Морские истории

Пока Серёга открывал дверь, Иванов осмотрелся. Рядом с Серёгиной каютой находилась каюта радиста, из которой, несмотря на закрытую дверь, неслась громоподобная музыка, от которой даже дверь каюты вибрировала, как мембрана.

«Ну и идиот, – невольно подумалось Иванову. – Сейчас же помпа прибежит да раздолбает его». Но тут дверь Серёгиной каюты открылась, и он молча проскользнул в неё.

– Чего это? – Иванов кивнул головой в сторону каюты радиста. – Радист вообще чокнулся?

– Да кто его знает, балбеса? – пожал плечами Серёга. – Молодой ещё, наверное, не понял, куда он попал, – но тут же прервал сам себя: – Ты садись, не обращай внимания. Его музон нам не помешает, – и хмыкнул: – Свой не надо будет врубать. Нам же лучше.

Стол у Серёги и в самом деле был накрыт достойным образом. Тонко нарезанный сервелат, чуть ли не слезящиеся слайды сыра, уложенные в отдельную хрустальную тарелочку. Буженина! Болгарские огурчики и помидорчики. И в завершение этого натюрморта в середине стола стояла фарфоровая тарелка с тонко нарезанным салом, обложенным по краям пластинками лука и дольками чеснока.

В каюте витал аромат этих невероятных деликатесов.

Увидев растерянность Иванова, Серёга похлопал его по плечу:

– Давно хотел так посидеть, а сегодня сам бог велел. День рождения мамани моей.

– Как ты всё это сохранил? – показал Иванов на хрустальные тарелочки и рюмки, усаживаясь в кресло напротив столика с яствами. – Ведь такой штормяга был. У меня так половина посуды переколотилась.

– Уметь надо, – гордо хмыкнул Серёга и, открыв бутылку, нацедил из неё в рюмочки.

– Молодец, – похвалил его Иванов. – А я всё думаю, чего это тебе приспичило бутылку заказать? Теперь врубился. Ну, что? – Он поднял небольшую хрустальную рюмку. – За день рождения! Вот за что всегда можно выпить, так это за наших матерей. Чем больше живу, тем острее понимаю, сколько же горя и забот доставил я своей мамане. А она… Святая женщина. Она, несмотря на всё это, так же беззаветно любит меня. Иной раз так хочется бухнуться к ней в ножки и поблагодарить за всю любовь и теплоту, которой она одарила меня. – Он посмотрел на внимательно слушающего его Серёгу. – Давай выпьем за них, за наших матерей.

– Давай, – сглотнув, глухо проговорил Серёга, и они, слегка прикоснувшись краешками рюмок, чтобы избежать трезвона хрусталя, выпили.

Музыка за переборкой не мешала им разговаривать. Они вспоминали детство, свои проказы, отношение матерей к ним, своим сыновьям, их заботу и становление своё как мужчин.

Неожиданно в коридоре раздались громкие голоса, почти переходящие в крики.

Прислушавшись к ним, Иванов недовольно сделал вывод:

– Кажись, помпа. Что-то разбушевался. Чё он там орёт? Чё ему там надо?

– По-моему, он в каюту радиста долбится, – прислушавшись к крикам, решил Серёга. – Дай-ка я посмотрю, может, чего помочь надо?

– Не вздумай, сиди спокойно. Они там, наверное, нажрались и выступают. Видел я их в баре. Да они ещё местную бабу какую-то там обхаживали, – попытался усмирить озабоченного Серёгу Иванов.

Но тот его не послушал, поднялся из-за стола, убрал бутылку в холодильник, а рюмки в шкаф и открыл дверь в коридор.

Из коридора, несмотря на грохот музыки из каюты радиста, неслись вопли помполита:

– Откройте дверь немедленно! Вы что там заперлись? Почему не открываете? Я требую немедленно открыть дверь!

Каждый такой истеричный возглас сопровождался стуком кулаков о дверь.

«Ну всё, – подумал Иванов, – хана радисту». И он, поднявшись с кресла, выглянул в коридор вслед за Серёгой.

Помполит стоял перед дверью радиста и долбил в неё кулаками, а за его спиной Иванов увидел хитрую физиономию начальника рации.

«А, – проскользнула у него мысль, – корефанчик заложил…»

Но тут звуки музыки из каюты прекратились и дверь открылась. Помполит, сметая всё на своём пути, ринулся в каюту. Иванов вышел в коридор и заглянул в каюту радиста.

Первое, что бросилось ему в глаза, так это испуганные глаза девицы, которую он видел в баре и которая весело что-то рассказывала третьему помощнику и радисту. Она сидела за столом, аккуратно одетая, причёска не растрёпана, в джинсах, свитере, а куртка её лежала на краю кровати, задёрнутой шторкой. Иванову даже показалось, что она сняла её совсем недавно, потому что в каюте было относительно тепло.

