Морской шакал

Титов бросился к трапу, а Седов побежал на нос судна. Возле брашпиля он снова свесился через борт и попытался что-либо разглядеть, но видимость здесь была еще хуже. Пенные барашки свидетельствовали о том, что внизу плескалась вода, но и тут не было видно ни выступающей над поверхностью моря скалы, ни подводного рифа.

Капитан огляделся по сторонам, увидел матроса, державшего в руках спасательный круг, и окликнул его:

– Дмитрий! Крачков!

Матрос испуганно дернул головой, но, узнав голос, резко повернулся.

– Включи прожектор и направь его туда! – приказал Седов, махнув рукой в направлении курса, которым шло судно.

Крачков на мгновение задумался, потом, устыдившись своего страха, бросил круг и побежал к трапу, ведущему на верхнюю палубу, на которой был закреплен прожектор.

В этот момент балкер перестал вибрировать. Бурчащий двигатель последний раз рыкнул и замолк. Это означало, что Сергей добрался до машинного отделения и остановил машину.

Сразу стало необыкновенно тихо, слышался только спокойный, размеренный плеск волн о борт.

После напряженного ожидания, которое, как показалось Седову, длилось не меньше минуты, вспыхнул свет, и луч прожектора, устремившись вперед, осветил берег, находившийся всего в одном кабельтове от судна. Сноп света скользнул по сопкам, которые уходили вдаль и были сплошь покрыты густым лесом, высветил узкий, вероятно, галечный пляж и белую полосу из мелких барашков, взбивавшихся волной возле берега.

– Слава богу, – едва слышно прошептал капитан и украдкой перекрестился.

Стало ясно, что «Улисс» сел днищем на подводную скалу. Но эта неприятная новость не застала Василия Терентьевича врасплох. Готовясь к худшему, он порадовался тому, что берег был рядом. Близость его гарантировала людям спасение, а «Улиссу» давало надежду.

Словно бабочки, слетевшиеся на свет, на носу судна собрались члены немногочисленной команды «Улисса». Выглядели они забавно, впрочем, и капитан не был среди них исключением. Мало кто, покидая каюты, позаботился о своем внешнем виде и гардеробе. Однако у самых предусмотрительных, как это ни удивительно, в руках были наспех собранные сумки.

«Молодцы, не потеряли головы», – отметил про себя Седов.

– Во, блин, – озадаченно высказался матрос, выполнявший по распоряжению капитана обязанности кока на судне, – нас выбросило на берег.

Большую часть команды это известие обрадовало, поскольку спасительный берег был совсем близко и за свою жизнь можно теперь не опасаться.

А капитан нахмурился, немного озадаченный некоторыми странными, на его взгляд, обстоятельствами. Василий Терентьевич уже принял как свершившийся факт, что судно на полном ходу налетело на подводную скалу, которых вдоль этого побережья было множество, но то, что оно стояло форштевнем к берегу, его удивило. Это означало, что второй помощник не просто незначительно сбился с курса, а изменил курс на восемь румбов и врезался в берег под прямым углом, да еще при этом разогнал машину на несколько лишних узлов.

Это было очень странно.

– Капитан! Второго помощника на мостике нет! – прокричал сверху старпом.

Седов еще больше нахмурился.

– Вам стоит сюда подняться, – уже не так громко, вероятно, чтобы не привлекать всеобщего внимания, добавил старпом.

Слова, оброненные Титовым, капитану очень не понравились. Они сулили неожиданные и неприятные известия.

– Надо найти второго помощника! – распорядился Василий Терентьевич, обращаясь к окружившей его команде. – Олег, поищи второго помощника в его каюте! – Эта команда предназначалась коку. – Сергей, какая обстановка в машинном отделении?

– Тонем понемногу.

– Ясно. Спустись в трюм и посмотри, есть ли там вода. Алексей, измерь лотом глубину за бортом! Дима и Илья, помогите Олегу найти второго помощника.

Люди немедленно бросились врассыпную.

