На границе тучи ходят хмуро…

Задав пару-тройку вопросов о родных и близких старшего унтера, Александр познакомился со всей его немудреной биографией. Родился, крестился, женился… три дочери, сын-наследник, первый внук на подходе, а нажил – всего ничего. Два ранения, три благодарности да полдюжины медалей. Удачно ввернув про свое сиротство и обучение на казенке, князь окончательно завоевал доверие Семена Васильевича, и дальше они продолжили путь не торопясь и переговариваясь прямо на ходу. К удивлению и зависти корнета, служивый при этом выглядел так, будто гулял налегке и недолго, в отличие от своего командира, который чувствовал каждый грамм веса револьвера в кобуре и прикидывал в уме, как у него вечером распухнут ноги. Что тут скажешь… ветеран! Уже на подходе к заставе комвзвода ненадолго приостановился:

– Вот что, Семен Василич. Наедине разрешаю обращаться ко мне по имени-отчеству. – Помолчав немного, продолжил: – Опыта вам не занимать, я же, как видите, им еще не обзавелся. Поэтому продолжайте… служить, как привыкли, покуда я во все тонкости не вникну. И советами от вас я не побрезгую.

Внимательно вслушивающийся в слова начальника, унтер как-то по-новому оглядел Агренева и, степенно огладив усы, слегка кивнул:

– Благодарствую за доверие, Александр Яковлевич, не подведу!

Утро. Тишина, самый сладкий сон.

Кукаррекууу!

«Дождешься, царь курей, определю тебя в суп, будешь там орать!»

Петух этим утром надрывался так, что казалось, будто он голосит в рупор. Тело онемело и напрочь отказывалось двигаться.

«Я, похоже, вчера как упал в кровать, так и спал в одной позе, вот все и отлежал. Ух! Не все, оказывается, отлежал-то. Ох как ноги болят! А кто это там топает у меня в прихожей? Понятно, денщик пришел. О! Вот пусть он меня и отнесет в канцелярию, а то представить страшно, как я ходить сегодня буду. Эха-ха! Ладно, попытаемся встать, что ли?»

Сам себе корнет напоминал старенького дедушку, до того плавно и печально двигался, одеваясь. Заурчавший живот не дал довести до конца утреннюю гигиену и погнал за стол в одних бриджах. Зато после утреннего жора притихла ломота по всему телу, а уши запылали двумя флажками, тихонько радуя своим видом обычно невозмутимого Савватея.

«Это я разогрелся, пока ложкой махал?»

Медленно и осторожно Александр дошел до канцелярии, где, как и всегда, отсутствовал Блинский. Зато имелся отвратительно бодрый Зубалов, неподдельно обрадовавшийся прибытию собеседника.

– Утро доброе, Александр!

– Скорее, раннее, Андрей. Позвольте осведомиться, где Сергей Юрьевич?

– Отбыл на доклад в штаб, ну и… думаю, будет вечером. Кстати, вы слышали о крупном успехе на Белостокском пункте? Так-таки и не слышали?! Ну, так я вам сейчас все подробнейшим образом расскажу.

Слушая сослуживца, князь удивлялся: старше его на три года, а ведет себя как кадет-первокурсник! Подпрыгивает, размахивает руками, заливается смехом невпопад. Или это на него так достижения незнакомых ему офицеров подействовали?

– В тендере паровозном, вы представляете? Немного угля сняли, и ящики пошли – прямо видимо-невидимо! Точно никто не знает, но поговаривают, что одной только премии насчитали на 40 тысяч, вы представляете?!

– Простите великодушно – премии?

– Разве вы не знаете? Я думал, это общеизвестно, простите. Суть дела в том, что…

Из излишне подробных пояснений корнета выяснился один очень многообещающий факт: по существующим правилам, тот, кто перехватывал контрабанду, получал от десяти до двадцати пяти процентов ее оценочной стоимости; естественно, рядовым поменьше, офицерам побольше. Оценивали и вообще полностью распоряжались конфискованным чиновники из Таможенного департамента министерства финансов, и, разумеется, их расценки были самыми низкими из возможных – но все же, все же. Раскрасневшийся от обсуждения чужой удачи, корнет Зубалов с самым решительным видом убыл на объезд дистанции и наверняка с горячей надеждой отловить хоть какого-нибудь завалящего контрабандиста (желательно с длинным караваном лошадей, нагруженных так, что груз свисает до земли, ну, или с тючком чего-нибудь крайне дорогого в обнимку). Оставшийся в одиночестве (и долгожданной тишине) Александр решил не сачковать, а заняться делом: планированием и систематизацией информации, поднакопившейся за прошедшее время.

