Спорим, что ты умрешь?

– Странно, – озадачился Вернер. – А мы с вами интеллигенты?

– Я-то – да, – буркнул Максимов. – А вот ты – не смеши народ.

– Ты не моешься? – под дружный гогот сотрудников удивился Вернер.

К часу дня на счету агентства образовалась обещанная сумма. Ну что ж, господин Букашин выступил не столь уж презренным ничтожеством. Беспокойство, вызванное неизвестными науке причинами, постепенно утихало.

Клиентов в этот день практически не было (кто бы расстроился). Ничто не препятствовало по завершении рабочего дня распечатать бутылочку и с чувством ее усидеть.

27 января, четверг.

Глобальное похолодание где-то задерживалось. Батареи жарили нещадно. Екатерина с раннего утра припала к форточке, обмахиваясь ценными документами, а Максимов размышлял о том, что сто лет назад женщин брали на работу за длину рук (телефонистками), теперь – за длину ног, но никакой гарантии, что еще через сто лет начнут принимать за длину извилин. Не отрастят.

Позже всех, напевая под нос: «Лечился от словесного поноса в Швейцарии народный депутат», притопал похмельный Вернер. Растекся по стулу и объявил, что превыше всего его организм данным утром нуждается в обогащенном уране. Как выяснилось, он спустил в кабаке с тематическим названием «После полуночи» половину гонорара, хотя и выпил-то всего лишь один коктейль – «Белое безмолвие»: двести пятьдесят водки плюс… двести пятьдесят водки. Ну, от силы два коктейля. Чтобы белая болезнь поменьше донимала.

– Горячка? – обрадовался Лохматов.

– Подагра, – задрал нос Вернер. – Благородное аристократическое приобретение.

Денежный клиент в этот день опять не шел. Екатерина не отходила от форточки и на каждое предложение попить чаю крутила пальцем у виска. Олежка Лохматов доламывал операционную систему. Вернер мучился похмельем, искренне недоумевая, почему бы им всем не пойти домой. Отыскал в холодильнике банку из-под оливок, выдул остатки жижи и авторитетно заявил, что из всех рассолов важнейшим для нас является огуречный. К одиннадцати часам, ведомый неясным беспокойством, Максимов перезвонил в банк и попросил уточнить сумму, лежащую на счету агентства. Доброжелательная девушка-оператор незамедлительно поведала, что на счет поступила дополнительная сумма. Координаты отправителя неизвестны. Максимов насторожился (дополнительных поступлений быть не должно) и попросил озвучить цифру. Прослушав ответ, побледнел, потерял дар речи и медленно опустил трубку. Взгляд его блуждал.

– Надеюсь, наш счет не аннулирован, – забеспокоился Вернер.

Максимов бессознательно покачал головой.

– Но что-то, мамой клянусь, произошло, – пытливо всмотрелась ему в глаза Екатерина.

– Одно из двух, – беспечно предложил Олежка. – Либо наш счет почему-то сплющило, либо неприлично раздуло. Посмотрите, какое у Константина Андреевича зеленое лицо.

– Но то, что он не рад, – это факт, – закончила разминку Екатерина, после чего в офисе воцарилась густая тишина.

Разорвал ее очередной телефонный звонок.

– Добрый день, Константин Андреевич, – произнес серьезный мужской голос. – Мы уже в курсе, что вы осведомлены о поступлении на счет. Это ваши деньги. Не аванс, не залог. Они честно отработаны, не стоит волноваться. Блестящее расследование. Надеемся, это не последняя ваша удача. – Подумав, абонент добавил: – Мы получили истинное наслаждение, наблюдая за ходом расследования.

– Минутку, – нахмурился Максимов. – Мы не выполняли ничей заказ, помимо договора с господином Букашиным, за который он уже рассчитался. Арестован убийца, с невиновного сняты обвинения. В чем дело, уважаемый?

Абонент усмехнулся.

– Никто не ставит под сомнение ваши способности, детектив. Могу вас успокоить, правоохранительными органами с вашей подачи арестован настоящий убийца. – Абонент повесил трубку. Абсолютно незнакомый голос.

Максимов хмуро обозрел сотрудников. На него смотрели с неподдельным благоговением, как на льва, собравшегося зарычать.

– Не хочу вас лишний раз радовать, коллеги, – сказал он неохотно, – но каждому из вас, похоже, причитается дополнительная премия в размере тысячи… – Он поморщился, замялся, подыскивая правильное слово, и с тяжелым вздохом закончил: – Долларов…

К семнадцати ноль-ноль в кабинете остался он один. Остальные избавлялись от премии. Екатерина вспомнила, что у нее скоро (через два месяца) день рождения, по поводу чего она уже присмотрела в ГУМе простенькое колечко с бриллиантом. Вернер процитировал великую Мэрилин Монро (убежденную, что бриллианты – лучшие друзья девушек). Олежка Лохматов предложил охранные услуги, после чего все с интересом уставились на начальство, и начальству осталось лишь махнуть рукой.

