АК-27. Автобиография

В общем, расставил все точки над «?». Заканчиваю восьмой класс и еду в «Динамо». Родители были вынуждены поддаться моей упертости. Отец готовил меня к Москве примерно в духе фильма «Любовь и голуби» – помните, как молодому парню перед армией разные проверки устраивали, и он по хате по-пластунски ползал? Папа каждый день меня вопросами изводил: «А в такой ситуации что будешь делать? А если вот так случится?». Перед поездкой я был так подкован, что не растерялся бы, даже если на Москву упал бы метеорит или город накрыло цунами.

В конце июня 1987 года я отправился покорять столицу. Это сейчас звучит громко. А тогда выглядело так: мы с папой собираемся на вокзал, мама по-прежнему вся в слезах. Два билета на поезд. Я уже чувствовал этот ветер свободы, взрослой жизни, в которой все решать буду самостоятельно. Но перед отъездом меня пробрал страх: а куда я, собственно, еду? Ну, хоккей, с большими людьми буду играть. А ведь тут мама с папой, как я их брошу? Да и в Москве никогда в жизни не был. Я там никого не знаю, меня никто не знает… Закружились мысли. Но я их решительно отогнал. Поцеловал маму, сказал папе: «Пошли».

Родители мои в столице если и бывали, то только проездом. Имелась провинциальная боязнь заблудиться в этом огромном бетонном муравейнике. Но инструкции нам по телефону уже дали: приезжайте, вас встретят. Из «Динамо» отправили на вокзал Андрея Николишина – моего будущего соседа по комнате в общаге. Мы в относительном спокойствии выходим из поезда. Оглядываемся. Да-а, совсем не наш жигулевский перрон, пара рельсов и один состав. Казанский вокзал, десятки направлений, море народу. Стоим на платформе. Ждем. А Николишина нет. Никто нас не встречает. Поезд уже ушел. Пошли искать телефон. Нашли. Звоним в хоккейную школу. Там говорят: ждите Николишина, он скоро будет. Я уже потом додумался, что Андрей, похоже, поезд перепутал. Составы ведь не только из Жигулевска, но и из Самары ходили.

Час стоим, два, три. Отец нервничает: «Что делать? Куда пойдем?». А у меня любопытство разыгралось, инициативу начал проявлять: «Давай метро найдем. Там станцию «Динамо». – «Да ты что? Заблудимся!». – «А что, сиднем сидеть?».

На Казанский мы приехали утром. Проторчали там весь день, ночь. И на следующее утро решили рискнуть. Спускаемся в метро! Спрашиваем граждан, как до «Динамо» доехать. Нам объясняют, что от «Комсомольской» по кольцу до «Белорусской», а оттуда с пересадкой вверх по зеленой ветке. Кое-как добрались. Шею уже ломило от московских высоток. Устали снизу вверх на них смотреть. Повезло, что нашли правильный выход.

Отправились по аллее в Петровском парке в сторону ледового дворца. Измученные дорогой, заходим в помещение под трибуной. Там тренеры сидят – Быстров, Полупанов… Докладываем: «Алексей Ковалев с отцом прибыли из Тольятти». А у них лица удивленные: «Мы думали, вы уже давно на «Водном стадионе», в динамовское общежитие заселились». Ввели в курс дела. Дали новый маршрут. Рассказали, что мои ровесники, ребята из других городов, уже приехали. Дали талоны на питание в кафе «Онега».

Все нам объяснили. И мы, уже умудренные опытом путешественники, снова спустились в метро. Нам сразу объяснили, что «Водный стадион» – это одна ветка, езжайте по ней почти до конца. Сразу увидели общагу и «Онегу». Первым, кого я встретил из ребят, был Дарюс Каспарайтис, приехавший из Электреная. Сразу стало ясно: горячий литовский парень. В коротких брюках и модных сандалиях на босу ногу. С длинной стрижкой под немца (за что Каспера тут же окрестили «Ганс»). И с браслетом вокруг кисти, сделанном из бритвенных лезвий «Нева». Настоящий панк. Я в его комнату зашел – там флаги висят: немецкий триколор, зеленый литовский (это при том, что Литва в ту пору входила в состав СССР). Но меня поселили не с ним, а со старшими ребятами.

