Плюшки Московские. Жизнь из окон моих глаз

По дороге домой встретил Бивня и Сыпра, завершив исторический для меня день прозаическим глотком пива.

Один рассказ Владимира Георгиевича мы с Сандрой Лекс, подругой с Прозы, записали как аудиокнигу. На форуме сайта srkn.ru я оставлял ссылку на трек, который размещен на realmusic.ru. До того, как оставить ссылу, я поинтересовался у мэтра, не против ли он использования его текста для создания аудио. По ряду признаков убедился, что ответил мне сам Владимир Георгиевич; на форуме он обозначил себя ником Писатель. В частности, он уверил, что абсолютно не против любительских аудиоверсий своих рассказов: он слышал сделанные кем-то, и они ему понравились. Стал ли он слушать, в конце концов, наше творение, я не знаю.

Пелевина не только никогда в жизни не видел, но даже нигде с ним не общался – врать не буду. Зато одна моя бывшая знакомая довольно долго с ним поговорила (насколько это возможно за одну встречу). Как же ее звали? Настенька, вроде так. С пьяной Настей еще более пьяный Михеев познакомился, естественно, в «Релаксе». Был у меня такой период (с 2004-го по 2008-ой; примерно в тот же отрезок времени, ближе к пятому году, я начал отращивать волосы, без лишнего веса которых сам себя уже и не представляю). В тот период мой брат (ныне бас-гитара у ЛеРы) Саша «Лысый» (прозвали в штуку, так как некогда он был единственным из парней на всё Коптево, кто носил длинные волосы) лабал в группе «Отражение», а где-то с весны 2005-го – в «Лире». Как правило, по субботним ночам я приходил бесплатно на эти party – поддержать брата, послушать музло (выступления групп плавно перетекали в метал- и готик-дискотеку, но иногда кто-нибудь играл на сцене уже под утро), побухать и познакомиться с девушками. Количество знакомств было астрономическим, но при этом все они без исключения оставались платоническими или в лучшем случае на уровне поцелуев в разные места. Последний вариант, впрочем, тоже имел место лишь в паре-тройке случаев и считался мной заметным достижением. Брат, сволочь, трахал всех подряд в гримерке или вез к нам домой и не парился. Было слегка завидно и немного обидно. В «Релаксе» не везло из-за того, что, кроме моей внешности, девушки мало что могли оценить по достоинству. Причиной тому служила моя на тот момент бедность честного пролетарского филолога. Внешность также заставляла ждать лучших времен: хаер мой был еще коротким. Плюс всё усугублял тот факт, что хозяин волос каждый раз оказывался чересчур скромным. То ли дело дамы, с которыми знакомился по Интернету и особенно на Прозе.ру! Но я опять забегаю вперед.

С Настей мы пьяно танцевали; особенно весело было крутиться, взявшись за руки, полностью их выпрямив и смотря прямо в глаза друг другу. Потом целовались. Про танцы в своей жизни я не могу не сказать отдельно. В «Релаксе» приглашение дамы на танец рассматривалось мной как прекрасный способ знакомства, когда на часах уже три или четыре ночи, и под «химовскую» тягомотину про «Join Me In Death» танец через объятия перетекал в поцелуи, за которыми следовал иногда вопрос: «А как тебя зовут?» Впрочем вопрос этот не был обязательным.

Танец с уже знакомой девушкой – совсем другое дело. Многое тут зависит от взаимной симпатии с позиции отношения полов, но в любом случае это всегда возможность уединиться и спокойно побеседовать. Вот помню случай, как танцевали с Ниной-рок-н-ролл под слабую балладу какой-то группы (какой – хоть убей, не вспомню), игравшей «в живую». Я параллельно прочитал подруге свой последний стих, закончив чтение одновременно с последними аккордами выступавших. Когда мы прервали танец, Нина стала аплодировать, а потом сказала, что хлопает исключительно мне.

Куда большее, поистине магическое значение имел для меня танец в период, когда я отдыхал в летних пионерских лагерях – конец восьмидесятых и самое начало девяностых. В последовавшие годы я тоже отдыхал летом, но лагеря тогда уже не были пионерскими.

В ранние годы объятия в танце были единственным способом пообщаться с женским телом. С пареньком одиннадцати лет в лагере «Чайка» соглашались танцевать отнюдь не красавицы; это напрягало, но не очень. И если во время кружения на дискотеке, уже не вспомнить кто, подкрадывался сзади и, хихикая, толкал меня на партнершу, я бежал за ним лишь для показухи и престижа. Мой член стоял, чувствуя женскую плоть сквозь одежду, как до?лжно.

