерялся! Правда, чуть сам не поджарился… Слушай дальше! Балдурин одного паука шваркнул об стену, а второй ко мне подбирается. Я отступаю, а у меня за спиной плащ на факел напоролся и вспыхнул, как порох!
Он заливисто рассмеялся, вспоминая.
– И думаешь, я испугался? Ни капли! Я этим горящим плащом, как пращой, махнул – и прямо в рожу второму пауку! Тот, глупец, возьми да и охрипни от такого сюрприза! Задрав лапы, давай кататься по земле, пытаясь огонь с себя сбить! А Балдурин в это время подпалил всю остальную паутину в зале! Представляешь? Всю эту вековую плесень! Огонь пошёл по стенам, как по пороховой дорожке! Горит всё, трещит, пауки бегут, кто куда! Мы наверх, а за нами такой пожар, что, гляжу, столб пламени из шахты бьёт, прямо как из вулкана! Вот так-то мы эти горы от паучьего гнезда избавили! Чистая работа!
Арвин слушал, раскрыв рот, впечатлённый красочным рассказом. Но его взгляд, всегда блуждающий и тревожный, случайно скользнул вверх, по тёмному склону горы к перевалу. И там, на самом гребне, на фоне уже почти чёрного неба, он увидел крошечную, но отчётливую точку – одинокий факел, неподвижный, как звезда.
– Кархарон, – перебил он старика, указывая пальцем. – Смотри. Вон там, на перевале. Факел. Один.
Кархарон прищурился, всматриваясь в темноту.
– Вижу… Мало ли кто там? Охотник, путник… Или наш кэп сигналит, что дошёл благополучно.
– А может… гондорцы? – робко предположил Арвин.
Вид огней внизу и двух факелов, упорно движущихся к шахте, стал для Балдурина как удар обухом по голове. План рушился на глазах. Гондорцы были здесь и они контролировали берег.
Мысли понеслись вихрем. Медлить было нельзя. Его собственная позиция на перевале, освещённая факелом, была сейчас смертельным риском. Он – единственная цель гондорцев. Если его увидят, шансов не останется.
Без единой секунды сомнения Балдурин швырнул свой факел на снег и с силой втоптал его сапогом. Шипение, клубы едкого дыма, и на перевале воцарилась кромешная тьма, нарушаемая лишь тусклым светом звёзд. Он резко развернулся к волку.
– Назад! – приказ прозвучал тихо, но волк мгновенно ринулся вниз по тропе, которую они только что преодолели.
Балдурин помчался следом, почти не видя пути под ногами. Он спускался по осыпающемуся склону, спотыкаясь о камни, цепляясь плащом за колючие ветки небольших сосен. Холодный ветер свистел в ушах, но он не чувствовал ничего, кроме жгучей необходимости успеть. Он бежал навстречу опасности, навстречу своим людям.
Внизу, Кархарон и Арвин, увидев, как одинокий огонёк на перевале внезапно погас, замерли как вкопанные. Тишина, наступившая после этого немого сигнала, показалась им зловещей.
– Видел? – прошептал Арвин, его голос дрожал.
– Видел, – хрипло ответил Кархарон, его глаза сузились, всматриваясь в теперь уже абсолютно чёрный силуэт перевала. – Потух. Словно свечу задуло.
– Что это значит? – Арвин схватил старика за рукав. – Может, это был не капитан? Или может, его… его там поймали?
– Тихо ты, – Кархарон грубо высвободил руку, но его собственные мысли неслись с той же скоростью. – Кто бы это ни был – погасить факел в такой глуши… это не к добру. Либо увидел что-то, либо сам стал мишенью.
– Может, это всё же он? Капитан? И он увидел гондорцев у корабля и подаёт нам знак?
Кархарон с минуту молча смотрел в темноту, его мозг, привыкший к опасностям, взвешивал все варианты.
– Чёрт возьми, Арвин, а ты, может, и прав, – наконец выдохнул он. – Сидеть тут и ждать у моря погоды – последнее дело. Если это Балдурин и он в беде, или если он предупреждает… Наплюём на план. План хорош, пока не началась стрельба.
Он, не раздумывая больше, швырнул свой собственный факел на снег и затоптал его. Свет погас, оставив их в полной, давящей темноте.
