Злоба дня. Публицистика

В Россию в отличие от Европы, прошедшей многовековой путь нога в ногу с новой болезнью, и таким образом имевшей путь для адаптации, вирус был искусственно занесён в исследовательских и политических целях византийскими естествоиспытателями, и византийский штамм обладал некоторыми особенностями. Это был в некотором смысле более искусственный штамм, сознательно отобранный из других штаммов подобного рода. Государственные мужи Византии уже отчётливо знали, как использовать новую социальную болезнь в своих интересах и культивировали те штаммы, которые были им на пользу.

В Византийских летописях сохранилась краткая запись о том, что такого-то года были даны богатые подарки русским князьям «и они крестили свои народы». Интересно, сколько заплатила в нынешних деньгах за революцию, вряд ли больше, чем выделило кайзеровское правительство на революцию 1917 года.

Существую также исторические сообщения приблизительно этого времени о господстве провизантийской партии в Киеве.

Известно также, что русский народ оказал крещению кое-какое сопротивление – бегством целых племён, огромным количеством самоубийств, отказом многих участвовать в процедуре. Известно, что даже при массированных угрозах в течение длительного времени удалось крестить только столицу и несколько маленьких городков, в основном населённых полянами.

Сельские собственники ещё в течение полутора веков проигнорировали появление христа абсолютно. Там же, где жители принудительно были склонены к крещению, десятки лет творилось разлагающее народ двоемыслие – днём на виду начальников русские люди крестились, а ночью бежали в лес и со слезами на глазах молились и жаловались на судьбу своим старым богам.

Процедура крещения была отвратительна и возможна только благодаря устрашению и невиданным репрессиям – Днепр, разделенный верёвками на квадраты, дивизии спецслужб по краю Крещатика, вопли и, загон в воду, стоны гонимого народа и т.д и т. п. Это мало напоминает процесс приобщения к порядку, добру и вечным «нравственным ценностям».

Насильно привитая болезнь ввиду огромности территорий и слабости сообщений не завоевала сразу всё пространство, но уж там, где угнездилась, болезнь проходила в самых страшных формах.

Фазы болезни сдвинулись относительно Европы лет на двести, и критическая фаза происходила не в 12—13 веках, а в 16-м.

Если в Европе христианство не смогло до конца уничтожить грамотность, то в России оно положило ей конец.

Самый пик пандемии совпадает с правлением Ивана Грозного и плавно переходит в полное крушение русского сообщества, названного впоследствии Смутным временем.

В это время страной правят религиозные маньяки, несогласных убивают, а за самое страшное преступление – сомнение в истинности Христа жгут прямо на крамольных головах страницы из немногих правдивых книг. Да и книг нерелигиозных официально не выпускается вовсе. Сейчас это всё известно, но я не уверен, что церковь повинилась хоть за одно из этих преступлений. Все книги, напечатанные в то время – сплошь теологического содержания и государство не позволяет гражданскому обществу иметь даже свои кулинарные книги.

Христос принудительно становится суперзвездой и на время в воспалённым умах заполоняет собой весь мир.

Вся социальная жизнь уходит из области общечеловеческих забот и посвящена исключительно потным схоластическим бдениям, а также высосанным из пальца абстрактным гипотезам. Такую обстановку можно лицезреть в палатах для буйнопомешаных в психиатрических лечебницах.

Удивительно на самом деле то, что и при этом находятся отдельные люди, открыто бросающие вызов всеобщему сумасшествию и с угрозой для жизни призывающие к здравому смыслу. Удел их при этом страшен.

Под крестом

Народ, привыкший к одной, длившейся веками форме существования, противоестественным, насильственным образом ввергли в другую, ему не свойственную. Мало того, что это был гордый и сильный народ, и он чувствовал оскорбительность для себя этих революционных изменений, его самого заставили топтать своих старых богов. Что можно было ожидать после такого? Народ медленно стал разрушаться.