Саня, брат, отдыхал там же, но так как он двумя годами младше, то и партнерши для танца у него бывали моложе, причем обычно оказывались еще и красивее моих. К одной из них его как-то приревновали два моих ровесника, и пришли в нашу комнату пи?*дить. Не найдя его, оба кинулись на меня. Я с достоинством сдерживал их натиск до прихода вожатой… Когда та спросила, что здесь происходит, я с ухмылкой от смущения пояснил:

– Ревнуют…

Вообще, лето 93-го года было щедрым на драки, удачно заканчивавшиеся для меня.

Снова я отвлекся, я же про Анастасию вам рассказываю!

Под утро мы с ней из клуба пошли к «Пролетарке». Сам клуб находится в том же здании, что и печально известный Театральный центр, где шел мюзикл «Норд-Ост»; в отличие от Эдуарда Лимонова (его я недавно добавил в друзья в «Контакте» – не знаю, подлинного ли…), я не склонен вешать вину за ту операцию на Путина. Как и Эдуард, я написал в тот страшный год текст «по горячим следам» («Кто в ответе за „Норд-Ост“»): «Кто в ответе за „Норд-Ост“? /Дядя Путин, или тот, /Кто заложников берет?..»

Итак, шли мы, обменивались мобильниками, выясняли взаимную любовь к фантастике (фактом ее симпатии к Вячеславу Рыбакову я был поражен, ибо сам узнал об авторе незадолго до того совершенно случайно, но уже успел полюбить) и договаривались о будущем совместном походе в «Третьяковку».

В Третьяковской галерее она выступила в роли моего экскурсовода, так как училась в «художке» и могла поведать много интересного и познавательного о живописи.

В числе прочего я узнал интересные детали и ее жизни. Будучи родом откуда-то из провинции, она успела много где побывать и насмотреться на мир; одно время ей даже приходилось бомжевать на вокзале. На момент нашего знакомства училась и преподавала как репетитор ребенку богатых родителей. В той местности, откуда она уехала изначально, подростки и более взрослые не знали, куда себя приложить, кроме бухла и драк. Когда война началась, там все мужики только рады были и добровольно в Чечню уезжали.

Поведала она и поучительную, весьма печальную историю об африканской принцессе. В общежитии их института жила учившаяся с ними принцесса. Всё бы ничего, но по неосторожности и плохому знанию местных порядков и обычаев она покидала общагу в темное время суток. Убив ее, маньяк или маньяки измельчили труп до такой степени, что он влез в коробку, которую подбросили администрации вуза.

Декан позже пугала девушек:

– Я одну коробку уже отправила родителям!

Хоть и страшно, но Настя с подругами еле сдерживали смех.

После «Третьяковки» проводил ее до общежития, где-то на Севере за МКАДом. Позже предлагал встречаться. В конце концов получил от нее SMS с признанием: «Извини, но я люблю другого».

А теперь перехожу к сути того, из-за чего завел о ней речь. Как позже Лиза, хорошая подруга теперь и некогда моя любовь, встретит Лимонова, и тот скажет ей «Здравствуйте!» (почему не мне?!), так Настя случайно познакомилась с Пелевиным.

В каком именно городе, по ее словам, это было, я не помню. Помню лишь, что не столица и не Пальмира.

Двое нестарых мужчин выясняли у нее дорогу. Они разговорились. Один собеседник по большей части молчал, зато второй заливался соловьем. Неожиданно он, будто спохватившись, замолчал, потом спросил собеседницу:

– А вы знаете, кто это такой идет с нами рядом?

– Кто? – после небольшой паузы молвила Настенька.

– Да так, Виктор Пелевин, не хрен с горы!

Настя долго не верила, тем более что фото писателя раньше не видела. Но ход беседы ее убедил, и уже она засыпа?ла писателя вопросами о его жизни и творчестве:

– Правда, что вы используете наркотики для вдохновения, когда сочиняете ваши вещи?

– Я?! – Виктор всем видом показал оскорбленное достоинство невинности… – Никогда!

Звучало это, как «я такой мастер и без лишнего стимула». Потом, конечно, он признался, что употреблял всякое в жизни.

Уже в Москве подруга Насти как-то дала ей почитать журнал со словами:

– На, погляди – про твоего тут…

На большой фотографии было запечатлено знакомое уже лицо, и последние сомнения мигом отпали.

