Аидише папа: книга для того, кто хочет стать отцом

Есть такая черта у местных жителей – не испытывать неудобства, когда рядом кто-то тебе дышит в затылок, а ты наступишь ему на ноги. Людей много, а места мало. Вот все и приучаются с младых ногтей абстрагироваться от окружения. «Я есьмь», а вокруг никого. Поэтому прогулки с детской коляской зачастую похожи на ралли. Вовремя не притормозишь – врежешься в кого-либо или машину заденешь припаркованную. Ещё страшнее – под велосипед попасть. Но все эти неудобства не мешали нам наслаждаться жизнью, особенно когда летняя жара ещё не вступила в свои права.

«В Израиле хорошо двум категориям населения: старикам и детям». Эта истина не подвергалась нами сомнению. Забота о ребёнке, своём или чужом, зачастую приобретает здесь гипертрофированные формы. Множество раз на улицах незнакомые люди с живым интересом заглядывали к нам в коляску и с умилением приговаривали «Эйзе Яффа! Яффе Яффия!». Что означало высшую степень красоты и привлекательности младенца. Со временем подобное любопытство начинало немного утомлять, но мы мирились с этими проявлениями внимания к нашим детям. Приятно же услышать, что ваш ребёнок «хамуд» (милашка), каких свет ни видывал. Впрочем, данные эпитеты, включая любимое многими здесь слово «мотек» (сладкий), распространяются на всех детей без исключения – возраста люльки или детской коляски. И им постоянно говорят об этом. Так они и вырастают, в полнейшей убеждённости в собственной исключительности. Целая страна влюблённых в себя индивидуумов. Неплохо, да? С другой стороны, кому ещё любить евреев, как не им самим?

Появление второго ребёнка в семье приносит не только радость, но и заставляет вдвое усиливать воспитательно-надзорную функцию. Пока занимался одним, уполз в неизвестном направлении другой. А если оба одновременно устраивают «концерт» с криком и воплями, то хоть разорвись на части. Одному нужна игрушка, второй непременно тоже хочет ее и никакую другую. И пусть она до того валялась на полу, всеми забытая и игнорируемая, теперь без неё не жить. «Я хочу яблоко». «Я тоже хочу», – сразу раздаётся вслед. «Кататься на самокате» – «и я хочу». Старшая выучит какой-нибудь трюк – приделает на голову платок и вот уже она «королева». Младшая ей подражает. «Обезьянничанье» – это не только игра, но и учёба. Повторить – значит, научиться чему-то новому для себя. Варя быстро догоняла Сашу. А когда у неё не выходило в честном поединке добиться первенства, она шла на всяческие ухищрения. Быстро раскусив, что младшим многое прощается, Варя лихо манипулировала своим возрастом. Когда ей было нужно, она объявляла себя большой. Мол, это для младенцев, а я взрослая, делать не буду. Но когда выгодно было побыть младшей сестрой, никогда себе не отказывала в этом. Младшим надо уступать! Она быстро соображает, эта хитрюга Варвара.

Самое страшное воспоминание о ее младенчестве связано у меня с переходом ребенка на искусственное питание. В Израиле декретный отпуск короток – три месяца. Поэтому, как правило, мама выходит на работу – ребенок получает смесь. Варя пить смесь отказывалась напрочь. Так как жена работала не очень далеко от дома, первое время она прибегала с работы покормить ребенка. Долго так продолжаться не могло, и мы приступили к активным экспериментам с детским кормом. Я купил в аптеке сразу все марки детского питания, решив опытным путём выяснить, какой заменитель молока наиболее приятен моему ребёнку. Очень скоро выяснилось, что никакой. Но я не отступал. Пришлось идти на подлог – смочить сцеженным молоком наконечник соски, а внутрь налить разведённую смесь. И это не действовало. И все же, спустя несколько дней, Варя выпила первую бутылочку «Матерны» – местной молочной смеси. Я радостно отрапортовал о случившемся жене. Пока я с ней разговаривал, дочь фонтаном выдала обратно все, что выпила до этого. Так мы начали чередовать приём внутрь с обратным «откатом», медленно продвигаясь вперёд, к окончательному избавлению от груди. Мы перебрали все смеси и даже проверили Варю на непереносимость коровьего молока…

Как-то раз я повёл старшую дочь на кружок по рисованию. Младшая мирно посапывала в коляске. «Сдав» Сашу учительнице, я отправился на прогулку. Стоял прохладный осенний вечер. Варя проснулась и потребовала добавки «корма». Перед выходом я ей уже скормил «дозу». Я развёл «Матерну». Она выдула все за минуту и снова затихла. Тучи сгустились. Подул прохладный ветер. Я решил поплотнее закрыть коляску и надвинул чехол до упора. Мы как следует прошлись. От Вари больше не было ни писка. Зайдя в помещение, чтобы забрать Сашу, я расстегнул чехол коляски. Зрелище, представшее моему ошалевшему взгляду, было достойно фильма ужасов. Вся коляска внутри была в «Матерне», которая, недолго побыв в Варином животе, вышла наружу. Перепачканное лицо дочери тем ни менее было совершенно невозмутимо. Она, кажется, даже довольно улыбалась. Никаких влажных салфеток и туалетной бумаги, которые всегда под рукой, не хватило бы на ликвидацию этого безобразия. Когда дверь класса отворилась, я схватил Сашу за руку и быстро поволок домой, предварительно снова закрыв чехол коляски. Учительница недоуменно посмотрела нам в след. Обычно после урока она расхваливала будущих «Леонардо». А тут я лишил ее этой возможности.

В детский сад Варя пошла в три года, как положено. Она оказалась выше всех детей на полголовы. Основной контингент ещё продолжал ходить с сосками. Варя же отвергла эту мысль, находясь ещё в животе у мамы. Воспитатели, покатав на языке чудное имя «Варвара», остановились на «Барби». Спустя пару недель у «Барби» появился и свой «Кен», которого звали Джонни. Будучи самым мелким в группе, он ловко оттеснил других претендентов на Варино внимание и занял место рядом с ней, не отступая ни на шаг. Варя благосклонно не возражала. Когда мы интересовались у неё, с кем она играла сегодня, шли перечисления исключительно мальчишечьих имён. Попытки выяснить, чем ещё занимались в течение дня с детьми воспитатели, наталкивались на короткий и однозначный ответ «ничем». Похоже, так и обстояло на самом деле. Единственное, что заинтересовало нашу девочку, была пятничная церемония встречи шаббата («кабалат шаббат»). Из детей по очереди выбирались «има шаббат» («мама шаббата») и «аба шаббат» – соответственно, «папа». Их усаживали за отдельный столик, наливали в бокалы «шаббатнее вино» (виноградный сок) и ставили перед ними «халу» – специальную сдобу, которую покупали родители «избранных», чтобы потом, после окончания церемонии, раздать всем детям группы. А еще «мама» с «папой» танцевали, пока остальные сидели по кругу. Вот этой ролью «има шаббат» Варя бредила. Она мечтала снова оказаться за отдельным столиком и уже мысленно выбирала себе партнёра.