На столе стояли бутылка ликёра Cherry Brandy, пара ополовиненных стопочек и тарелка с нарезанными яблоками. Над столом на полке, которую радист недавно сам смастерил, стоял предмет его гордости – двухкассетный магнитофон, который сейчас был выключен.

Радист стоял по другую сторону стола и также в недоумении смотрел на беснующегося помполита.

– Почему посторонние на судне? Почему вы привели постороннюю женщину? Почему вы устраиваете распитие спиртных напитков за закрытыми дверями с иностранными гражданами? Почему вы не открываете двери, несмотря на мои требования? – только и были слышны его истеричные вопли.

– Пошли-ка мы отсюда подальше, – тихо потянул Иванова за рукав рубашки Серёга. – С радистом всё понятно. Кранты ему. Помпе надо будет, он сам тебя вызовет, а то смотри, как бы его корефанчик чего не разнюхал да на нас не капнул. Нечего здесь отсвечивать.

И они, вернувшись к Серёге в каюту, вновь заперлись.

Настроение было напрочь испорчено. Праздничное ощущение в душе пропало, и, выпив по полстакана, Иванов вернулся к себе в каюту.

Во Владивостоке радиста списали, долго мурыжили по всяческим комиссиям и в конце концов закрыли визу и отправили на ледокол. Радист, как молодой специалист после окончания мореходки, должен был отработать три года в пароходстве, что он и сделал. А потом, как слышал от кого-то Иванов, списался с ледокола и уехал к себе в Новороссийск.

Третьему помощнику тоже досталось. Его без закрытия визы отправили на год на один из «броненосцев», который зимой ходил на Магадан, а летом в полярку.

31.10.2021

Акула

«Оренбург» уже две недели шёл через Тихий океан к Панамскому каналу.

Капитан не пошёл по дуге Большого круга, а, обойдя Японию с юга, спустился к двадцатой параллели, чтобы избежать зимних штормов у Камчатки и Алеут. Поэтому погодка баловала «Оренбург». Океан был тих, как усмирённая красавица, и только валы океанской зыби слегка раскачивали его.

Иванов, как обычно, заступил на дневную вахту в двенадцать часов. Обойдя главный двигатель и машинное отделение при приёмке вахты, он обнаружил, что на двух цилиндрах температура выхлопных газов по сравнению с его утренней вахтой поднялась градусов на двадцать.

После ухода четвёртого механика он вновь поднялся к крышкам цилиндров и осмотрел термометры, проверил работу выхлопных клапанов и ощупал подвижные детали. Вроде бы всё было в порядке, но эта разница в температурах не давала ему покоя.

Пока он связывал это поднятие только с тропиками. Ведь в машинном отделении температура тоже поднялась на двадцать градусов по сравнению с той, при которой они отходили из Находки. Там и в порту было минус десять с ветерком, а здесь днём температура наружного воздуха подбиралась к тридцати. Кондиционер работал исправно, так что в каютах можно было с комфортом отдыхать.

Зато в машинном отделении в некоторых местах температура переваливала за сорок, даже несмотря на полностью работающую вдувную вентиляцию. А так как ЦПУ в машинном отделении не было, то на вахте приходилось изрядно потеть.

Осмотрев клапана, Иванов спустился к посту управления главным двигателем и устроился на пожарном ящике с песком под струями вдувного вентилятора. Так было намного легче.

Он просмотрел машинный журнал и по записям механиков увидел, что температура выхлопных газов на этих двух цилиндрах час от часу поднималась. Это его ещё больше озадачило, но он решил подождать ещё час.

Рабочая бригада на работу вышла вовремя.

Иванов у поста управления оставил вместо себя вахтенного моториста, а сам поднялся в токарку.

В бригаде было четыре человека. Токарь Витя Горбунов, сварщик Миша Луков, моторист первого класса Саша Шайдуров и моторист второго класса Васька, который только недавно выпустился из «шмоньки», опыта работы никакого не имел, но чьей-то «волосатой» лапой был направлен на «Оренбург». Иванов старался ответственными работами его не нагружать, чтобы тот чего не натворил. Потому что с такими «специалистами» ему в своё время очень плотно пришлось столкнуться, да и себя он частенько вспоминал, когда был точно в таком же возрасте.

В токарке было не так жарко и шумно, как в самом машинном отделении, поэтому Иванов подошёл к парням и, уже не напрягая голоса, посетовал:

– Что-то температура на третьем и шестом поднялась, кабы чего не случилось. Ведь мы на них поставили сёдла после наплавки находкинским заводом.