Последний раз я видел Настю мельком на презентации очередной книги Марии Семеновой. Точнее сказать, это мы с Евой-Лоттой (писательницей с Прозы.ру и поклонницей Семеновой, положившей один поэтический фрагмент из «Волкодава» на музыку) приезжали на презентацию, а что там делала выходившая еще до начала мероприятия из павильона Настя, я, видимо, уже никогда не узнаю. О встрече Марии с читателями я узнал лишь за день до события, там же на ВВЦ, и об этом предшествовавшем дне я расскажу подробнее в следующей главе.

Собравшиеся фанаты после речи Марии Васильевны и ее ответов на вопросы как зомби тупо просили поставить автограф, и лишь я один отличился. Мария, как я и попросил, следующим образом отметилась на титульном листе «Волкодава» и в моей судьбе:

«Начинающему автору – Алексею Михееву с самыми добрыми пожеланиями!

М. Семёнова

18.03.07».

Глава 3. Опавшие листья Прозы

О Прозе.ру я узнал от Нади «DAFinn/ex-supergoth» Манаевой, знакомой по рок-клубу «Релакс» (кстати, недавно перестроенному). Зная о моей страсти к литературному творчеству, она посоветовала мне зайти на www.proza.ru и почитать там ее сокурсницу Марию, которая публикуется на разных сайтах под никами «Мелисса» и «Фиона Вэйн». Некоторое время я выступал на Прозе исключительно в роли «неизвестного читателя», причем «неизвестного читателя» одного автора – Фионы Вэйн с ее «вампирическим» фэнтези (довольно-таки качественным). Зайдя на сайт в первый раз (до 2007-го года у меня не было «выделенки» от «Корбины», и поэтому приходилось пользоваться расточительными «роловскими» карточками, в чем были и свои плюсы: не нужно было сутками торчать перед монитором) и увидев, что у Фионы более восьмисот читателей, я испытал шок и выпал в осадок от зависти. Это было в марте 2006-го, где-то за неделю до моей днюхи. Родился я, к слову, 24-го марта 82-го года. Начитавшись Фионы Вэйн и не зная ее лично (редкость: интересный мне автор с Прозы и притом москвич, не знакомый мне в реальной жизни сейчас), а также начитавшись про интеллектуальное времяпрепровождение Стругацких с Ариадной Громовой и прочими писателями их времени, я захотел пригласить девушку-автора на свой день рождения. На тот момент Фиона была единственным человеком, занимавшимся литературным творчеством, с кем я мог наладить хоть какой-то контакт. Этому, увы, не суждено было сбыться – я постеснялся ее пригласить. Впоследствии на материале Машиных творений я написал шутовское «Подражание Фионе Вэйн», которым, кажется, все остались довольны.

Прошла пара месяцев, и я, собравшись наконец с духом, разобравшись с интерфейсом и узнав о том, что каждому произведению присваивается на сайте свидетельство о публикации, решился продвигать свое творчество в массы. Разместив «Выход ненависти» и «Скачок в 12 лет» (06.05.06), затем «Сектант и Пети» и «О моем грядущем читателе» (07.05.06), я, как и все начинающие авторы портала, стал ожидать потока рецензий, который должен был хлынуть, как мне тогда казалось, в первый же день. Естественно, я не получил ничего, как и большинство. И тогда я справедливо решил, что стоит начать писать рецензии самому.

Самый первый отзыв я, правда, написал сразу же – впечатления от «Мая» Лисы А. Датированная шестым июня, рецензия получилась задним числом, о чем я тогда и не думал вовсе. Перед тем, как опубликовать свой комментарий, я осознал в душе всё значение момента, ведь уже тогда я предвидел долгие годы сетевого писательства, ознаменованные мириадами рецензий – как написанных, так и полученных. Проникшись торжественностью, я преодолел оторопь и дрожь в ладонях перед лицом Вечности, и начал:

«„Я смахну с лица рукой огорчения слезу,

Буду ждать свою счастливую весну…“, – некогда пел господин Клинских, который ее (весну) уже, к сожалению, не дождется… А вот у нас, хочется верить, всё еще впереди!»

«Спасибо, Алексей)))» – ответила та, чей ник из списка рекомендованных, по-моему, у той же Фионы привлек меня своей «пелевинистичностью».

Мне же никаких рецензий так и не пришло, и тогда я опубликовал «Пляску смерти», чувствуя, что ее-то точно молчанием обойти будет сложновато.

Десятого июня на этот текст мне пришло от Евгения Усовича такое:

«Вот это именно то, что я называю самолюбованием. Когда с таким восторгом смотришь на себя – „гениального“ в зеркало рукописи, то о каком смысле может идти речь?»

Ответ Михеева:

«Во многом вы правы, т.к. вещь писалась давно, и тогда ошибочно казалось, что создается действительно что-то новое. Но всё-таки смысл там тоже есть…