У отца в тот же вечер был поезд. Я-то думал, он сутки со мной проведет. Но из-за того, что мы столько времени на вокзале угрохали, папе надо было уезжать. «Ладно, сын, оставайся. Я на вокзал». – «Да что ты, я тебя провожу!». – «Не надо, как потом один добираться будешь?». И он начал собираться. Слез при расставании было пролито море. Отец ушел на вокзал, за шесть часов до поезда, а я остался в общежитии.

И вот тут наступил самый жуткий момент. Мне 14 лет. Я один. В Москве. Не при делах – до начала сезона еще три дня. Как щенок, которого в воду бросили: барахтайся, плыви. Предательская мысль подкралась: «На фиг мне это нужно? Домой надо, к маме и папе». Щемящая тоска напала. Так захотелось к родному человеку, что я решил: еду на Казанский! Провожу отца и себя заодно проверю – не потеряюсь ли в Москве? А что, в кровати лежать и в потолок глазеть что ли?

Я побежал в метро, добрался до вокзала. Папа очень удивился, обрадовался. Потусовались на станции, пока поезд не пришел. Проводил его до вагона. Без слез опять не обошлось. Но отец уже спокойнее был. Видит, есть во мне самостоятельность. Не пропадет парень!

Когда в «Динамо» начались тренировки, мне стало проще. В школу пошел. Время убивалось, дурные мысли в голову уже не лезли. С ребятами подружился. Со мной в комнате сначала пять человек жило. Апотом нам предложили на второй этаж перебраться – к лыжникам, фигуристам. У них обжитые компании, все делают сообща, своя плитка, готовка. Почти семейная обстановка. Там одна комната освободилась. Мы туда втроем и переехали – я, Сергей Ким и Андрей Николишин.

Обустраивали нашу «квартиру». Вытаскивали фанеру из шкафа. В стену вбивали гвоздь, делали веревочные петли и вставляли в них доску. Получалась висячая полка для зубных щеток и будильника. Кому-то из нас родители привезли маленькую плиту, чтобы кипятить чай. Покупали еду. Первое время мои родители присылали деньги… Хорошо заселились. И тут нас выгонять начали – вернулись лыжники, которые раньше в этой комнате жили. Мы ни в какую. Но все-таки пришлось покидать завоеванную территорию – отправились мы в новое крыло общежития, которое восстановили после пожара.

Снова поселились втроем, восстановили обстановку, вместе ужинали. Забавно было – Каспарайтис и старшие ребята жили в другом крыле на первом этаже. Они знали, что у нас всегда есть что-нибудь покушать. Мы готовим, а сами в окно посматриваем – бац, опять Каспер через дорогу бежит. Запираемся. Гасим свет, притаились. А Каспарайтис кулаками в дверь барабанит и кричит: «Открывайте! Я все равно знаю, что вы там!». Мы пускали его, Влад Бульин приходил. Конечно, угощали. Никто никого не объедал, сообща делились продуктами.

Туалет и душевая были общими, на первом этаже. Со второго идешь, ничего не видно. Держишься за стенку, на ощупь. А как днем стирать вещи? Я изобрел хитрый способ – заходил в душ… в спортивном костюме и мылил его на себе.

Когда столько подростков вместе живет, шалопайство обязательно проявится – это как в «Республике Шкид». Холодильник у хоккеистов был один на всех. Какому-то парню перед днем рождения прислали кремовый торт. Ночью кто-то умный слопал все, что было в коробке, и додумался поставить в нее старые ботинки. Утром возник серьезный скандал.

