
Страшно только в первый раз
Он испытал облегчение. Макс подвез его супругу, но почему-то они решили скрыть от него, недипломированного сыщика, этот факт. Тайное стало явным, хотя и непонятным.
Зацикливаться на этом он не будет – не для того вышел на прогулку. Надо сделать главное – систематизировать полученные данные. Не все фигуранты дела были допрошены: разговор с парой Гридина – Буйкевич еще ожидал своего часа. Петр вынужденно взял тайм-аут, иначе многое могло вылететь из головы. Или превратиться в кашу.
Итак, совершено двойное изощренное убийство с абсолютно непонятным мотивом. Хотя удивительного в этом ничего нет. Если бы мотив лежал на поверхности, найти убийцу было бы намного проще, чем сейчас. Если Петр уверен, что преступление было запланировано, то мотив спрятан так глубоко, что до него не донырнуть даже с аквалангом.
Скорее всего, убийца – один. На это указывает винтик от очков, найденный возле трупа Цитрусова и подошедший к очкам, внезапно появившимся на трупе Ревенчук. Теоретически это могло оказаться случайностью, но Петру в такое стечение обстоятельств почему-то не верилось. Винтик – единственное, что связывало оба убийства. И винтик же являлся самым загадочным элементом во всем преступлении. По крайней мере – для сыщика Фролова.
Если предположить, что убийца – Олеся Пресницкая, она могла случайно потерять винтик, делая смертельную инъекцию Цитрусову, который почему-то не сопротивлялся.
По идее, у нее сразу же должен был отлететь носоупор и возникнуть дискомфорт. Если следовать логике обнаруженных улик, Пресницкая не нашла ничего другого, как вернуться в комнату Инги и водрузить свои очки ей на нос…
Вздор! Бред! Следовало искать другое объяснение.
Но ничего другого Петр придумать не мог.
Истоки преступления надо было искать в том, что случилось на таком же празднике год назад. Многое прояснило бы видео, снятое тогда Сбитневым, но кто-то выкрал из комнаты уролога ноутбук. А вместе с ним и флешку с записью прошлогоднего праздника, как утверждает Энтони.
Кстати, похитителем мог запросто оказаться и Цитрус, пока был живым. Но в это верилось с трудом. Видео, скорее всего, проливало свет на мотив убийства, а это невыгодно именно убийце, но никак не жертве.
Пионерская атрибутика – галстуки, значки, несостоявшийся салют – все это, конечно, шокировало, но мало чем могло помочь следствию. Особенно – на первых порах. В этом явно проступал душок психического отклонения, но психиатров на турбазе не было, а время для раскрытия преступления катастрофически таяло.
Петр не был уверен, что поступил правильно, прихватив очки с винтиком и книжку с собой, тем самым лишив официальное следствие столь необходимых в деле улик. За подобную самодеятельность его по головке не погладят. Конечно, если узнают об этом…
Кстати, о книжке… Элла до сих пор не вспомнила, кому ее вчера дала почитать.
Перевернутая реальность
Лесная дорога вывела его к другой – асфальтированной, идущей в город. Стало быть, Лунегов знал этот отворот к турбазе «Макарьево». Зачем патологоанатому был нужен подобный вираж? Почему бы не приехать, как все, по асфальту?
Петр обругал себя последними словами за то, что опять отвлекся от основной линии умозаключений, сосредоточившись на линии Элла – Лунегов. Он не должен зацикливаться на банальностях, не должен давать себя втянуть в рефлексию ревности. У него есть дела поважнее.
Повернув в «Макарьево», он постарался сосредоточиться на том, о чем еще не думал.
Почему книжка в руке Инги была вверх ногами? Что хотел этим сказать убийца? Что очевидные на первый взгляд факты и версии таковыми не являются? Что реальность перевернута? Истина кроется в какой-нибудь невзрачной мелочи, на которую и не подумаешь?
И зачем что-то подсказывать? Петр не играет в квест, он расследует убийство. Ни много ни мало!
В одном он был уверен: книжка перевернулась в руке мертвой Инги не просто так! Текст на странице фантастически соответствовал ситуации, попадал стопроцентно в цель. Стало быть, и его перевернутость – отнюдь не каприз, не попытка навести тень на плетень в солнечный день.
Еще одна немаловажная деталь: очки на носу Ревенчук появились не сразу, а тогда, когда он поднялся к ней во второй раз. Что это значит? Убийца в первый раз не успел обставить мизансцену должным образом? Кто-то помешал ему? Уж не уролог ли? Он заявился в комнату Инги первым, чтобы вымазать ее зубной пастой. Кстати, где эта зубная паста? Она что, исчезла? Надо спросить Сбитнева при случае!
