Криминальные гастроли

– Да что ты, Артем Васильевич! Разве мы торопимся?! – возражал ему будущий владелец «Славяны». – Ты же понимаешь, что по срокам центр будет готов только к зиме, и то если лето будет не дождливое. Ты ведь сам строитель и знаешь, что осадка фундамента – дело долгое и займет не один день. Место-то какое… По идее, здесь и строить-то ничего нельзя. Тут ученые хотели какие-то раскопки проводить. Многим отказали, да и я еле уговорил, вернее, подмаслил нужных людей, чтобы выбить этот участок под строительство! Так что чтобы успешно двигаться дальше, нужно обязательно освятить фундамент. А уж потом, когда строительство закончим, еще раз освятим. Уж на что, а на это у меня денег хватит!

– Ну, дело твое, – с сомнением произнес Веселуха и почесал подбородок. – Мой брат – отец Викентий, конечно же, приедет, когда нужно, и проведет ритуал, как и положено, по канону. Но я все равно бы не торопился. Вдруг все-таки фундамент не приживется на такой нетвердой почве и стройку придется переносить в другое место? Зачем тогда его и освящать?

– Так на то я тебя и нанял, Артем Васильевич, что доверяю тебе, как себе самому, – рассмеялся Большов. – А брату твоему я еще и на храм пожертвую. Солидную сумму! Чтоб уж точно наш, а вернее, мой, – Анатолий Семенович гордо приподнял подбородок, – центр с Божьего благословения простоял не один год. Есть такая примета, Артем Васильевич – как фундамент поставишь, так и дом стоять будет, – хохотнул своей шутке будущий владелец гипермаркета.

Веселуха только головой покачал.

– Ладно, – сказал он. – Я с братом поговорю, а потом скажу тебе день и час, когда он сможет провести ритуал. У него ведь все на месяц вперед расписано. Ну а ты как думал! Прямо нарасхват нынче услуги-то. А меня дня четыре в городе не будет. Я в Питер уеду. Там у меня еще один объект возводится, так что и его проконтролировать надо. Телефон своего брата я тебе сегодня вечером скину. Мало ли, вдруг понадобится.

– Вот и ладненько, вот и договорились, – потер руки Большов. – Только уж побыстрее бы. А то ведь дальше надо двигаться.

– Двигаться будем, когда цемент по нормативу затвердеет, – усмехнулся Артем Васильевич и, не прощаясь с заказчиком, отправился к рабочим переговорить по одному ему ведомым строительным делам.

Большов же отправился в банк, чтобы снять наличные, предназначенные для оплаты услуг священника и для пожертвования на строительство новой часовни. «Выведу со счета сразу пятьсот тысяч зеленых, – думал Большов. – Таких денег не то что на часовенку, а на половину храма хватит. Пусть поп порадуется. Только бы вымолил у Бога, чтоб центр мой, пока я жив буду, простоял. А после нас, как сказал один крутой и знаменитый римский патриций, или кто он там был – хоть потоп».

Через два дня в офис к Большову прибыл священник. Как доложила боссу секретарь Мариночка, отец Селиваний прибыл от отца Викентия для освящения строительства.

– Как, уже?! – засуетился Большов. – Эх, Артем Васильевич, Артем Васильевич! – всплеснул Анатолий Семенович руками. – Даже не позвонил и не предупредил меня. У меня и рабочий народ весь разбрелся – кто на другой объект, а кто на выходные… Что ж, давай-ка, Мариша, пригласи его в кабинет и чайку нам организуй.

Мариночка упорхнула, а в кабинет Анатолия Семеновича вошел священник. Правда, солидности в нем не было почти никакой, очень уж он стройно выглядел для степенного батюшки, но и осанистая борода с проседью, и поповское облачение, и крест на нем были очень даже внушительные, а значит, по мнению Большова, и правильные – православные.

– Бог в помощь, – поздоровался отец Селиваний с хозяином кабинета.

– И вам, святой отец, тоже всех благ, – с достоинством королевской особы ответил на приветствие Анатолий Семенович.

– Да какой же я святой? – ласково глядя на Большова, промолвил отец Селиваний. – Я, как и все православные, только слуга Господа нашего, и не достоин по греховности своей при жизни называться святым. А послал меня к вам наш настоятель, отец Викентий. Сам он прихворнул и просил меня заменить его и освятить ваш… объект, как это принято сейчас называть, – смиренно сказал отец Селиваний.

– Очень хорошо! – ответил, улыбаясь, Большов, но потом сделал серьезное лицо и спросил: – Надеюсь, что болезнь отца Викентия не столь серьезна и он скоро выздоровеет?

