Арка 1 – Деревня на краю леса
Сказ 1 – Торжественная церемония отбытия
– Это самое страшное испытание, которое со мной случалось, – подумал Любимка.
Так скверно не ощущал себя даже когда остался один на один с одержимым Вием в его иллюзорном мире.
Во рту пересохло, руки-ноги превратились в неподъёмные колоды, которые ещё и противно подрагивали. Желудок возился внутри живота, словно решал, через какой выход вытолкнуть завтрак.
– И зачем я его вообще ел! – в сердцах бросил тягатель.
Он находился за кулисами сцены, наспех сколоченной Борей и Долей – плотниками школы богатырей. На сцене в нарядном кафтане и с походными гуслями в руках стоял Матфей.
Трень! Брень! – самозабвенно теребил он струны.
Из-за соседних кулис вышел высокий тощий парень, похожий на гигантского кузнечика. Он встал рядом с гусляром и заголосил:
– Завелось в дальнем лесу запредельном чудище! Чудище – страшилище!
Любимка вытянул шею. Тульский тягатель словно бы и не волновался вовсе, шпарил как по написанному. Вот бы мне так.
– Слишком рано вступил, – зашептала за его спиной девушка-менестрель Пелагея. – Матфей не успел доиграть тему благополучия Руси…
– Глупо ожидать, что обыкновенные тягатели все сделают, как положено, – невозмутимо отозвалась Варвара. – Погляди на Любима. Да он перед перводемоном так не трясся.
Любимка обернулся и расплылся в широкой улыбке – зрите, какой я невозмутимый. Зубы тут же свело, улыбка превратилась в оскал.
Девушки переглянулись и хихикнули. У отрока потеплело на душе. Нет в мире более несхожих девиц. Варвара вся из себя безупречная, выверенная. Платье с множеством завязочек, и каждая пара затянута аккуратным узелком-бантиком. Темно-рыжие волосы собраны в две аккуратные косицы, под мышкой неизменная стопка книг.
Пелагея, наоборот, небрежная да разудалая, что не делает её менее красивой. Прямые длинные волосы ничто не удерживает, длинное платье пёстрое и весёлое, за спиной небольшие гусли и сума.
Одно объединяет двух девиц. Когда они смотрят на Любимово юное, почти детское лицо, на золотые волосы и синие, как небо, глаза, взоры их делаются одинаково встревоженными и нежными. Только Варвара эти чувства прячет за показной хмуростью, а Пелагея за бесшабашной весёлостью.
– Нда, пожалуй, Шестерён ещё неплох, – кивнула Пелагея и вновь уставилась на сцену.
– Чудище! Спасите! Помогите! Чудище!
Из соседних кулис звонким голосом кричала Сойка – синеволосая девица. Она очень натурально изобразила устрашённый чудищем простой люд. Впечатление смазал громкий хохот, который, впрочем, девица попыталась приглушить, зажав себе рот. Вышло так, словно чудище придушило кого-то из мирных жителей.
– Клац-клац-клац!
А это уже болотник Болтя – тоже тягатель из Белой Роси. Он напоминал огромную лягуху с щучьими зубами. И больше всего на свете эта лягуха любит ими клацать.
Вжух! Ветер рванул золотистые волосы Любима. На сцену выскочил Неждан – маленький и шустрый тмутараканский тягатель.
– Я побегу на быстрых ногах и все разведаю, – заявил он громко. – Ведь я из княжества Тмутаракань. Там живут самые быстрые люди! Мы – быстрее ветра!
Картинно задирая ноги и выбрасывая перед собой согнутые в локтях руки, он побежал за противоположные кулисы.
– Не туда убежал! – обречённо констатировала Пелагея. – Запредельный лес с нашей стороны. И чудище у нас здесь!
Она указала на Любима. Тот подошёл к брошенному на пол костюму и набросил на себя зелёную чешуйчатую материю. Осталось нахлобучить большую страшную маску в виде змеиной головы, лежащую на скамье рядом.
– Хвост, ты ещё здесь? – спросил Любим, оборачиваясь назад. Чешуйчатый хвост тянулся через все помещение и примерно посредине имел ещё одну пару ног.
– Бу-бу-бу! – донеслось оттуда. – Бу-бу.
– Ёшки-матрёшки! Ничего не понял, но думаю – все в порядке!
– А Наум там не задохнётся? – озабоченно оглянулась Пелагея.
– Мы дырок навертели, – ответила Варвара с сомнением в голосе.
– Послушайте, – воскликнул Любим, замерев с головой змея в руках, – похоже, им нравится.
Варвара подошла к портьере, закрывающей небольшие оконца. Из-за них доносился шум большого собрания людей.
Желудок Любима сделал кульбит.
– А я – лихой казак! Мне ничего не страшно! – Настала очередь Остапа появиться на сцене.
Чтобы подчеркнуть казацкую принадлежность, он снял плат. Солнце играло бликами на бритом черепе. Тёмный оселедец жизнеутверждающе торчал из макушки.
– Доблесть наших воинов известна всему миру! Мы – лучшие из лучших, и мы поможем вам! – Рядом с казаком появился Ярополк в великолепной позолоченной кольчуге и с длинным деревянным мечом.
– Стойте! В лес нельзя соваться без знаний! Никто не чует природу лучше нас – дивов Белой Роси! – подал звонкий мальчишеский голос из-за кулис Конопат и толкнул зазевавшегося Болтю на сцену.
Тот кубарем выкатился под ноги казаку и Ярополку и злобно заклацал зубами, потрясая маленьким кулачком в сторону Конопата.
Шум за пределами сцены усилился. Любимка услышал хохот и свист. Он осторожно подошёл к окну и выглянул в щёлку, через которую уже смотрели Варвара и Пелагея.
Ноги подломились, едва не упал. Сцена была построена так, чтобы её хорошо было видно и с Соборной площади, и с крыльца богатырского терема – это Любим хорошо уяснил ещё накануне. Только вот вчера и там, и там было пусто, а теперь…
Отрок хотел отпрянуть, закрыть глаза руками, забыть, но было поздно. Тело обдало морозом, члены окаменели. Только и мог, что стоять и смотреть распахнутыми глазами.
Соборная площадь была полна народа. Казалось, жители всего города и близлежащих деревень явились на церемонию отбытия тягателей в Запредельные леса. А вместе с этим и представление, затеянное Харитоном и князем Александром для поднятия воинского духа и ради единения княжеств.
Теперь все эти люди глазели на сцену, тыкали пальцем, свистели, улюлюкали, смеялись. Любимка громко сглотнул и позавидовал Науму, прячущемуся в уютной темноте хвоста.
– Сынку! Неужоль спустишь похвальбу маскаляцкую?! – громовой глас перекрыл шум толпы.
Любимка позабыл о страхе и вытянул шею: просторное крыльцо богатырского терема тоже не пустовало – там стояли прибывшие князья и их первые помощники.
Кричал казак в богатой одежде. Толстенное пузо нависало над красным кушаком. Голова точно так же обрита, как у Остапа, только посерёдке лежал седой уже оселедец. Подбородок старого казака чисто выбрит, а усы свисают до ключиц.
– Не спущу, батьку! – радостно заорал молодой казак. – Ой, не спущу!
Он обратился к ошалевшему Ярополку.