В трёх засохших христовых соснах водили русский народ до умопомрачения, испортили и убили многих! И никто не был проклят нами за это!!! Всё так! Но мы, как оставшиеся в живых разрозненные муравьи когда-то великого муравейника, должны ведь набраться мужества и наконец взглянуть правде в глаза. Должны же мы наконец, если мы люди, а не овцы, сказать лжецам:

«Вы лжецы! Вы вели нас не туда, вы обманывали нас и привели наш народ к великой беде и поруганию! Ваши знамёна и святыни – гробы русских людей! Ваша вера – ложь для нас и поругание прадедов!» Должны же мы наконец отринуть всё, что вело нас в пучину! Это всё же лучше разного рода маньячеств и извращений, сообщения о которых то и дело выносят на страницы прессы. Вон сколько бывших комсомольцев уже толпой попёрлись в церковь и неистово крестятся кругом. И не просто крестятся, а и других локотками подталкивают. Бандиты дают деньги на разные благотворительные акции, в монастырях хлебопекарни открылись. Правда себестоимость этого хлеба ни в какие ворота не лезет, но ничего! Вот президент к ним присоединился, тоже стал креститься, и даже собственная конституция, отделившая церковь от государства ему по барабану. Министры-капиталисты тоже закрестились не по детски. Как церковный праздник, так власти в первых рядах в храме со свечками и умильными лицами. Это знаки населению и знаки серьёзные. Ну, заражаются потрясённые несчастьями люди некой странной формой успокоения, что в этом плохого? Никого не убивают, тихие, поют псалмы, книга у них есть главная, ею только и самоудовлетворяются, ходят с какими-то брошюрками друг к другу, собирают, как они говорят, на храм, лица у всех, как у рыб – просветлённые…

Загробные Бонусы

Итак, мы знаем, что самые древние жрецы прекрасно понимали, что человек за право встать на две лапы, жить большими иерархическими группами будет платить болезнями, социальными взрывами и частой и сильной неуверенностью в себе. Они также понимали, что большие группы двуногих есть не только сумма этих двуногих, но единое Социальное Существо, живущее отдельной жизнью от каждой составляющей этого огромного организма. И подобно тому, как сложный организм, подвергаясь воздействию среды, может болеть телесными или психическими заболеваниями, так и социальный организм – народ подвержен тому же – эпидемиям и социальному сумасшествию. Эти знания в идеале должны бы были пойти на пользу сообществам, исправляя социальные сумасшествия, если бы знавшие эти секреты жрецы все поголовно были людьми честными.

Длительное время, однако, они закладывали в мозги людей вполне разумные религиозные взгляды, взгляды, основанные на здравом смысле. Если Солнце каждый день всходит над нами, неся нам тепло и радость жизни, не должны ли мы благодарить его за это? Эта благодарность и есть естественная религиозность лучших времён человечества.

Казалось, что ничто не сможет поколебать этот вполне естественных ход вещей, однако страшный кризис Римской империи перевёл стрелки часов и начал ужасающий процесс заражения людей и сообществ антиприродными взглядами. Христианство было как бы компьютерным вирусом античного мира. Оно не просто уничтожало отлаженные веками программы, но и встраивало куски старых отлаженных программ в новую, придавая всему фантастический вид. На новизну многие клевали, не понимая, что есть новизна психического заболевания. На самом деле в некотором смысле христианство продолжало глобализаторскую миссию Древнего Рима, строившего мировую империю и подвергшего первичной глобализации огромные территории Европы. Уничтожая племенные святыни, Рим расчищал место под солнцем конечно же для себя, но после обрушения Рима в расчищенные им пространства ринулся новый социальный вирус – христианство.

У нового бога-вируса не было естественного природного добродушия старых языческих богов. Ему нужно было доказывать своё право на существование в жестокой конкуренции, в борьбе, это был безжалостный вирус-боец, прилипчивый, нагло пользующий страхи и надежды людей. Впервые новая религия стала применять сетевые торговые схемы, предлагать потенциальным клиентам загробные бонусы и т. д.