– На все воля Божья. Мы молимся за нашего брата во Христе и желаем ему в молитвах скорейшего выздоровления, – ответил священник. – Но когда можно приступить к таинству? – поинтересовался он и, несмотря на приглашающий жест Большова и появление Мариночки с чаем, не стал садиться на стул. – У меня сегодня еще два вызова. Один – на отпевание, а второй – на благословение. Поэтому вы уж меня простите нижайше, но чаевничать не стану. Дел много, – развел руками посетитель. – К тому же в машине моя матушка меня ждет, мается на жаре-то. Служки нынче нарасхват, так я ее с собой прихватил, чтоб помощь при служении оказала. Подпевать будет.

– Ну что ж, тогда поедем прямо сейчас, не откладывая. Только вот народу у меня будет на церемонии – вы, я, прораб и сторож стройки. Все рабочие кто где… Не предупредил никто, – посетовал Анатолий Семенович. – Ну, да что уж теперь говорить-то! Поедемте так. Вот только сумочку свою возьму, – Большов отчего-то подмигнул отцу Селиванию и подошел к большому сейфу, стоящему в глубине кабинета.

После проведенного священником действия освящения фундамента стройки Большов подошел к нему и протянул небольшой пластиковый пакет.

– Передайте отцу Викентию с моей благодарностью. Тут и гонорар за услугу, и пожертвования на строительство новой часовенки. Он знает. Мы с ним уже говорили на эту тему – позавчера вечером. От нашего, так сказать, храма, – улыбнулся владелец будущего торгово-развлекательного центра, – вашему. Так что вот… Я думаю, что ваш настоятель и вас не обидит, – наклонил голову Анатолий Семенович. – Будьте здоровы и передайте мои пожелания скорейшего выздоровления отцу Викентию.

– И вас храни Господь за вашу щедрость, – поклонился в ответ отец Селиваний и перекрестился.

Глядя на него, как мог, перекрестился и Большов.

Потом отец Селиваний со своей матушкой – небольшого роста худенькой женщиной в очках в черепаховой оправе и в белом платочке на голове – сели в старенькую «Ниву», на которой они прибыли к Большову, и отбыли.

* * *

Через два дня, так и не дождавшись звонка с благодарностями от отца Викентия, Большов решил позвонить ему сам.

– Здоровы ли вы, отец Викентий? – с осторожностью в голосе осведомился Анатолий Семенович о здоровье батюшки.

– Здоров, здоров, – пробасил в ответ брат управляющего строительной компании Веселухи. – Что-то вы потерялись, благодетель вы наш. Не звоните, не являетесь самолично… Жду-жду от вас приглашения на освящение, а от вас – молчание. Вроде как договаривались в ближайшее же время, а уж четыре дня минуло…

– Как же… – Большов просто-таки опешил от таких слов отца Викентия. – Как же, простите… Вы ведь приболели, по моим сведеньям…

– Да нет, здоров, слава богу! – заверил священнослужитель Большова. – Не знаю, кто уж вам такую весть принес. Так что же? Когда мне подъезжать? У меня сегодня в три часа есть свободное время.

– Как – в три часа? – правый глаз Анатолия Семеновича дернулся в тике. – Вы деньги от меня получили? – Большов решил задать вопрос прямо и без обиняков. – Вы ведь вместо себя отца Селивания послали. Он все таинство, или как там это у вас действо называется, провел. Я ему деньги за услуги хорошие дал и еще пожертвовал на строительство часовенки. Немало пожертвовал. Хватит ли?

– Ничего не понимаю, – испуганно ответил отец Викентий. – Какие деньги? Какой отец Селиваний? Я никого не посылал. Я от вас лично звонка ждал, как и договаривались. Что значит – дали деньги за услуги?

Вопросы отца Викентия так и лились горячей лавой в ухо Большова, и чем больше было этих вопросов, тем сильнее разливался жар по его телу, пока Анатолий Семенович не начал гореть, как в адском пламени. Он уже понял, что его сейчас хватит удар, если он не прекратит поток этих вопросов и не ответит.

– Как так ка-какие деньги?! – не выдержав, заорал он, заикаясь, в трубку. – Я кучу бабла отвалил твоему засланному казачку, а ты спрашиваешь, какие деньги?!

– Не орите так громко, – после долгого молчания ответствовал ему батюшка. – Смирение, сын мой, еще никому не повредило. Здоровее будет не только душа, но и тело. Я повторюсь – я никого не посылал. Да и не знаком мне никакой отец Селиваний. Нет у меня такого священника! По всей видимости, вас, Анатолий Семенович, ввел в заблуждение приспешник сатаны и, обманув вас, прихватил ваши… – Отец Викентий сделал паузу и уточнил: – Наши с вами деньги. Надо бы в полицию заявить, – посоветовал он на прощание и, более не говоря ни слова, отключил связь.

