Портрет смерти. Холст, кровь

– Это не Марио… Это женщина. Зачем нас пугать?

– Чтобы страшно было, – я разозлился, взял Варвару за охладевшую руку, повел в коридор. И вновь мелькнула тень за светящейся панелью. Определенно, женщина. Мужчины не ходят в коротких платьях.

– Послушайте, – сказал я, – это помещение для игры в пятнашки?

Лукавый смешок. Я отпустил Варвару и решительно направился в соседнюю комнату, куда заскочил призрак. Второго выхода из комнаты, насколько помню, не было. Но тут погас свет. Я встал, и Варвара с замогильным урчанием въехала мне в спину.

– Это ты?

– А кто это спрашивает?..

Мы стояли, дожидаясь, когда дадут свет. Шорох за спиной – я резко обернулся. Поскрипывали плитки под ногами – уже в другой стороне. Я вновь сменил позицию, с досадой сообразил, что полностью потерял ориентацию. Где выход?

– Глупая шутка, – выплюнул я в пространство и стал ждать. Тишина.

– Ты помнишь, где выход? – прошептала Варвара.

– Нет… – я машинально похлопал по карману, выудил зажигалку. Язычок пламени вырвал из темноты объятые ужасом глаза. Варвара однажды призналась, что боится темноты. Я поводил зажигалкой, осветил кусок гладкой стены, исполненное муки лицо вопящего в пустыне уродца, взрыв сверхновой – резкое сочетание желтого, зеленого, огненно-оранжевого…

– Мы видели хоть один выключатель?

– Ты с кем сейчас разговариваешь, Андрюша?

Страх прошел, осталась злость. Неподалеку притаился человек и наслаждался нашей растерянностью. Пламя зажигалки было худеньким подспорьем. Я выключил и сунул ее в карман.

– Доставай, Варвара, свой сотовый. А я свой…

Освещая дорогу телефонами, проклиная здешние порядки, мы выбрались в холл. Я вертел головой. Клятая «капля» на пьедестале вновь разверзла нутро, подмигивал свет. За окном еще не сумерки, но солнце ушло за деревья, погрузив природу в мерцающую дымку.

– Прошу прощения, господа, – произнес по-английски женский голос. – Я, наверное, отвлекаю вас…

Скромная девушка в черно-белом платье вышла из темноты проема и остановилась. Мы помалкивали.

– Здравствуйте, – сказала она, смиренно сложив руки в районе пупка. – Я горничная Сесиль. Госпожа Изабелла распорядилась насчет помещений для гостей. Помещения готовы. Можете располагаться. Идите за мной, я покажу, где это.

– А вы не говорите по-русски? – спросила Варвара.

– Нет, что вы, – испугалась горничная, – очень сложный язык. Сложнее датского и китайского. Я немного говорю по-английски… ну, и по-французски, ведь я родом из французского Бреста.

– Как у нас с французским? – я покосился на Варвару.

– Как у всех, – пожала плечами Варвара. – «Привет», «спасибо», «почему бы нет», «я не ел пять дней»…

– Понятно, – кивнул я. – Спасибо, Сесиль. Скажите… а нам приготовили отдельные комнаты?

– Да, – кивнула прислуга. – Вам приготовили отдельные комнаты. Разумеется, если вы желаете жить в одной…

– Ни в коем случае, – испугалась Варвара. – Как вам в голову могло такое прийти. Мы не женаты, слава богу.

Наши «апартаменты» оказались в северном крыле, за гостиной, витиеватым коридором и усыхающей канной в пластиковой бадье. Две двери рядышком.

– Пожалуйста, располагайтесь, – сказала горничная. – Вот ключи. Комнаты одинаковые. Белье чистое, все прибрано. Для каждого помещения – отдельные ванная и санузел. Но с едой придется подождать. Дело в том, что в этом доме… – горничная замялась, – не принято готовить, еду подвозят из ресторана «Эль-Пасо», что на Пуэрта-Виа. Но у них все свежее, меню разнообразное, кроме того, в буфете имеется широкий выбор напитков и мелких закусок – надо только спуститься на первый этаж, войти в северное крыло, и сразу направо…

– Там было заперто, – напомнил я. – И что-то звенело..

– Ах, простите, – сказала горничная. – Возможно, я наводила там порядок и машинально заперлась… А звон… Какой, простите, звон?

Мы недоуменно переглянулись. Но девушка уже удалялась, покачивая юными, плохо разработанными чреслами.

– Всё, – сказала Варвара. – До новых встреч. До ужина не кантовать.

Она открыла левую дверь, ехидно посмотрела на меня, вошла и заперлась. Я скрипнул зубами и вошел в правую.

Хлопнул и тоже заперся.

Комнатка оказалась чистая, но какая-то… казенная, что ли. Не для самых дорогих гостей. Серые стены, серый потолок. Кровать у левой стены, стол, кресло, жалюзи на окнах. Я бросил сумку в кресло и лишь теперь осознал всю степень усталости. Добрел до ванной, осмотрелся, попробовал воду. Не найдя сюрпризов, забрался в сияющую емкость, минут пятнадцать смывал с себя все ненужное. Завалился в чистых трусах на койку. Стал думать.

Поменял позу, отвернувшись от стены. В комнате явно не хватало телевизора.

Я плохо понял, как это произошло. Вернее, совсем не понял. Что-то изменилось. Раздвинулось пространство, прибавилось воздуха. Я продолжал лежать на боку, открыл глаза, недоверчиво уставился на стену напротив. Стена была на месте. Но все равно было что-то не так. Я кожей чувствовал изменения в окружающей среде. Рядом со мной кто-то был…

Я медленно поворачивал голову – вместе с плечевым суставом. Напрягся…

И ничего не понял. Рядом со мной на такой же койке лежала Варвара с зеркалом в руке и придирчиво выискивала на лице жировики, угри и прочие отдельные недостатки.

Ладно, я был в трусах. На ней же абсолютно ничего не было, не считая мокрого полотенца, обмотанного вокруг головы, и золотого крестика с цепочкой! Она лежала, подложив под голову две подушки, забросив ногу на ногу, и сосредоточенно выковыривала из носа недостаток.

Я тупо смотрел на нее. Она почуяла неладное, нахмурилась, покосилась влево, вправо… открыла рот и стала покрываться красными пятнами.

Это продолжалось минуты две.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – выдавила она. – А-а… э-э?

– У тебя новые тормоза, – похвалил я. – Прикройся, бесстыдница.

Она ойкнула, потеряла пинцет с зеркалом, выхватила из-под головы подушку и перебросила на живот.

– Раевский! – возмутилась Варвара. – Что за дела? Как тебе не стыдно!

Я молчал. Варвара усмирила гнев и стал усиленно думать.

– Черт… – она вскочила, набросила на плечи домашний халат. Я перегнулся через левый край кровати. Мы чуть не стукнулись лбами.

Перегородки, разделяющей смежные комнаты, больше не было. Был продольный паз и такой же наверху. Разумеется, если дом спроектировал великий Корбюзье, то все в порядке. Один из принципов архитектора провозглашал свободную планировку: при необходимости внутренние перегородки помещения располагались по-разному или удалялись вовсе. А бесшумные механизмы, приводящие в движение машину «перепланировки» – это уже современность…

Я наливался краской. Можно не любить гостей, но издеваться над ними… Скрипя зубами, я начал одеваться.