Так и жили. Занимались хоккеем, вели быт. Ходили на теннисные корты, которые находились по соседству. Играли в волейбол. Николишин с Кимом частенько ночевали в Бирюлево, в квартире у своего друга Ибрагимова. А я оставался в общаге один. Возвращаешься домой, открываешь дверь комнаты… И слышишь, как по полу разбегаются крысы. Первый раз мы их заметили, когда достали из заначки пакет с рисом. Он был изъеден наполовину. Николишин нашел дырку, которую крысы прогрызли в плинтусе. Взял намокшее печенье, смешал со стеклом. Мы его туда бросили и заткнули нору палкой. Ночью под полом стоял дикий визг. А мы боялись, что крысы сгрызут палку, выскочат и от бешенства на нас набросятся. Представляете, как было страшно там жить одному? Однажды я зашел и увидел в лунном свете здоровенную крысу. Она сидела в центре комнаты, не двигаясь, смотрела на меня и нисколько не боялась. Я топнул ногой, прогнал. Но в ту ночь не сомкнул глаз, укрывшись одеялом с головой.

Впрочем, о бытовых проблемах тогда никто не думал. Все понимали, зачем мы собрались со всего Союза в этой общаге на «Водном». Чтобы играть в «Динамо» и стать настоящими мастерами. Ради этой цели можно было перетерпеть все.

Через тернии к звездам

Владимир Юрзинов. – Динамовские «старики». – Зарплата на двоих. – Кроссовки из Штатов.

На родину я только через год вернулся. Летом подбил своего товарища Алексея Подолинского поехать в Тольятти. За временем мы особо не следили. Загорали, купались – наше общежитие располагалось на берегу канала имени Москвы. Когда посмотрели на часы, то ахнули: поезд отходил через час! Выскочили на Ленинградское шоссе, начали голосовать. Ни одна машина не останавливается. Запрыгиваем в троллейбус, доезжаем до «Войковской». В уме держали, сколько времени должен занять каждый перегон между станциями метро. Учитывали и пересадку. Бежали по эскалатору с огромными сумками, расталкивая всех пассажиров. В вагон поезда заскочили за секунду до того, как он тронулся. Вытерли пот со лба, выжали мокрые майки и рубашки. Переглянулись и решили, что мы изобрели новый вид спорта. Бег с баулами за поездом по пересеченной местности. Веселое было время.

В «Динамо» я снова попал в команду ребят на год старше. Поехали на сборы в Дубну. Тренировали нас Юрий Быстров и Виталий Ерфилов. По утрам рано вставали, по лесу кроссы бегали. Дождь, жара, холод – без разницы. Тяжело с непривычки. Делали прыжки, кувырки, разминались. Завтракали, и потом шли на вторую тренировку. На теннисном корте играли в футбол или в регби, но по хоккейным правилам. С толчками, с силовыми приемами. Заканчивали игру с изодранными руками-ногами. Я понимал, что никто меня здесь жалеть не будет. Никаких поблажек и сантиментов. Так закалялся характер.

Вот помню, Каспарайтис ко мне как-то подходит. «А ты где больше любишь играть – в центре или в углах?». Я ему: «В углах часто играю». Он мне со значением: «Ну мы с тобой там встретимся». Чуть позже случится история, когда после международного юниорского матча с чехами, в котором мы проиграли, Каспер подъедет к своему же голкиперу и одним ударом кулака опрокинет его на лед. Это не потому, что мы как волчата грызлись и даже своих жалеть не собирались. Просто заряженность на борьбу у ребят была постоянно. И мы ненавидели проигрывать.

По тольятгинской привычке, отзанимавшись с одной командой, я задерживался на площадке. Подхожу к Юрию Быстрову: «Можно я с другой группой покатаюсь?». Крепко засел в памяти его ответ: «Катаются только на трамвае. У нас тренируются». У меня сразу желание к двойной нагрузке отпало. Тренер дал понять, что «Динамо» – это не детская секция «Лады». Тут занимаются серьезно, до седьмого пота. И если силы распределять нерационально, то организм не выдержит.

И еще одну шутку вспоминаю. Коньки у меня стали совсем разбитыми, пришла пора их менять. Их выдали, но… на размер меньше. Как в таких заниматься? Быстров утешал: «Ну ничего, ножки попаришь, ногти подрежешь, и все будет хорошо». У меня жуткие мозоли были на ногах от тех коньков. Пришлось обращаться к Зинэтуле Билялетдинову – он был вторым тренером в основном «Динамо». Через него мне достали новые нормальные коньки – профессиональные Bauer 100. Когда встал на них, испытал неземное наслаждение.