Седов остался стоять на носу судна, устремив задумчивый взгляд на освещенный прожектором небольшой участок берега.

– Глубина на носу – четыре метра, на корме – шесть, – вернувшись, доложил Алексей.

– Хорошо. Значит, не утонем. Спустись в трюм и помоги Сергею.

Механик развернулся и побежал. По выражению его лица можно было догадаться, что матрос не горел желанием спускаться в трюм и покидать более безопасную во всех отношениях палубу.

«Значит, мы повисли форштевнем на скале», – предположил капитан.

Седов поймал себя на том, что, хотя перспектива камнем уйти на дно уже не грозила «Улиссу», он, вместо того чтобы воспрянуть духом, почувствовал волнение гораздо большее, чем в первые минуты после кораблекрушения. Причина крылась не в запоздалом осознании грозившей опасности, как это бывает со многими в экстремальных ситуациях. Василия Терентьевича с каждой секундой все больше тревожила мысль, что в этот утренний час, возможно, наступил конец его капитанской карьеры.

«Теперь максимум, чем мне позволят управлять, так это буксиром, – подумал он. – А учитывая мой возраст, перспективы и того хуже».

Седову было уже пятьдесят. Для моряка – не самый преклонный возраст, но для капитана, посадившего судно на мель, – бесславный конец карьеры.

Он плотно сжал губы – больше всего ему в эту минуту хотелось выматерить второго помощника. Однако в случившемся была и его вина, – по правилам, на вахте должен стоять не один человек, а два. Но как это сделать, когда из команды осталось всего восемь человек, а надо было нести вахту еще и в машине? Хотя кого это интересовало?!

«Похоже, второй помощник уснул, а когда понял, что натворил, спрятался… Или… – Он вдруг вспомнил полученную накануне вечером радиограмму. – А что, если… Неужели крушение судна не было случайностью?..»

То, что «Улисс» в последние минуты своего плавания двигался не параллельно берегу, а под прямым углом к нему, было по меньшей мере очень странно и мало походило на случайность. Отсутствие на мостике второго помощника тоже вызывало вопросы. Гораздо легче было согласиться с предположением, что все случившееся кем-то подстроено, чем взвалить всю вину на себя. Но так ли уж беспочвенно это предположение?

«Черт возьми! Надо поскорей найти второго помощника. Может быть, именно о нем говорилось в радиограмме?!»

У капитана даже слегка полегчало на душе – он подумал, трудно будет упрекнуть его в кораблекрушении, если выяснится, что трагедия стала следствием не халатности или случайности, а чьего-то преступного умысла.

Седов поднялся по трапу. Еще не дойдя до мостика, он встретил Титова, шедшего ему навстречу, и приказал:

– Надо послать сигнал бедствия.

– Это непросто сделать, – все тем же странным, не предвещающим ничего хорошего тоном произнес старпом и пояснил: – Все средства связи разбиты, в том числе и аварийные.

– Что?! – Вот она – очередная неприятность, которую Василий Терентьевич ожидал. – При столкновении?!

– Какой там! Судя по внешнему виду, их кто-то покрошил молотком.

Капитан втянул голову в плечи. Ему вдруг стало зябко, словно в это теплое июльское утро на него повеяло арктическим холодом.

– Пойдем посмотрим, – сказал он и решительно направился в рулевую рубку.

На мостике горел свет, и Седов сразу увидел лежащие на полу приборы. В мониторе компьютера вместо экрана зияла большая дыра. Пожалуй, старпом ошибся, – приборы не разбили молотком, скорее всего, их несколько раз с большой силой бросили на палубу. Внешний вид не оставлял надежды на то, что средства связи остались в рабочем состоянии.

– Все было закреплено? – зачем-то спросил он, хотя сам прекрасно знал ответ на этот вопрос, поскольку проводил на мостике большую часть суток.

– Конечно, Василий Терентьевич. Прикручено на случай шторма здоровенными болтами.

– Хорошо прикручено?

– С гаечным ключом можно было отсоединить минуты за две.