Получалось, убийце не хватило ночи, и он решил рисковать по-крупному утром, когда они с урологом проснулись и обнаружили трупы?
Или он что-то увидел утром – и появилась необходимость нанесения дополнительных штрихов на картину? Ответить на этот вопрос Петр не мог, как ни пытался вспомнить их с Энтони разговоры.
Петра осенило: а вдруг убийца прятался под той же кроватью, что и он?! Они с Антоном обследовали труп, беседовали, не подозревая, что за ними наблюдают и подслушивают. Убийца все слышал!
Уже подходя к турбазе, он нащупал у себя в кармане тот самый непонятный колпачок, который обнаружила Антонина Ильинична на подоконнике. Хозяйка была уверена, что предмет оставлен кем-то из обитателей турбазы.
Петр повертел в руках вчерашнюю находку. Как она вписывается в реестр уже найденных улик? Принадлежит ли к ним?
И, наконец, последнее: поведение Сбитнева. С чего бы вдруг ему вздумалось мазать зубной пастой Ревенчук под утро? Тоже своеобразная пионерская атрибутика? Взыграло детство в одном месте? До такой степени обидеться и не простить ей вчерашние вегетарианские выпады в его адрес?
И эти постоянные телефонные сигналы… Что за процесс он контролирует? Петр ничего не успел разглядеть на дисплее, уролог выхватил телефон. Где-то ведется съемка? Это, кстати, неплохо вписывается в его имидж оператора…
– Я тебя жду, между прочим, – раздалось у него над ухом, заставив вздрогнуть. – Целых полчаса!
Оказывается, он сам не заметил за рассуждениями, как подошел к крыльцу турбазы, на котором скучал Сбитнев с увесистой сумкой наперевес.
Петр красноречиво вздохнул: делать нечего, рассуждения закончились, пора продолжать следствие, время – на вес золота.
– Я знал, что твоя фраза о досрочном отъезде – не более чем юношеская бравада, – начал издалека он, цепко оглядываясь по сторонам. – Очень рад, что ты остался. Что, появились какие-то новости?
– Появились. Пока ты прохлаждался, Хозяйке позвонили менты, видимо, состоялся серьезный разговор. Накрутили тетке мозги. Она сразу же отыскала где-то двух мужиков, поставила охранять комнаты с трупами. Теперь просто так к ним не попадешь.
– А тебя что, переселили?
– Угу, к Лунегову. В нагрузку, так сказать. Но это не главное. Главное – я обнаружил свой ноут и флешку… – с этими словами уролог погладил сумку, висевшую на плече. – Теперь я его нигде оставлять без присмотра не буду.
– Где ты его обнаружил? Если не секрет.
– Какая разница? Главное – на нем нет записи прошлогоднего праздника, кто-то ее к себе переместил.
От Петра не укрылось, что говорил Энтони об этом без особого сожаления. Словно окурок в дерьмо уронил – не докурить теперь, не посмаковать, но в пачке еще сигарет видимо-невидимо.
– Зато есть флешка, верно? К тому же ты продвинутый пользователь, – невозмутимо заметил Фролов, поднимаясь по ступенькам. – У тебя должно быть облачное хранилище. Ты должен там хранить самые важные файлы.
– Верно мыслишь, – расплылся в улыбке Сбитнев. – Все восстановимо в этой жизни. Если хочешь посмотреть, я готов. Вот только где? Не в комнате же с трупом Цитруса…
– Пошли со мной, – Петр открыл скрипучую дверь. – Я знаю, где такое место. Там нам никто не помешает. Кстати, видео вчерашнего праздника мне также понадобится. С ним проблем не будет?
– Мне понадобится минут пять, не больше.
Антонина Ильинична была не похожа сама на себя, вчерашнюю. Деловая, энергичная, она сновала по пищеблоку, раздавая указания направо и налево. Вместо красного тренировочного костюма на ней сегодня были сиреневая блузка и темно-синяя юбка. Сегодня она была «женщиной в сиреневом».
– Вам сюда нельзя, молодые люди, – растопырив ухоженные пальцы, она выставила вперед руки, словно собиралась сдержать нешуточный натиск. – Завтрак чуть задержится в связи с известными событиями. Где-то в девять приходите…
– Мы к вам по другому поводу, – взяв женщину за локоть, Петр отвел ее в сторону. Понизив голос до шепота и придав ему максимум бархатистости, он произнес практически ей на ухо: – У меня к вам личная просьба. Нет ли у вас отдельного кабинета?