Главный тренер «Динамо» Владимир Юрзинов привык доверять молодежи. Первым в основу из нас, зеленых новичков, пригласил Дарюса Каспарайтиса. Потом меня подпустил, чтобы я среди мастеров пооббивался. Это был сезон – 1989/90, мне уже исполнилось 16 лет. Вожаков, Попихин, Мышкин, Татаринов, Леонов, Сергей Яшин – от такого количества звезд с непривычки шла кругом голова. Но и слабину давать нельзя. Бывало, лихо обведешь ветерана на тренировке – он тебе клюшкой по шлему врежет. Как же, самолюбие задето. Шайбы после занятий в ведро я собирал, как и все молодые. Тем более все равно задерживался после тренировки минут на пятнадцать, чтобы броски отработать, технику катания подшлифовать. Как раз Леха Яшин из Свердловска в «Динамо» приехал. Мы с ним часто вместе занимались.

В то же время родилось прозвище, которое дали Андрею Николишину – «Васильич». Его так нарек Миша Татаринов, которого Владимир Юрзинов вернул в «Динамо». Татаринову не хватало «физики», он оставался на вторую тренировку с молодыми. Как-то мы делали упражнение – борьба в углу площадки один на один.

Николишин с ним разок столкнулся – Татаринов упал. Второй, третий… Вернулись в раздевалку, у них язык набок. Андрюха в закрытом шлеме, Татаринов его лица не видит: «Слышь, парень, ты какого года рождения?» – «73-го…» – «Это у тебя маска 73-го года, а сам ты – 53-го!». Все покатились со смеху.

Свой дебют в основном составе «Динамо» помню нечетко. Играли мы то ли со «Спартаком», то ли с рижским «Динамо». Поставили меня в тройку с ветеранами Леоновым и Сергеем Яшиным, причем на позицию центра. Играли в «Лужниках». Волновался, конечно. Бил мандраж. Ничего в том матче я толком не показал. Да и вообще провел в сезоне-1989/90 лишь одну игру. В следующем первенстве – уже 18 матчей, в которых набрал только три очка. Но от меня никто не требовал выдавать статистику на-гора. Главное – расти в мастерстве, прогрессировать. Не так просто сделать это в одном из сильнейших клубов страны. При том, что массового отъезда наших мастеров в НХЛ тогда не наблюдалось.

Юрзинов мне казался строгим тренером. Не потому, что ему делать нечего, вот он и кричит на игроков. Нет, Юрзинов если делал выговор, то по делу. Когда мне доставалось на орехи от старших ребят, Владимир Владимирович закрывал на это глаза. Понимал: все молодые проходят такую школу жизни. И это было правильно. Я чувствовал, что быстро расту как хоккеист. Закрепиться среди ветеранов получалось проще. «Терпение» – это было любимое слово Юрзинова. Очень часто его применял. А одноклубник Сергей Светлов добавил: «Если выживешь в команде, станешь мастером. Если нет, то можешь заканчивать с хоккеем». Я держал в уме эти слова. Пробивался «через тернии к звездам». И терпел, терпел, сжав зубы, как учил Юрзинов.

Мою детскую привычку брать игру на себя в «Динамо» изживали, но осторожно, не лишая меня индивидуальности. Юрзинов проводил воспитательные беседы, в которых тактично говорил, что хорошо уметь в конкретном эпизоде принять шайбу и обыграть одного-двух соперников. Но этим нельзя злоупотреблять. Сам же себе облегчишь жизнь, если не будешь всегда возить шайбу, а научишься использовать партнеров. Один в поле не воин, а команда – это сила! Отдал – получил, отдал – получил. Игра должна быть комбинационной.

Но я чувствовал какой-то шик в том, чтобы совершить красивый проход, сделать умопомрачительный финт и положить (а не заковырять!) шайбу в ворота. Уважаемый голкипер Владимир Мышкин на меня обижался: какой-то пацан на тренировке выходит бить буллиты, эффектно обыгрывает его на раз-два, и потом в команде начинаются подначки. Кому это понравится? Хотя я еще раз подчеркну: в отношениях молодых и ветеранов в «Динамо» не существовало дедовщины, как в армии. Все было сурово, но справедливо. А вне площадки опытные ребята часто помогали новичкам решить какие-то бытовые проблемы или давали хоккейные советы.