«Правду говорили, что человек привыкает ко всему. И месяца не прошло, как очнулся в госпитале и радовался, что жив, а теперь освоился и недоволен своим положением. Эх, где там мой верный блокнотик? Что мы имеем по границе? Итак, пункт первый: бегают через границу регулярно, как с нашей, так и с сопредельной стороны, но все же в основном с сопредельной к нам. Пункт второй: народу бегает немало, старший унтер вчера мимоходом упомянул, что в этом месяце уже трех отловили, а месяц-то пока не кончился. Умножаем это количество на десять, а вернее будет на двадцать, и получается, что «работают» на Олькушском участке госграницы от пятидесяти до восьмидесяти человек постоянно, трудятся не покладая рук и ног, хе-хе. Пункт третий: за такую популярность именно нашей зоны ответственности следует благодарить близость железной дороги из чужедальних краев в империю Российскую. Пункт четвертый: контрабандисты тут бывают двух видов. Первые (в основном с российским подданством) стараются проскочить тихо, несут, везут, тащат (нужное подчеркнуть), как правило, много и товаром, то есть его сохранностью, дорожат меньше, чем своей головой и здоровьем. При любом столкновении стараются быстро отступить. Это им плюс, кстати. Вторые гораздо хуже и в основном набегают со стороны двуединой монархии, Австро-Венгрии то бишь, будь она неладна. Стреляют первыми и не отступают до последнего: но и контрабанда у них самая «вкусная» – маленькая по объему, большая по стоимости. И первых, и вторых роднит одно: на оружии и экипировке они, как правило, не экономят, и зачастую единственное, что остается дозорам, – отступать и дожидаться подмоги от ближайших постов. Слава богу, взаимовыручка налажена. Пункт… ага, пятый уже: отсутствие внятной системы охраны. Сегодня секрет в одном месте, завтра – в другом… метров на пять левее или правее, дальше или ближе. Есть конные объездчики, но мало. Еще летучий отряд, но он на случай крупного прорыва и базируется в 15 верстах от отряда… можно сказать, его нет. Ко всему прочему, существует замечательный приказ с самых заоблачных высей, гласящий: в сторону сопредельной стороны стрелять категорически запрещается! Как хочешь, так и понимай – то ли это забота о бедных и несчастных «контрабасах», то ли опаска подстрелить чужого пограничника.

Ну и напоследок: контрабандой тут, по ходу, балуются все кому не лень. Под конец обхода унтер дважды показывал хутора – мол, если вдумчиво пошарить, обязательно что-нибудь сыщется, и немало. Да. Ведь это еще затишье пока, а вот через три месяца, когда начнут действовать новые пошлины, вот тогда пойдет движение».

Задумался так, что не сразу обратил внимание на зашедшего в офицерскую комнату старшего унтера, и тому пришлось негромко кашлянуть, привлекая внимание.

– Вашбродь, на седьмом посту нарушителя задержали.

– Давайте его сюда.

– Так это… Вашбродь…

Перебив унтера, корнет напомнил:

– Семен Василич, вы не тянитесь, доложите по-простому, я же вчера разрешил.

– Ну, это… секрет весточку прислал, что нарушитель на них вышел, так я сразу к вам. Вот! За указанием, значить.

– Понятно. Подождите, как это весточку прислали? Вестовым? Их же всего двое?!

Из дальнейших пояснений успокаивающего дыхание (все-таки уже не мальчик быстро бегать) старшего унтера князь опять узнал для себя новое. Оказывается, на заставе есть голубятня на тридцать пернатых тушек и специальный человек при ней (а он думал, это маленький домик на отшибе и даже не интересовался, что там. Каждый дозор, уходя в наряд, берет с собой одного или пару голубей: вдруг один не долетит? Учитывая, что крылатых вестников любили и ждали только на заставе, шанс у птиц исчезнуть по дороге был весьма велик, за ними даже специально охотились.

Вот от седьмого дозора и прилетела «крылатая эсэмэска»: «поймали нарушителя, ждем начальство для разбирательства на месте» – и все, больше ничего и не влезло на маленький клочок бумаги. Унтер, действуя по инструкции и согласно требованиям устава, тут же побежал искать своего взводного – потому как теперь именно тот решал такие вопросы.

Поправив кобуру с револьвером и мимоходом пожалев об отсутствии «калаша» и бронежилета (эх, мечтать так мечтать – и бронетранспортера!), корнет «выдвинулся» к месту мини-ЧП. Конечно, можно было поступить гораздо проще, то есть приказать отконвоировать этого самого задержанного к себе, на заставу, но! Очень хотелось взглянуть на такого занятного зверька, так сказать, в «естественной среде обитания», тем более что все было недалеко и добираться до места полагалось не своими ногами, а конно. Навыки верховой езды были приличными, так что офицер даже удовольствие получил от быстрого галопа.

Нарушитель откровенно разочаровал. И стоило из-за этого вот такой шум поднимать? Под деревом сидел дедуська в заскорузлых от грязи лохмотьях, с землистого цвета лицом и таким ароматом немытого тела, что комары беспомощно кружили метрах в двух, не решаясь подлететь ближе. Документов нет, в ответ на вопросы лопочет всякую ерунду, безбожно мешая польские и венгерские слова, и все время кланяется, как китайский болванчик, тряся зажатой в руках веревкой.