Факт оказания накануне первой врачебной помощи не прошел даром: отношение «женщины в сиреневом» к Фролову стало особенным, отказать ему она не смогла.
Двигаясь за Хозяйкой наверх по лестнице, Петр невольно задержал взгляд на ее чуть полноватых икрах, тотчас отметив про себя, что фигурка женщины, вообще-то, в его вкусе.
– Антонина Ильинична, вы пробу сняли? – поинтересовалась попавшаяся навстречу эффектная блондинка, по которой Петр скользнул взглядом без особого интереса.
– Все в порядке, Светочка, – ответила Хозяйка, не сбавляя шаг. – В журнале расписалась, можете накрывать.
Когда блондинка скрылась из виду, Петр вспомнил, где он слышал этот голос. Ночью в женской половине туалета с Ингой! Относительно того, что все спят как убитые, говорила именно она! Ошибки быть не могло. Значит, это ее должен был ждать в понедельник посыльный лист у медсестры на мужском посту. Только теперь его некому заполнить – доктор Ревенчук убита.
– Это шеф-повар? – поинтересовался Петр, когда они оказались на втором этаже. – Вкусно готовят, отдадим должное.
– Светлана Вакульчик, – проинформировала Хозяйка дежурным тоном. – Она и диетсестра, и шеф-повар в одном лице. Незаменима! Муж, правда, серьезно заболел… Я в подробностях не разбиралась, но в последние дни Света ходит сама не своя. Мужик намного старше ее, чернобылец, здоровье не то, сами понимаете…
– Понимаю, как никто, – кивнул Петр, заходя в номер. Раскинув руки в стороны, он заметил: – Это поистине царский подарок, Антонина Ильинична. Спасибо. Не забуду. Последний вопросик, если вы не против.
– Я вся – внимание.
Петр прикрыл дверь, сделав Сбитневу знак, чтобы тот остался в коридоре. Потом повернулся к Хозяйке:
– Вчера в шестом часу вы говорили с плотником о каком-то сверлении. Упоминали какие-то вешалки в предбаннике.
– Да, стены у нас шлакоблочные, в них пробки плохо держатся, саморезы выпадают. Клиенты жалуются…
– Скажите, вы около пяти точно слышали звук сверления? – уточнил сыщик, косясь на дверь. – Ничего не путаете?
– Точно, ошибиться никак не могла. Должность обязывает следить за временем.
Когда Хозяйка покинула номер, Петр взглянул на часы, потом распахнул дверь перед Сбитневым:
– У нас мало времени, Антон, поторапливайся. Закройся изнутри и никому, кроме Хозяйки и меня, не открывай. Я буду стучать условно, скажем, так: «два – два – один», как в «Пиратах XX века».
– Не смотрел я твоих «Пиратов», – недовольно отреагировал уролог, вытаскивая из сумки ноутбук. – Неизвестно еще, какой тут Интернет. Не факт, что вай-фай имеется.
– Если не будет Интернета, мы посмотрим флешку. Ты прихватил ее с собой?
– Да прихватил, прихватил… – не меняя интонации, пробурчал уролог. – Все какие-то секреты…
– Ты мне тоже не рассказываешь, что за сигналы тебе приходят на сотовый, где обнаружил ноутбук с флешкой опять же… – парировал сыщик перед тем, как покинуть комнату. – Секретов пока хватает. Ладно, работай.
Посыльный лист в преисподнюю
Оказавшись в коридоре, Петр осмотрелся. Возле комнаты с мертвой Ингой скучал на табуретке тот самый пузатый плотник, которого они с Хозяйкой вчера видели незадолго до праздничного вечера.
– Привет, Леонтий, – подошел к нему доктор, отметив, что вчерашнего запаха перегара вроде не наблюдается.
– Привет, коли не шутишь, – тускло отреагировал сидевший, скользнув по Петру взглядом.
– Ты вчера во сколько сверлил? В обед?
– Чо сверлил? – замотал давно нечесаной головой Леонтий. – Ничо я не сверлил… Ты давай… эта… мне зубы-то не заговаривай! Иди куды шел! Тута нельзя задерживаться!
– Гнезда под вешалки в предбаннике сверлил, – продолжал гнуть свое доктор. – Забыл, что ли? Я помню, а ты забыл?
– Может, и сверлил, а тебе-то чо?