– Идём, – скомандовал Кархарон, хватая Арвина за плечо. – Наперерез. К перевалу. Только тихо, как мыши. И смотри в оба.
Их путь в кромешной тьме превратился в кошмар. Они шли почти наощупь, спотыкаясь о каждую кочку, о каждый камень. Арвин то и дело вскрикивал от боли, когда его раненная нога подворачивалась или билась о что-то твёрдое. Кархарон ворчал и ругался под нос, проклиная все горы на свете. Зрение почти не работало, и они ориентировались скорее на память и на слабый силуэт горы против чуть менее тёмного неба. Каждый шорох, каждый хруст ветки под ногой заставлял их замирать, прислушиваясь, не враг ли это. Луна, прячась за рваными облаками, лишь изредка бросала на землю обманчивый, синеватый свет, создавая движущиеся тени, которые мерещились то гондорскими солдатами, то призраками.
Балдурин тем временем, ведомый волком, который бесшумно скользил впереди, словно тень, спускался куда быстрее. Он не видел Кархарона и Арвина в темноте, но интуитивно чувствовал, что они где-то рядом, что они движутся ему навстречу. Он замедлил шаг, его дыхание было тяжёлым и хриплым. Он прислушался и сквозь стук собственного сердца уловил знакомое ворчание и приглушённые ругательства.
– Кархарон? – тихо, но отчётливо позвал он в темноту, замирая на месте.
Впереди послышался испуганный взвизг Арвина и могучий голос Кархарона:
– Тихо, дурак! Кто здесь?
– Это я, – отозвался Балдурин, в его голосе прозвучало несвойственное ему облегчение.
Через мгновение в лунном свете, ненадолго пробившемся сквозь облака, он увидел их – два тёмных силуэта, вырисовывающихся из мрака.
– Чёрт тебя дери, кэп! – прошипел Кархарон, подходя ближе. – Напугал до полусмерти! Ты чего, с перевала-то снялся, как чёрт из табакерки? И факел зачем потушил?
– Потому что у корабля гондорцы, – без предисловий выпалил Балдурин.
Его слова повисли в холодном воздухе, как приговор. – Целый корабль. И берег усеян их факелами. Они ищут. И я видел ваши огни, направляющиеся к шахте. Решил, что вы идёте прямо в засаду.
– Так это ты и был на перевале? – ахнул Арвин. – Мы подумали… мы подумали, что-то неладное.
– Неладное – это мягко сказано, – мрачно констатировал Балдурин. – Здесь нам светить нельзя. Идите за мной.
Он, не тратя больше слов, повёл их в сторону от тропы, к небольшой кучке низкорослых, но густых сосен, чьи ветви спускались до самой земли, образуя естественное укрытие. Они втроём, плюс волк, протиснулись под сомкнутые лапы. Внутри было тесно, но они были скрыты от посторонних глаз.
В тесном пространстве, в полной темноте, Балдурин заговорил снова, его голос был низким и ровным.
– Они здесь. Их больше, чем нас. И они не уйдут, пока не найдут то, что ищут. Вероятнее всего – меня. Битвы, похоже, не избежать. Возможно, не сейчас, но очень скоро.
Он помолчал, давая им осознать это.
– Что удалось раздобыть в лагере Фундина? Любая мелочь может сейчас оказаться важной.
Кархарон, сидевший рядом и тяжело дыша, фыркнул и начал рыться в своём бездонном плаще.
– Ну, кэп, богато не жили, но кое-что есть. – Он извлёк и начал выкладывать на землю перед Балдурином предметы, которые тот с трудом различал в темноте. – Во-первых, еда. Немного вяленой баранины получше нашей, мешочек какой-то крупы… Э! И вот – полбочки того самого гномьего эля! Тяжеленная, чёрт побери, еле тащил.
Балдурин кивнул в темноте. Еда и питьё – это хорошо, это давало им время.
– Дальше, – продолжил Кархарон и с некоторой торжественностью протянул Балдурину небольшой, но тяжёлый предмет. – Нашёл в сундуке, под всяким хламом. Не знаю, что это, но пахнет деньгами.