– Докладывайте.

– Слушаюсь! Энтот час назад сам на секрет вышел, ну мы яго и придержали, вот. Вона с той стороны к нам шагал… вот. Говорит, коня свово потерял, ишшет.

– Понятно.

Отойдя в сторонку, кивком подозвал старшего унтера:

– Что скажете, Семен Василич?

– А чего тут, и так все ясно. От несунов он тута ходит, высматривает, вынюхивает.

– От несунов?

– Ага. Это мы так этих… как яго… кон-тра-бан-дис– тов – во! – по-простому зовем. Ходят такие, выглядывают, где секреты засели, а потом все несунам подробно обсказывают за денежку малую. Бывает, еще собачку ученую впереди пустят или мальца несмышленого. Всяко исхитряются, сволочи!

– Так! И что делают с такими?

– Дык что, взашей его, и всех делов. Гумагу на него еще изводить, мороки больше.

– Тогда так. Ему (кивок на бомжеватого вида дедушку) оформите пинок пониже спины, секрет на другое место. Верно, Василич?

– Так точно, вашбродь!

Старший унтер энергично раздал ценные указания, и, уже отъезжая, корнет увидел размашистое «напутствие» тяжелым сапогом в исполнении старшего дозора.

Глава 7

К концу лета Александр уже сбился со счета – столько он повидал нарушителей. В основной своей массе они не сильно отличались от того самого бомжеватого дедушки-«коневладельца». Все как один плохо говорили на русском, невыносимо страдали от потери своей четвероногой собственности (вот тут было некоторое разнообразие – кто-то искал корову, а кто-то и козой обходился) и старательно кланялись при виде офицера, который теперь к ним близко и не подходил (одного раза хватило за глаза). Контрабандисты тоже попались, целых пять штук: в первый раз, несмотря на то что их было четверо, обошлось по-тихому (трудно спорить, когда на тебя берданку наставили и только и ждут повода спустить курок), а вот во второй раз пришлось немного пострелять – уж очень шустрый несун попался, полчаса за ним бегали.

Солдатам очень понравилось выражение «оформить пинка», и данное действие быстро стало одной из негласных, но просто-таки обязательнейших традиций. Еще больше им понравился другой приказ корнета: тех задержанных, кто покрепче, отпускать только после сеанса «трудотерапии» – дров натаскать или песка с щебнем для отсыпки дорожек, с выгребными ямами вдумчиво поработать, сена покосить, мусор какой убрать, подмести. Занятие находилось всем, а уж как укрепился авторитет командира второго взвода! Тем более что все уже попривыкли к тому, что именно он постоянно находится в отрядной канцелярии или где-то рядом, в отличие от штаб-ротмистра Блинского или корнета Зубалова. Командир заставы своим присутствием ее обычно не баловал, отметится на утреннем разводе – и в Ченстохов, по важным и неотложным делам (по слухам – новая пассия) или на отдых от важных дел. А его благородие корнет Зубалов жил и служил (и даже дышал) в ожидании отставки и лишнего на себя не брал: с утра в канцелярии, потом объезд дистанции, и все – остаток дня «дежурил» на своей квартире. А меж тем причины такого повышенного трудоголизма князя были донельзя банальны: во-первых, в канцелярии было прохладно, а на улице и в тени доходило до плюс тридцати. Солдатам еще удавалось походить нараспашку (особенно в дозорах), а вот офицерам это категорически воспрещалось, расстегнутый и без фуражки корнет вызвал бы настоящий шок и волну слухов. Хочешь ходить в одной рубашке – делай это дома, а на службе офицер должен быть застегнут на все пуговицы. А во-вторых, занимаясь оформлением разного рода документов, Александр заодно и систематизировал накапливающуюся понемногу информацию: рядом с какими хуторами чаще всего случаются стычки, какие участки дистанции у несунов самые любимые, средняя численность и тактика контрабандистов, наиболее удобные маршруты для караванов, виды и стоимость запрещенных товаров, общие сведения о местности. Даже макет местности потихоньку создавать начал. Было еще и в-третьих, к сожалению. Стала приходить боль, вначале потихоньку, покалыванием в висках, затем сильной мигренью и неожиданными спазмами. Все чаще и чаще приходилось вызывать холодное безразличие к окружающим, чтобы не сорваться. В такие часы он просто запирался в офицерской комнате, пережидая очередной приступ, или уходил в ближайший лесок и долго стоял там, привалившись к облюбованному дереву. Посетив местного лекаря, господина Матисена, получил твердое убеждение – лучше умереть самому, чем воспользоваться помощью этого коновала и сдохнуть после устроенного им кровопускания.