В опухших глазах плотника Петр уловил чуть заметный проблеск воспоминания.
– Да так, память твою проверяю, – произнося это, Петр еще раз внимательно осмотрел коридор и как бы невзначай вытащил из кармана тысячную купюру. – Значит, в обед, говоришь? Не тогда, когда мы с Ильиничной к тебе подошли?
Увидев деньги, Леонтий заметно оживился.
– Да, еще голодный, помню, был… Не пообедавши.
– А кто-нибудь, кроме тебя, еще на турбазе мог воспользоваться дрелью? Вчера часиков в пять-шесть вечера. Ты не слышал?
– Не-а… Кто окромя меня? – плотник протянул дрожащую руку к купюре. – Дрель-то одна.
Петр убрал купюру в карман:
– Мне надо туда зайти, – он указал на дверь, которую сторожил Леонтий. – Когда выйду, получишь. Если промолчишь, не растреплешь – потом еще одну. Я ненадолго.
– Договорились, – выдавив из себя решающее слово, плотник закивал так, что Петр испугался: не отвалилась бы у мужика от старания голова.
Оказавшись наедине с трупом Инги, Петр срывающимся голосом произнес:
– Прости, матушка, но больше на всей турбазе я нигде уединиться не могу. Если вправду говорят, что до девятого дня душа человеческая находится где-то рядом, то ты меня наверняка сейчас слышишь.
Он достал из кармана колпачок, подошел к окну, положил таинственный предмет на подоконник. Сделав несколько снимков на сотовый с разных ракурсов, еще раз окинул комнату взглядом.
– Где может быть твой телефон? Вчера ты с ним не расставалась.
Продолжая рассуждать вслух, он подумал, что, услышь его сейчас кто-нибудь, кроме мертвой Инги, запросто сочли бы шизофреником. Ему же, наоборот, почему-то захотелось выговориться.
Спускаясь по лестнице, Петр снова вернулся к мысли о таинственном вечернем сверлении. Сверлить в шестом часу вечера Леонтий никак не мог. Какой же звук дрели тогда слышала Хозяйка?
Антонина Ильинична вчера по причине того, что была в предобморочном состоянии, недооценила информацию, услышанную от Леонтия. А Петру данное несоответствие во времени почему-то не давало покоя. Он не знал, у кого еще спросить, чтобы найти таинственного вечернего сверлильщика.
Как он оказался возле дверей женского туалета? Так, брел, перебирая в голове различные варианты развития событий. Фигура выпорхнувшей из туалета блондинки в полосатом переднике тотчас вернула его в реальность.
– Светлана Вакульчик, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь… Вам чем-то не нравится качество блюд? – скользнув по его лицу равнодушным взглядом, женщина не стала дожидаться ответа на свой вопрос и поспешила прочь.
Поняв, что надо действовать мгновенно, Петр выдал ей вслед, почти не задумываясь:
– Мне не нравится снотворное действие некоторых из них. Например, вчерашнего морса. Да и спиртное тоже обладало усыпляющим эффектом. Я взял на анализ и то, и другое. Думаю, результаты будут интересны не только мне, но и вам.
Конечно, он блефовал, но выбирать способ дознания не приходилось: в любой момент могла нагрянуть полиция, и тогда уже не он, а его стали бы допрашивать. Думать о том, что произойдет тогда, не хотелось. Хотелось действовать сейчас. И наверняка.
Услышав о снотворном, Светлана остановилась в растерянности. По слегка дергающейся щеке женщины он понял, что попал в цель. Эффект внезапности следовало развить и прижать жертву к стенке.
– Что вы… хотите этим сказать? – дрожащим голосом уточнила она. – На что намекаете?
– Это Инга Яковлевна попросила вас, я знаю. Только вот беда, посыльный лист на вашего супруга сейчас некому заполнить. Разве что направление выписать в преисподнюю. Но вас ведь это не устроит?
– Идемте со мной, – кое-как совладав с эмоциями, Вакульчик поманила его рукой. – Здесь нельзя говорить, стены имеют уши. И глаза.
Когда они оказались в пустой женской раздевалке, Светлана упала перед ним на колени и запричитала сквозь слезы, которые хлынули буквально рекой:
– Прошу вас, пожалейте, не губите! Если меня посадят, он погибнет, за ним никто ухаживать не будет… Ведь это не из-за снотворного ее убили, я точно знаю, я уверена… Я не виновата. Мне никак нельзя терять это место.
