– Ну ептеть… Лекцию ждешь, сдунет?
– Ну… да, наверное… – испугано отвечал Петр. Для него все это было в новинку. Он шел в НИИ, а попал в место, которое на НИИ-то и не похоже.
Но пройдя через насколько КПП с охраной и решетками, парень уже и не удивился, когда его наставник обозвал это место тюрьмой. Было что-то общее. Даже слишком сильно было.
– Так, шкет, давай с того, что знаешь… Ну чтобы мне не рассказывать лишний раз. А то сам понимаешь…
– Не очень-то и хочется?
– Ага. Именно. Мне бы смену отпахать, да домой пойти. Это ты тут ненадолго, а я всю жизнь тут работать буду. В перспективе еще и стану как эти… – Василий Иванович открыл тяжелую металлическую дверь и впустил Петра в главный зал.
Под ярким светом диодных ламп располагались огромные установки. Похожие на МРТ, но не МРТ. Тоже медицина, но другая. И в каждой установке, прикованный железными фиксаторами, лежал человек. Руки многих из пациентов были исписаны серыми наколками, а у кого-то – шрамами. Но даже так, глядя на прикованных, Петр сглатывал слюну от волнения.
– Ну так… ептеть…
– Это система лечения посттравматических расстройств. И посттравматического синдрома. Помогает людям прийти в себя после пережитого… – Петька выдал информацию с брошюры, что висела на стенде перед входом.
– Пф… – усмехнулся мужчина. – И как ты сказал это после увиденного?
Петька пожал плечами не в силах оторвать глаз от происходящего.
– Парень, если ты хотел учиться, то ты явно не по адресу. Это не породит светлых умов. И не сделает тебя хорошим специалистом. Это уродливый выкидыш нашей науки. Не больше и не меньше, – Иваныч методично проверял показатели всех пациентов, попутно сверяясь с логами в системах установок.
Студент нахмурился и сжал ручку с блокнотом еще сильнее. – Василий Иваныч…
– А, так ты не потерял интерес? Ну, ептеть, похвально, – мужчина зажег дисплей на очередной установке и подозвал парня ближе. – Не записывай. Не пригодится. Смотри…
– Это…
Парень наблюдал, как на маленьком экране проносится чья-то жизнь. Человек на видео вытягивал руки вперед и становилось видно, что его наколки точно такие же, как и у лежащего в огромной установке. Человек ел, пил, разговаривал с людьми, что беззвучно открывали рот на немом экране. И все от первого лица.
– Это, Петька, тюрьма душ. Ты видишь то, что видит этот… парень? Мужчина, наверное… Погодь, – инженер листнул меню и вывел на экран таблицу. – Ага… тридцать семь, мужчина, холост. Статья…
Василий помотал головой и закрыл меню, вновь выведя на экран происходящее внутри установки. Все действия были ускорены. В десятки, а может и в сотни раз. Иваныч вырывал некоторые моменты, чтобы наглядно показать их Петьке, но установка делала все в своем темпе. Меняя события с невероятной скоростью.
– Тюрьма душ?
– Она самая, сынок… У нее есть официальное название, но оно не подходит этому месту.
– Так они все в виртуальной реальности?
– Хмм… если тебе так понятно, то – да, – инженер почесал лысину и отошел от лежащего рядом человека. – На самом деле, они не в виртуалке. Они в своей голове. Ты же пришел изучать сюда эту технологию, да?
– Угу, – кивнул мальчика, сделав пометку на полях пустого блокнота.
– Это система улавливания мозговых импульсов. Она не проецирует тебе реальность в голову. Она заставляет работать твое внутренне пространство. Вот, ты когда глаза закрываешь, что видишь? – наставник кивнул Петьке. – Ну, ептеть… Закрой! Че видишь?
– Ну темноту.
– А теперь открывай, – Василий Иванович сложил руки накрест. – Че в итоге видел? Темноту?
Петька задумался. Он и вправду теперь не понимал, видел ли он темноту. Темнота ли там была, или какие-то образы. За двадцать лет жизни ни разу об этом не задумался. А тут на тебе… И темнота – не темнота.
– Не… не знаю.
– И чем дольше стоишь с закрытыми глазами, тем сложнее поверить, что там темнота была. Но это только когда глаза откроешь. А так – темнота темнотой. Ну это я к чему… Эта установка использует твое внутренне пространство, чтобы создать мир. Оно не строит его своим процессором, так сказать. Строит твоим, внутренним.
Мальчишка шел за наставником, переходя из зала в зал. Где-то на стульях спали люди в форме надсмотрщиков. Где-то ходили женщины в белых халатах и меняли капельницы, вырывая из торчащих вен длинные иглы. Все это напоминало не только тюрьму, но и больницу. Всюду кафель, яркие синие лампы. Ультрафиолетовые установки на стенах… Микроба убивать.
Иваныч зашел в комнату управления, увешанную кучей небольших плоских мониторов. Щелкнув парой клавиш, что с хрустом раздавили хлебные крошки под собой, инженер вывел на экраны все возможные проекции, которые создавались в этом НИИ на данный момент. Оглядевшись, он выделил один монитор курсором и погасил его.
– Это не для нас… – бормотал специалист.
– А почему там все так быстро?
– Чтоб быстрее было, ептеть, – усмехнулся мужик. – Она на то и система быстрой реабилитации, чтобы быстро делать!
– Да я про технический аспект! Скорость создания событий ведь напрямую зависит от работоспособности мозга?
Василий Иванович поднял бровь. – Ну да, Петька. Это же тот же процессор…
Один из экранов начал мерцать, подавая сигнал наблюдающему. Иваныч наклонился к микрофону.
– Людочка, в главном зале один пеной исходится. Иди высунь ему язык, а?
Охранники тоже встрепенулись от разрывающего уши голоса, звучащего из системы оповещения. Петька сунул голову в зал, но ничего не увидел.
– Че там?
– Да опять мозг перегрели. Там чем тупее пациент, тем сложнее с ним работать…
– А че с ними делают? От чего они проходят реабилитацию? – Петька убрал в карман халата блокнот. – Травмы?
– Ну ты Петька даешь… Какие у них травмы? Это заключенные. Преступники! У них нет травм. Им вообще нормально. Они тут на курорте.
Студент опустил глаза и нахмурился. Он давно уже понял, но очень хотел услышать. Кивнул.
– Петька, эти люди не реабилитацию проходят. Они переучиваются. Учатся жить в привычных им условиях, не делая преступлений.
– Они свою жизнь проживают?
– Не совсем. Это все еще похоже на сны. Особенно несвязные сны получаются у тех, у кого мозг плохо развит. Но таких тут нет. Тут смышленые сидят. С шансом на «выздоровление», – наставник резанул взглядом по паре мониторов. – Ну или с ускоренным режимом пожизненного заключения.
– Это…
– Это он сидит десятки лет в одиночной камере, потихоньку сходя сума.
– Жесть…