Балдурин взял предмет. На ощупь это была металлическая пластина, покрытая сложной резьбой. В полной темноте он не мог её разглядеть, но его пальцы ощутили качество работы. Не гномья грубая мощь, а нечто более утончённое.
– И последнее, – голос Кархарона стал серьёзнее. – Мазь какая-то, пахнет травами… Может, Арвину пригодится. Всё. Больше ничего путного. Никаких карт сокровищ или волшебных мечей, увы.
Балдурин сидел молча, переваривая информацию. Припасы были, и это давало им небольшой козырь. Но против организованного отряда гондорцев этого было мало.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Эль и еда – это время. Лекарства – это жизнь. Теперь слушайте…
– Балдурин понизил голос до едва слышного шёпота, и они придвинулись ещё ближе, чувствуя дыхание друг друга. – Мы не знаем, сколько их. Не знаем, где они расставили посты и где устроят засаду. Ясно одно – к кораблю в лоб, без боя, мы не пройдём. Но сначала нам надо попасть на ту сторону хребта. Уже оттуда, с высоты, можно будет вести разведку. Волка можно будет заслать вперёд. Обсудим это позже. Сейчас же – наш путь лежит туда, где нет троп. Пересечём хребет южнее шахты. Медлить нельзя. Светить факелами – смерти подобно. Идём быстро, в темноте. Молча. Только в самом крайнем случае, если увидите опасность – киньте камень, чтобы привлечь внимание. Мазь пока экономим. Штуковина сильная, может, ещё не раз пригодится. Арвин, – он повернулся к юноше, – пока хлебни эля побольше. Придётся потерпеть. Боль заглушит, а ноги понесёт.
Кархарон, не говоря ни слова, начал набивать карманы своего плаща увесистыми, гладкими камнями с земли. Арвин, бледный, но сжавший губы, кивнул, взял у Кархарона бочонок и сделал несколько долгих, жадных глотков. Крепкий гномий эль обжёг горло, и почти сразу по телу разлилось тепло, притупляющее острую боль в раненой ноге. Балдурин тоже подобрал несколько камней, оценивая их вес на ладони.
– А теперь – вперёд.
Капитан раздвинул колючие ветви сосен. Первым, бесшумной белой тенью, выскользнул волк. Он замер на мгновение, его уши ловили каждый звук в ночи, ноздри вбирали воздух, выискивая чужие запахи. Затем, не оглядываясь, он рванул вперёд, задавая направление. Следом за ним, пригнувшись, выбежал Балдурин. Его тёмный плащ сливался с ночью. Кархарон, тяжело дыша, потянул за собой Арвина, и они пустились вслед, стараясь ступать как можно тише.
Их путь в кромешной тьме был похож на кошмарное бдение. Волк вёл их не по тропе, а напрямик, через заросли колючего кустарника, по осыпающимся склонам, мимо чёрных провалов, в которые так и норовила сорваться нога. Они обошли по верху вход в шахту – то самое место, куда скрылся гондорский шпион. Оттуда тянуло могильным холодом. Ни звука. Лишь ветер гудел в её пустотах.
Они двинулись дальше, держась гигантской крепостной стены. Их силуэты скользили мимо башен-призраков, чьи зубцы упирались в звёздное небо. Наконец, за одной из таких башен открылась небольшая поляна, поросшая низким, цепким кустарником. Они нырнули в его чащу, пробираясь сквозь колючие ветви, которые цеплялись за одежду и хлестали по лицам. Шли, не разгибаясь, вдоль стены, пока не добрались до самой дальней, полуразрушенной башни на самом краю крепости. Здесь стена обрывалась, уступая место крутому, почти отвесному скальному склону, уходящему в темноту.
Волк уже сидел там, на самом краю, его белая шкура была почти незаметна в звёздном свете. Его взгляд был прикован к тёмному массиву горы над ними. Волк сидел неподвижно, но всё его тело, готовое к броску, было напряжено, как тетива лука,
Балдурин остановился, прислонившись к холодному камню башни, чтобы перевести дух. Через несколько мгновений его нагнал Кархарон, его лицо и руки были исцарапаны колючками. Ещё через минуту, хромая и почти падая от усталости, к ним присоединился Арвин. Он тяжело дышал, его рука бессознательно сжимала раненое бедро.