Петр был шокирован ее реакцией. Какие-то секунды он не знал, как себя вести, потом схватил женщину за плечи:
– Вставайте немедленно, Светлана, никто вас сажать и закладывать не намерен. Мне нужна информация. Вы ее подруга, во всяком случае, заинтересованы, чтобы мы нашли убийцу, так? О чем вы договаривались с Ингой? Что она намеревалась сделать? Какие у нее были планы? Говорите быстро, у нас совсем нет времени.
Вакульчик с трудом поднялась, осознав, что не все так плохо. На то, чтобы прийти в себя, ей потребовалось несколько минут. Петр усадил ее на попавшийся под руку старый табурет.
– Ничего особенного мне она не говорила, – залепетала Светлана, то и дело всхлипывая. – Сказала, надо проучить одного гада. И, чтобы никто не мешал, следует позаботиться об их глубоком сне. Дала таблетки, подробно объяснила, как, в чем и сколько растворять. Если все выполню, как она сказала, никто не пострадает. Она, со своей стороны, поможет с оформлением посыльного листа на МСЭК[5] для мужа. Он у меня чернобылец. Инвалид, проще говоря…
Женщина нервно теребила в руках синее клетчатое полотенце. Петр не заметил, когда она его успела взять, – еще недавно в ее руках ничего не было.
– Про вашего мужа я в курсе. Вспомните, кого именно Инга хотела проучить. За что? Он, этот гад, присутствует сейчас на турбазе? Вы могли бы его узнать?
– Ничего этого я не знаю. Я и не вникала. Когда Инга Яковлевна сказала, что сама оформит посыльный лист, что мне не придется по очередям и поликлиникам ходить, у меня словно гора с плеч свалилась. Я и не интересовалась больше ничем… И так дел полно.
– Еще вопрос, – он оборвал поток ее ненужного красноречия. – Кто еще знал, кроме Инги, что в морсе снотворное?
– Кто-то знал, но я не в курсе. Я точно знаю, что у нее были сообщники. Она постоянно с ними созванивалась, что-то без конца согласовывала. Но с кем, я не знаю.
– Кстати, – чересчур поспешно поинтересовался Петр, словно рисковал не успеть задать этот вопрос. – А что вы делали ночью с часу до пяти?
– Спала… – пожала плечами Светлана, опустив глаза. – Морс я, конечно, не пила. Но так вчера умаялась за вечер, что только коснулась подушки, сразу выключилась. Вы что, меня подозреваете?
– Кто-нибудь может это подтвердить?
Секундное замешательство, вызванное вопросом, не ускользнуло от сыщика. Женщина справилась с собой, пожала плечами:
– Я за всю ночь только с Ингой Яковлевной и разговаривала, мы с ней встретились в туалете около часа или половины второго… Я не смотрела на часы. Так, перебросились парой фраз.
Петр хотел сказать, что он все слышал, но вовремя одернул себя. Вакульчик явно не была актрисой, и этот факт следовало использовать.
– Вы кого-нибудь видели возле туалета ночью, кроме Инги? Может, в коридоре? Мужчину, например… Вспоминайте, вспоминайте!
Женщина отвела глаза в сторону и, как-то растерянно улыбнувшись, отрицательно покачала головой. Сыщику такая реакция показалась странной.
– Никого не видела. Я только до туалета и обратно.
– Когда Инга планировала осуществить свое… наказание?
– Глубокой ночью. Думаю, часа в два. Когда все будут спать без задних ног. Получилось ли у нее, я не знаю. Но, видимо, что-то пошло не так, как она планировала, раз ее саму убили. И этого, «голубенького»… Такой беспомощный…
– Откуда вы знаете, что Валерий – «голубенький»?
– Я как-то поинтересовалась у Инги Яковлевны, как зовут симпатичного парня, который приехал на байке. Она как зыркнула на меня, говорит, даже не думай, такие, как ты, его не привлекают, он другой ориентации, и он мне, говорит, нужен, не отвлекай его. А я и не думала ничего такого. У меня муж есть, правда…
– Правда, он ничего не может? – закончил Петр ее мысль, не дав договорить. Его начинала тяготить скрытность Светланы. Ситуацию следовало форсировать. – Тяжелое наследство Чернобыля, куда денешься…
– Деться некуда… Когда мы с ним женились, клялись и в горе, и в радости быть вместе. Теперь не на кого пенять… Никто за язык не тянул.
– Но есть, в конце концов, и другие мужчины, – вырвалось у доктора против его воли. – И даже здесь, на турбазе! Так?