Сезон – 1991/92 получился для меня самым удачным. Собственно, это был мой первый и последний полноценный чемпионат в составе «Динамо», в котором я провел 33 матча и набрал 25 очков. В тот же год мы стали чемпионами страны (вдобавок к победам в 1990 и 1991 годах), выиграли Олимпиаду в Альбервилле, а также я привез золото с молодежного чемпионата мира.

Мой роман со сборной складывался тяжело. Когда я в 14 лет приехал в Москву и, как ожидал, «оказался на виду», меня никто из тренеров юниорских сборных в упор не замечал. Дело до того дошло, что Быстров и Ерфилов начали интересоваться у своих коллег, почему они не обращают внимания на их динамовского воспитанника. А те плечами пожимают: «А кто такой Ковалев?». Все-таки пришли на один из моих матчей. Посмотрели и воскликнули: «Почему мы его раньше не видели?». И начали меня привлекать в национальную команду.

В конце 1991-го на молодежный чемпионат мира в Германию отправилась сборная ребят 1972 года рождения. К ней подключили меня и нескольких моих ровесников. Золото мы завоевали сравнительно легко, победив во всех матчах кроме одного. Единственная проблема традиционно возникла с чехами. В последнем поединке встречались с канадцами. Турнирный расклад получался хитрым. Если мы проигрывали Канаде, то первое место занимали шведы. Если побеждаем, соответственно, золото наше.

Канадцев мы обыграли без напряжения – 7:2. У меня есть видеозапись той встречи. Теперь смотрю и удивляюсь: большинство наших соперников попали в НХЛ, стали звездами – Эрик Линдрос, Пол Кария, Тревор Кидд… Из нашей же сборной не вышло много громких имен. На слуху оказались Сергей Жолток (он скоропостижно скончался на площадке в 2004 году), Дарюс Каспарайтис, Борис Миронов, Алексей Житник, Николай Хабибулин, Михаил Волков… Пожалуй, все. Но наша сила была, как и учил Юрзинов, в командной, а не индивидуальной игре. Хотя если посмотреть рейтинги, выше сборной СССР на том турнире котировались не только канадцы, но и шведы, за которых выступали талантливые юниоры Петер Форсберг и Маркус Нэслунд.

В чемпионате страны «Динамо» опередило ЦСКА, с которым была жесткая заруба за очки. В состав я попадал гораздо чаще, чем раньше: многие игроки из распавшегося СССР уже уехали в НХЛ, а кого не брали в Америку, перебирались в Европу – Германию, Швейцарию, Швецию… Но Юрзинов все равно не спешил делать на меня полную ставку – все-таки мне после Олимпиады только 19 лет исполнилось. Я нередко попадал в заявку, но во время матча оставался на лавке.

Первый гол забил московскому «Спартаку». Подобрал шайбу у бортика, выкатился за ворота, сделал финт. Только голкипер Марьин начал смещаться на другую штангу, я резко тормознул, переложил корпус и завел шайбу в пустой угол. Даже сам удивился, как все эффектно получилось. Дебютную шайбу не забрал. Это в НХЛ есть такая традиция, а в нашей стране на нее не обращали внимания.

В другой раз мы играли с киевским «Соколом». Я взял старт от нашей синей линии, обыграл трех или четырех соперников, и забил красивый гол. Кстати, на том матче присутствовал генеральный менеджер «Рейнджере» Нейл Смит…

В золотом «Динамо» играли Жамнов, Каспарайтис, Алексей Яшин, Петренко, Николишин, Хайдаров, выступали ветераны Леонов и Сергей Яшин. Ворота защищали Михаил Шталенков, а еще Андрей Трефилов – он как раз и проявил себя в том сезоне. Трефилову доверили сыграть на Кубке европейских чемпионов. Андрей выступил очень здорово. Потом стал основным вратарем на чемпионате мира – 93, последнем на сегодняшний день золотом первенстве для сборной России.