С того момента, как произошёл переход Римской Империи на христианские рельсы, начинается долгий и тяжёлый период инфицирования всей Европы. Инкубационный период болезни длится долго, и только к восьмому веку новой эры начинается настоящая пандемия, сопровождающаяся повышением температуры и другими грозными симптомами. В это время везде жгут ведьм, проповедуют птицам, а в поход за христовыми артефактами в Землю Обетованную отправляются грудные дети с игрушечными мечами за поясом. Повсюду продаются места в раю, расчленённые тела святых, в то время как экономическая жизнь настолько жалка, что ею уже даже как-то стыдно заниматься. Грамотность в Европе становится такой редкостью, что вызывает подозрения, не от сатаны ли она. К двенадцатому веку болезнь входит в пламенную и критическую фазу, едва не приведшую к гибели многие народы, а потом начинает потихоньку утрачивать силу. Христианство таким образом претерпевает те же метаморфозы, какие претерпевают все вирусы.

Смотрим Фильм

Вернемся в Россию.

Если бы чудеса были возможны, и мы поставили бы в 16 веке кино-камеру около большой, дружной и зажиточной русской деревни с тем, чтобы снимать по кадру в день, и так делали бы триста лет, а потом прокрутили бы полученные кадры, то фильм получился бы интереснейший. Прикольнейший, я бы сказал.

Вот деревня, люди в ней разные, но по большей части здравомыслящие… Работают, справляют праздники. И вдруг в кадре появляется странный тип. Одет он необычно, в какие-то новомодные вервия, обноски, вид у него, как правило, измождённый, полубезумный или совершенно безумный, и говорит он абы что – рассказывает малопонятные заморские истории и байки про невозможные чудеса. Он совершенно не работает. И более того, всячески афиширует, что работать – не главное. Он селится в дупле неподалеку от деревни, ничего не делая, произносит всё более странные, путаные речи «за Христа», почти на птичьем языке (причём все крестьяне подозревают, что это специально организовано для них).

В чём же смысл происходящего в нашем странноватом фильме? А в том, что начинается обработка церковными клакерами крестьян. Не мытьём, как говорится, так катаньем, приказано забрать у крестьян землю. И своим странным видом и поведением видом человек, посланный церковью, пытается запугать их, смутить их уверенность в своём праве на своё имущество. Поселившись в дупле, он демонстрирует своё презрение к основам русской жизни – святым дубам. Он говорит: «Вы верили в своих Богов и поклонялись своим святым деревьям, а вот я, грязный поселился в самом святом месте и мой бог важнее вашего, а вы – никто!»

Сначала его никто не слушает…

Если «пророк» оказывается чересчур агрессивным, его очень часто убивают. Много таких случаев сохранила христианская церковь, трактуя их, естественно, по-своему, как смерть «великомучеников».

Животным инстинктом крестьяне чувствуют, что смущение их душ имеет только одну конечную цель – отъём их законной собственности, земли и потому всячески пытаются избавиться от угрозы в виде странного разглагольствующего тунеядца.

Но если они слабы, и слушают «пророка», то скоро среди них выделяется сначала один слабый духом человек, а спустя время – несколько обработанных христианским дихлофосом фанатиков, готовых охранять и представлять интересы «святого» в деревне.

А вот уже другие кадры (прошло всего-то сто лет): чу, нет уже дупла, нет дуба, и стоит уже на месте дуба маленькая светёлка, при ней скромная пока что церковь с пятачком «подаренной» крестьянами земли. Несколько крестьян вместо того, чтобы работать на себя почему-то «помогают» пророку в его «богонравных» делах, и стотрите-ка, наш «пророк» уж не такой худой стал, как был, а потолще, осанистее. И так солидно бородёнку уже поглаживает, что залюбуешься.

А вот и новые кадры, ещё сто лет прошло: всё меньше крестьян на своей земле, всё больше в найме, а монастырь какой вознёсся посреди их остатков, боже мой – с белыми воротами, церквями, куполами, складами, а на полях вокруг трудятся крестьяне, а вся земля их уже принадлежит монастырю. И только Пахом и Ксенья остались на своей земле, и почему-то теперь им то колесо в телеге разломают, то сарай сожгут, то кучей приходят попы в роскошном шитье с наглыми просьбами отдать землю на «богоугодные» дела, а может продать по «совести», то есть даром!!! И уже одинокие посреди этого безумия Пахом и Ксенья склоняют бедные головы свои на дрожащие руки и говорят друг другу: «Что же нам делать теперь?»