Судя по тому, что Вакульчик вся напряглась, наудачу выпущенная стрела попала в цель. Сыщик даже различил каплю пота на ее лбу.
– На что вы намекаете?
Он схватил ее за плечи, прижал к стене и, горячо дыша ей в лицо, начал говорить:
– На то, что такая женщина, как вы, достойна счастья, даже несмотря на данное во время бракосочетания обещание. И Цитрусовым ты не просто так интересовалась, и вообще… Где ты видела его беспомощным? Говори! Он – байкер. Когда он был беспомощным?
– Господи, не губите, прошу вас! – промямлила женщина трясущимися губами. – У меня и так…
– Ты сама себя погубишь, если мне ничего не расскажешь! И возле туалета ты кого-то видела, но он тебе, скорее всего, заплатил. И ты молчишь, не подозревая, что эту тайну можешь… унести в могилу, дура! Ладно, пока оставим все как есть, на первый раз достаточно.
Петр покидал раздевалку в смешанных чувствах. С одной стороны, вроде кое-что узнал. Цитрус зачем-то был Инге нужен, только зачем? С другой – он заставил глубоко несчастную женщину почувствовать себя еще несчастней. И никакой оперативной необходимостью этот подлый поступок не был оправдан.
Что-то помешало ему дожать, узнать, кого столь бесцеремонно выпроводила из туалета Инга ночью. С кем Светлана здесь, на турбазе, изменяет мужу, который вроде уже и не муж… Где она могла видеть Цитруса беспомощным?
Петр знал, почему не смог этого сделать, что в последний миг остановило его.
Вакульчик была в его вкусе. Пробудь они на таком расстоянии еще несколько секунд, и неизвестно, кто бы кем овладел. Она затрепетала под его вероломством, она ждала, почти жаждала его грубости. Ее кодовый замок открывался именно так! Фролов мог бы открыть его и получить все.
Но – только ценой собственного грехопадения.
И кто бы тогда продолжил распутывать преступление?
Не Петр – точно!
От дальнейших рассуждений его отвлек легкий тычок по ребрам. Удар бывшей супруги был скорее щекотным, чем болезненным.
– Как идет следствие? – поинтересовалась она, собираясь повторить удар. – Кто на подозрении? Убийца один или их несколько?
– До окончания следствия подобная информация не разглашается! – категорично заявил он, защищаясь жестким блоком.
– Ты бы хоть задание мне какое дал. А то завтрак задерживается, слоняюсь тут без дела. Покидать турбазу нельзя до приезда опергруппы.
Петр хмыкнул:
– Дельное предложение. Надо оперативно взять пробы вчерашнего морса, пива, вообще всех напитков.
– Они наверняка вылили все. Они ведь не лохи!
– Вот ты и проверь. Поговори с Антониной Ильиничной, пусть она проведет тебя, все покажет. Скажи, что ты – от меня, что я тебе дал задание.
– А если серьезно?
– Ты вспомнила, кому вчера дала почитать сборник Буйкевича?
– Увы, – Элла развела руками. – Возможно, и не вспомню уже.
Отвлекающий ракурс
Через пару минут он остановился возле номера, в котором уже побывал вчера. Это был номер влюбленных – Стаса Буйкевича и Анжелы Гридиной – Ковбоя и Монро. Поэта и его Музы.
Петр вспомнил, как жадно девушка вчера пила минералку из бутылки. Выходит, она знала, что морс «заряжен» снотворным, и решила утолить жажду другим способом.
Она что, была в команде Инги? Или поднималась наверх совсем за другим, а появление Петра нарушило ее планы? А попить – это так, мимолетное желание? То, что она планировала и чему Фролов помешал, она сделала в другой раз, не в этот. Как это выяснить?
Сыщик вспомнил подсмотренный вчера случайно диалог двух взглядов на расстоянии – Цитруса и Монро. Они так жестикулировали друг другу, что, не знай Петр всей подноготной, наверняка подумал бы, что они – муж и жена. Однако супругами они не являлись, насколько Фролов был в курсе. Более того, до этого праздника друг друга вообще не знали и не общались. Что же тогда означает вся эта жестикуляция?
Петр уверенно постучал в дверь. Никакой реакции не последовало. Он уже собрался постучать вторично, как вдруг щелкнул замок, и в коридор выскользнула зевающая Анжела.
– Вы тоже пришли разборки чинить? – забыв напрочь о приветствиях, в лоб спросила Монро. – Как Лунегов недавно? Неужели не ясно, что нас со Стасом лучше не беспокоить?