В 17:22 секретаршей Любашей в расположение частного агентства был впущен потеющий плешивый толстячок с беличьими глазками и сбивчивой речью. Директор спорткомплекса «Сибиряк» господин Букашин.

– Странно, – удивился Максимов, – а я считал, Иван Христофорович, что все наши вопросы мы, к обоюдной радости, разрешили, нет?

– Конечно, Константин Андреевич… – залебезил, слезливо улыбаясь, толстячок. – Не волнуйтесь, все прекрасно… Вы оказали мне неоценимую услугу, Константин Андреевич. Я понимаю, что вознаграждение было достойное, но это плата, а хотелось бы сделать вам подарок… Как вы отнесетесь к путевке на выходные в пансионат «Отрадное»?

– А вы имеете к нему отношение? – не понял Максимов.

– И даже непосредственное, – подбоченился Букашин. – Администратор пансионата – мой давнишний приятель. Олег Фомич Ордынцев. Не пожалеете, Константин Андреевич, это натуральный горный курорт. Ну, не родина, разумеется, вальсов и калифорнийского губернатора, но очень даже прилично. Сервис первоклассный, людей немного, природа красивая. Электричество, тепло, водопровод из подземной речушки… Полный эксклюзив. Вы же любите кататься на лыжах? Пансион ваш полностью оплачен, за исключением разве что проезда… Но у вас же есть машина? Не откажите, Константин Андреевич, будет очень приятно. И вам, и мне.

Необычное, надо признаться, предложение. С какой, позвольте, стати? И кто сказал, что Максимов охотник покататься на лыжах? В первую и решительную очередь он охотник поваляться на диване! А в лыжном спорте разочаровался с тех пор, как однажды лыжи от него подло убежали и он ломал лыжню под вопли негодующих физкультурников, чтобы догнать свое имущество…

– Вы согласны, Константин Андреевич? – подобострастно прогибался Букашин. – В пансионате прекрасные условия для проживания, отличный бар, а если вам не по душе активный отдых, можно отдохнуть пассивно, не думая ни о чем, в том числе о вашей такой изматывающей работе…

Он привык с осторожностью относиться к любым «бесплатным» подношениям. Кто-то хочет выманить его из города? Прикончить? Похитить? А в городе это сделать нельзя? Максимов ни от кого не скрывается, живет открытой жизнью…

Он глубоко задумался. Рекламу этого роскошного «камерного» пансионата можно видеть по телевизору. Капиталоемкое, судя по всему, развлечение. Приличное шале со всеми удобствами. Сорок километров от города, вдали от крупных поселений, покой, уединение, отличные горные трассы на гребнях Тогучанского кряжа. А главное, до понедельника ни одна сволочь не достанет…

Он изобразил ладошкой какую-то рваную синусоиду.

– Ну, допустим, Иван Христофорович, я подумаю.

– Подумайте, Константин Андреевич, непременно подумайте, – воодушевился директор спорткомплекса. – Приезжайте в любое время: можете в пятницу, можете в субботу… Даже не знаю, что еще могу для вас сделать…

Неприятный субъект укатился колобком, а Максимов задумчиво созерцал закрытую дверь. Интере-есное предложение.

– И он еще думает, – презрительно фыркнула из приемной Любочка. – А нечего тут думать, Константин Андреевич. Быстро руки в ноги, ноги в лыжи – и развлекаться! Уж переживем без вас одну пятницу. Можете и понедельник прихватить.

– А я гадаю, почему он такой загадочный! – воскликнул Вернер, когда вся компания к завершению рабочего дня почтила начальника присутствием. Екатерина, которой не досталось бриллиантов (расхватали), плотоядно сверкала глазками.

– Молчи, Екатерина, – рявкнул Максимов. – Я вижу тебя насквозь.

– Ты много теряешь, если видишь меня насквозь, – съехидничала Екатерина.

– А мы? – обиделся Олежка Лохматов. – Мы тоже любим отдыхать и кататься на лыжах.

– А на нас рассчитано не было, – отрубил Вернер. – Только Константин Андреевич как самый достойный представитель агентства. Других нет. Совесть нации, гордость участкового.

– Интеллигент, – добавила Екатерина.

– А, в сущности, не так уж плохо, – сообразил Вернер. – Подумаешь, сибирский Куршевель. Хоть завтрашний день проведем как белые люди. Есть повод произвести подъем-переворот стакана, коллеги.

– Конечно, – фыркнула Екатерина. – Спокойно обойдемся без него. Подумаешь, цаца какая. Давай, Константин Андреевич, дуй. Каждый модный пацан должен отметиться на горном курорте – иначе он не модный пацан.

– Ура, товарищи, – сообразил Олежка.

– И не забудь, что на ближайшие дни синоптики обещают лютый холод, – напомнил Вернер. – Не больно-то уютно будет на лыжне.

– А что ему холод, – фыркнула Екатерина. – Отлично знаю этого нехорошего человека. Ему лыжи – что микробам пенициллин. А в доме тепло. Лишний повод проявить интерес к окружающей половой действительности.

А ведь и в самом деле – о грядущих сибирских морозах Максимов как-то запамятовал.