Дождавшись их, Балдурин коротко кивнул на тёмный склон.
– Поднимаемся здесь.
То, что началось дальше, было не просто подъёмом. Это была битва. Битва с камнем, с темнотой, с собственной усталостью и страхом. Склон был крутым, местами почти вертикальным. Камни под ногами были рыхлыми, осыпались, увлекая за собой мелкие лавины щебня. Они карабкались, цепляясь уже стёртыми в кровь пальцами, за малейшие выступы, втискивая носки сапог в узкие трещины. Дышать было нечем, в груди выл ветер, смешанный с хриплым свистом их собственных лёгких.
Волк же был в своей стихии. Он взбирался с пугающей, кошачьей лёгкостью. Его мощные лапы с острыми когтями находили опору там, где человек видел лишь гладкую стену. Он не ждал их, но постоянно возвращался, спускаясь на десятки футов вниз, чтобы проверить, как они продвигаются.
Команда помогала друг другу, как могла. Кархарон, сильный, как бык, часто подставлял своё плечо или спину Арвину, подталкивая того на сложных участках. Балдурин, обладая недюжинной для своего худощавого телосложения силой, страховал их, находя наиболее безопасный путь.
Один раз Кархарон, пытаясь перелезть через большой нависающий камень, поскользнулся. Камень, за который он держался, с глухим стуком вырвался из породы и полетел вниз. Старик, потеряв опору, отчаянно замахал руками, его тело уже начало падать в чёрную бездну под ним. Но в тот же миг белая молния метнулась сверху. Волк сделал невероятный прыжок вниз, и его мощные челюсти вцепились в толстый кожаный ремень на плаще Кархарона. Рывок был таким сильным, что Кархарон взвыл от боли и повис на волчьей хватке пока Балдурин и Арвин не подтянули его на безопасный выступ.
– Чёртов пёс… – хрипел Кархарон, отряхиваясь. – Чуть не откусил мне полтуловища вместе с ремнём… Но… спасибо, мордатый.
Волк лишь фыркнул и снова устремился вверх.
С Арвином было сложнее. Рана, притуплённая элем, снова заявила о себе пронзительной болью при каждом неловком движении. Он стискивал зубы до хруста, по его лицу катились слёзы от боли и бессилия, но он не издавал ни звука. Дважды его нога соскальзывала, и он повисал на руках, отчаянно цепляясь за выступ, пока его не подтягивали. Волк и тут оказывался рядом, подставляя своё мощное тело как дополнительную опору.
Шли они так несколько часов. Казалось, ночь никогда не кончится. Руки и ноги отказывались слушаться, тело ныло от напряжения. Но они лезли. Медленно, мучительно. И когда на востоке наконец появилась первая, едва заметная бледная полоска, они достигли вершины.
Они выползли на небольшое, плоское плато и рухнули на камни, не в силах пошевелиться. Они лежали, задыхаясь, их груди вздымались, как кузнечные мехи. И тогда их глазам открылась картина, ради которой они проделали этот адский путь.
Рассвет ещё только начинался, и мир внизу тонул в сизой, холодной дымке. Но этого было достаточно, чтобы всё разглядеть.
Прямо под ними, у самого подножия горы, лежал густой, почти непроходимый сосновый лес. Его тёмно-зелёная хвоя казалась чёрной в утренних сумерках. От подножия и до самого леса тянулся идеально ровный, ослепительно белый снежный наст – замёрзшее озеро или широкая равнина, покрытая льдом и снегом.
Чуть в стороне, на небольшом холме, стояла та самая деревянная сторожевая вышка, с которой когда-то Арвин вёл свои первые наблюдения. Теперь она казалась крошечной.
А дальше, за лесом, виднелась узкая полоска берега. И на ней… два корабля. Их «Морская Крыса», знакомый потрёпанный силуэт, выглядела жалкой щепкой рядом со стройным, грозным кораблём Гондора с его высокими мачтами и аккуратными парусами.
Весь этот пейзаж – снежная равнина, тёмный лес, корабли и вышка – был залит первыми, розоватыми лучами восходящего солнца. Это была одновременно картина невероятной красоты и смертельной опасности. Каждый фут открытого пространства был как на ладони. Для них – и для тех, кто мог быть внизу.