Кончается наш фильм: Вот уже не видно никакого Пахома, не видно Ксении. Их земля присвоена. Толпа детей Ксении и Пахома орудует граблями на чужом поле. Крепость белая посреди полей высится, а там далее не поднимая голов, тоже вкалывают рабы. И огромная куча священнослужителей в своей Трапезной пьют чай с вишнёвым вареньем.

Хэппи Энд по-христиански.

Конец.

Сольёмся в Едином Экстазе с Государством!

В течении нескольких веков церковь становится частью государства, и всецело участвует в его акциях, в том числе и преступных. Многие люди, особенно молодые не знают, и не хотят знать, что до 1917 посещение церкви было обязательным и на человека, по каким-либо причинам не посещавшего молитвы, поп писал доносы в полицию. Удивительна ли та ненависть населения, благодаря которой русский народ в ходе революции неукоснительно палил их церкви по всей стране? Неудивительна!

Нынешние идеологи списывают инициативы такого рода на большевиков, но это неправда – самому народу к тому времени так надоела эта государственная религия, что иного от него вряд ли следовало ожидать. Думаю, что церкви сегодня следовало бы ни на минуту не забывать, что её никто не ждёт в большинстве семей и в школе. Чтобы в дальнейшем не иметь горьких последствий следовало бы вести себя как можно тише, не претендуя на «образовательную функцию».

Несколько Детских Вопросов к церкви

Я помню времена своего учения в школе и пламенные речи нашей классной руководительницы против всяких предателей, против власовцев к примеру, осмелившимся открыто в силу обстоятельств или своих убеждений помогать врагу. У нас не было никаких сомнений, что власовцы и другие «враги» – это плохо, и любой, сотрудничающий с врагом – тоже враг, достойный суда и казни.

Сейчас я так не думаю. В нашем донельзя жестоком обществе, в силу ханжества считающим себя добрым, враги возникают всегда сами собой, ибо слишком много во все времена обиженных и оскорблённых, без причин лишённых всего. Было бы удивительно, если бы при такой истории все или большинство людей проявляло внутреннюю лояльность к господствующим режимам, с которыми у людей часто нет никаких общих интересов и точек соприкосновения. Здесь служат государству и проявляют к нему лояльность небольшие группы людей, на время обласканные им. Другие или безмолвствуют, или тайно вредят. Совершенно ясно, что это государство рано или поздно предаст и своих помощников, как всегда это делало.

Но я не об этом…

Церковь в Осаде

А теперь давайте посмотрим, как вела себя церковь в самые страшные времена страна, к примеру, когда враг топтал её территорию.

Во времена монгольского нашествия, которое уже некоторые лже-историки отрицают, как факт, как это ни удивительно, наша церковь не только не была уничтожена, но наоборот процвела. Монголы не просто разрешили ей функционировать, не только полностью освободили от налогов, но даже иногда выдавали нечто подобное грантам. За что же христианская церковь удостоилась такой любви врага? Вот за что: она никогда не призывала к борьбе с захватчиком, а призывала сотрудничать с ним, хранить смирение, исправно платить подати и дани. Во времена Наполеона та же история повторилась. Повторилась она и во времена Гитлера. Если это не называется коллаборционизмом, то что такое тогда коллаборционизм? Во времена невиданного в мировой истории ограбления сбережений населения России режимом Ельцина она молчала, как рак в воде. Ни одной моральной сентенции в адрес зарвавшегося режима от церкви по этому поводу мы не услышали! Даже намёка на осуждение государственного беспредела не было!

Что это, господа? Разве это поведение организации, взявшей на себя радение о моральном климате в обществе и сочувствию к сирым и обманутым?

Пики и Впадины Большого Пути