У Большова потемнело в глазах, и он едва не упал. «Так и до инфаркта недалеко, – подумал он, нащупал у себя за спиной кресло и сел в него. – Нужно успокоиться, а потом… А что потом? Потом придется звонить Орлову и спрашивать у него, кто из их ведомства быстро и оперативно сможет разыскать этого попа с моими деньгами…»

– О боже! За что мне все это? – вопросил в пространство Анатолий Семенович.

Впрочем, ответ на этот вопрос он знал. Вот только не нравился ему этот честный ответ. А потому он решил больше не взывать ко Всевышнему понапрасну и, промаявшись еще одну ночь без сна, достал из своего письменного стола записную книжку, чтобы найти в ней номер телефона Петра Николаевича Орлова – генерала Главного управления уголовного розыска России.

6

Подполковник Гуров, находившийся у себя в кабинете на Житной, изнывал от июньской жары и чувствовал себя не лучше мухи, застрявшей в липкой летней паутине. Мысли вяло текли у него в голове, образовываясь в какие-то фразы, но жара не позволяла сосредоточиться на документах, которые уже давно нужно было привести в порядок. Начальство в лице генерала Орлова начинало уже не просто намекать Льву Ивановичу о его служебных обязанностях, а требовать открытым текстом оформить все дела должным образом.

Бумажной работы, в основном бесполезной, у любого оперативника всегда хватает. Нет, конечно же, Лев Иванович понимал, что нужно было хоть как-то оформлять и разные агентурные донесения, и наблюдения, и прочие результаты оперативно-разыскной работы. Но вот выводы… Кому они нужны, его выводы? Все равно следователь будет строить дело не на них, а на фактах, которые он, Гуров, ему раздобудет. Но порядок есть порядок, и хочется тебе эти выводы писать или нет – никто тебя, простого оперативника, не спрашивает, но зато требует, чтобы написаны они были по всей полагающейся им форме. Даже если ты – полковник и «важняк».

Все – и городская духота (от которой не спасал даже настольный вентилятор), и тягучие мысли, и необходимость бумажной работы навевали на полковника скуку и лень. А поэтому Гуров больше сидел и думал о рыбалке, о скором отпуске – о чем угодно, но только не о выводах и агентурных донесениях. Вдруг в кабинет быстрым шагом вошел его напарник и единомышленник Станислав Крячко. Лев Иванович встрепенулся и потянулся, расправляя затекшие от долгого неподвижного сидения плечи, спину и поясницу, и угрюмо ответил на бодрое приветствие друга:

– Как тебе, Станислав Васильевич, удается в любую погоду оставаться бодрым и активным? Я тут с самого утра сижу и никак не могу сосредоточиться и понять, что же я тут такого понаписал в агентурной записке, согласно устному сообщению своего агента Васьки Шмаровоза, а ты ласточкой летаешь в такую жару, и тебе хоть бы что – свеж как роза в майский день.

Крячко рассмеялся и бодро ответил:

– А оттого я и весел, и бодр, Лев Иванович, что не сижу в душном кабинете, а бегаю, как тот верблюд из анекдота. И чем быстрее бегу, тем бодрее ветерок обвивает – мне и хорошо, прохладно.

– Смотри, не замерзни, – с досадой буркнул Гуров. А досадно ему было из-за того, что Крячко легче него переносил и жару летом, и холод зимой. Такой уж у его был организм, у этого гуровского напарника и друга.

– Не кипятись, Гуров, я тебя сейчас утешать буду, – пообещал другу Крячко и сел за свой стол, предварительно бросив на него папку с какими-то бумагами. – Помнишь ли ты, что у моей Наташи в этом месяце день рождения, или от жары у тебя совсем все мысли и память расплавились?

Гуров в задумчивости почесал затылок:

– Вроде бы как Маша мне что-то такое говорила на днях…

– Ну, хоть Маша у тебя пока еще провалами памяти не страдает, – хохотнул Крячко. – А потому уже в следующее воскресенье мы приглашаем вас, уважаемый Лев Иванович, с супругой естественно, к нам на дачку на шашлычок и коньячок, как это принято сейчас говорить.

– Крячко, пить в такую жару коньяк – это значит приблизить себя к инсульту, – наставительным голосом изрек полковник Гуров. – Хотя дачка – это хорошо. Мы вот с Марией все никак не соберемся…

Лев Иванович не договорил, потому что к ним в кабинет словно цунами ворвался оперуполномоченный Центрального района столицы Иван Береговой по прозвищу Умереть – не встать. Прозвища у оперов – дело обычное, и давались они чаще всего или по фамилии оперуполномоченного, или по какой-либо особенности внешности или характера оного. Особенностью Берегового была его привычка вставлять в свою и без того заковыристую речь выражение «умереть – не встать».